этого.
Потянувшись к верхней полке, Воеводин достал коричневый бидон.
– Настойка из одуванчиков, разных трав. Моя мать была в поселке нашем травницей. Хвори лечила. От ангины до запоров.
– А у меня запор?
– Вдруг поможет.
– Прос… проговориться?
Я взяла граненый стаканчик, куда Воеводин добавил капель шестьдесят настойки.
– Горькая… – запила я ее скорее чаем.
– Погоди, сейчас рецепторы включат защитный механизм, и почувствуешь сладость.
– Это что… аллегория? Что после горечи наступит сладкое время?
Воеводин взглянул на часы:
– Да нет, наступит время выезжать на работу.
– Сегодня вы опоздаете, Семен Михайлович.
Он сел за стол на табуретку, скрестив руки под подбородком:
– Диалог или монолог?
– Диалог. Короткий.
– Слушаю.
– Я знаю.
Вот и весь наш диалог. Сказав это, я замолчала на десять минут.
– Знаю, кто сделал все это.
– Ты про самоубийства?
– Их карты еще в детстве нарисовала Алла, а потом они висели на доске у вас в бюро. У людей не было никакого шанса… мы не знали, кто на них.
– Кира, ты была в Оймяконе. С Камилем Смирновым. То, что вы нашли, забрал Максим Воронцов. Что вы нашли там?
– Это его земля. Его лабиринт. Его сестра. Максим мог забрать все, что хотел.
– Что вы нашли? – повторил Воеводин.
– Косвенные улики. Сплошную аллегорию, Семен Михайлович.
– Косвенные? Но ты сказала, что все поняла.
– Это так красиво, только я ничего не могу доказать. А значит, никого не накажут, Семен Михайлович. Я подозревала всех: Камиля, Максима, Костю, Антона, одержимого смертью Аллы. Даже вас.
– Если ты сидишь здесь, то я больше не под подозрением?
Я улыбнулась:
– Вы такой же, как я. Ну, только ментально здоровый. И я не ненавижу вас.
– Знаю, Кира, знаю. Тебе сложно, я лишь взрослый всезнайка, который научился лгать во спасение.
– Вы ее видели?
– Аллу?
– Почти. Анну. Девушку, что выстрелила в Камиля?
– Видел. Говорил. Она не выдумка. Но я ей не поверил тогда, – посмотрел он то ли на часы, то ли на стрелки, что указывали время. – Чем я могу помочь тебе, Кира?
Сунув руку в карман, я достала смятую фотографию девушки, что выпала из учебника. Я взяла книгу в доме Камиля почитать в самолет.
Глядя на девушку на снимке (и это была не Анна), я спросила Воеводина:
– Он знает правду о ней? Камиль знает?
– Нет, – ответил Воеводин. – Я сам не знал. Узнал, только когда дело закрыли. Фамилия у нее была девичья, а что там было в прошлом у Камиля, пока он не развелся… я не спрашивал.
– Кама-кама-кама-камелия… – пропела я. – Это так красиво, вы разве не видите, Семен Михайлович? Вы не видите красоту этой схемы?
– Я вижу злодеяние, Кира. Манипуляцию и игру социапатки. Но не красоту.
– Нет, Семен Михайлович, это бесподобно. Это же его карта к спасению… – принялась я оправдывать Аллу. – Ей было шесть, когда она начала видеть, кто как умрет, и записывать жизненный путь будущих жертв формулами из мешанины всех наук.
– Почему эти люди?
– Потому что их делом занялась бы я. Алле нужно было время, чтобы мы выросли. Поэтому она перестала рисовать. Она знала, что все случится именно так.
– Зачем тогда карты? Зачем она всех убила?
– Не она.
– Хорошо, не она. Тогда какова роль Аллы?
– Она назвалась именем Яны, притворившись доброй ассистенткой. Я думаю, она не притворялась. Вторая половина Аллы была такой. Она была Яной. Добрая часть пробовала обмануть свою злую половину. Это Яна рисовала карты.
Я наконец-то поняла ее. Настоящую Аллу, пытающуюся спасать, а не убивать. Внутри меня пробуждалась собственная генетическая аномалия Аллы с местоимением «я». Оставалось решить, ее мне слушать или себя? И как взять под контроль?
А главное – хочу ли я ее контролировать? С Аллой в голове я вижу, слышу, понимаю… что-то скрытое от меня обычной. Я понятия не имела, как сделать переносные сани или как сплести из веревок лифт тогда в лабиринте. Это были не мои знания, они просто появились и спасли нас с Камилем.
Воеводин держал в руках снимок девушки, что выпал из учебника Камиля «Психология криминалиста. Первый курс». Он только что отправил срочный запрос пробить ее по базам, но я уже знала ответ.
– Сеть кафе «Вермильон» оформлена на нее? – спросила я ради приличия.
– Так точно, – отложил Воеводин телефон с полученным на почту ответом. – Бывшая жена Камиля Смирнова владеет сетью кафе «Вермильон».
Воеводин опустил фотографию на столешницу. Со снимка на меня смотрела миловидная блондинка. Без косметики ей можно было дать всего восемнадцать, такое ангельское личико было у Марии Зябликовой, той самой девушки, что играла для меня роль Аллы.
Той самой, что жила сейчас вместе с дочкой Леей и когда-то любимым мной журавлем – Костей Серым.
Воеводин вздохнул, оттягивая морщины на лбу:
– Не могу поверить, Кира… я просто не могу.
– Вы должны. Мы единственные, кто расследует убийства на одной только вере.
– Что ты собираешься делать? Ты пришла сюда, потому что у тебя есть план?
– Вы сделаете для меня кое-что?
– Если это не причинит тебе вреда, – ответил он, но я тут же скривила губы. – Кира…
– Так нужно, – сунула я фотографию-закладку обратно в учебник. – Вы сами меня всему научили. Есть только один способ добыть доказательство. Признание. Идеальный вариант, как по учебнику, глава шесть.
– Ту главу, Кира, написал не я…
Глава 21
Паук-Птицеед
Воеводин уговорил меня пару дней передохнуть. Он давил на разумные доводы, что понадобится трезвая голова и заряженное энергией тело; а и то и другое невозможно без отдыха и сна.
Я понимала его с трудом – какой сон и отдых, когда моя голова вот-вот оторвется от шеи и лопнет воздушным шариком, из которого в честь гениальной схемы Алла запустится фейерверк и посыплется конфетти?!
Следующим днем, собираясь в бюро, Воеводин давал последние наставления и ЦУ.
– Этот твой план, Кира… – вытер он платком вспотевший лоб. – У нас с супругой не было детей, а если бы были… если б я своей дочери позволил такое… я бы сам себя арестовал и посадил на пожизненное.
– Быть родителем – пожизненное волнение, самое трудное – уметь отпускать. Свой дочери я бы тоже не позволила такое. Хорошо, что я эгоистка с кодом по МКБ F99-F99 – «неуточненное психическое расстройство». Могу делать что хочу, ничего не уточняя. Разве что одно: он в бюро? – спросила я.
– Да, – ответил Воеводин, – он уже там.
– А она?
– Тоже.
– Тогда едем.
В бюро я шла впереди Воеводина. Не хотела видеть его глаза. Его поддержку,
