перехватывает дыхание.
Он собирается убить Алессандро? Зачем? Ведь он знает, что это вызовет еще большую войну.
На этот раз мы не могли иначе. Лоренцо похитил меня, и я могу объяснить это моему отцу. Вряд ли он знает, насколько Лоренцо опасен и безумен, но даже если знает, он никогда не позволит Хулиганам убить главу одной из семей без последствий.
И хотя я не хочу иметь ничего общего с отцом, мне не всё равно, что Килл может пойти на войну с моей семьей из-за того, что натворил Лоренцо.
И я знаю, что буду чувствовать, если отец решит идти против Килла. Если он попробует, я сама расправлюсь с ним.
Альдо Росси может быть моим отцом, могущественным человеком, на которого я когда-то смотрела с восхищением, но моя преданность уже давно принадлежит другим.
Она принадлежит Хулиганам.
— Возможно, ты знаешь, почему твоему отцу суждено умереть. Возможно, нет. Но знай одно, — Килл наклоняет голову, пристально изучая Лоренцо, и я понимаю, что он делает, я видела, как он делал тоже самое и со мной, множество раз.
Он внимательно смотрит на его выражение лица, на пульсирующую вену на шее, на каждое движение глаз. Килл определяет, что Лоренцо знает, по его реакции, по мимике, как он делал со мной не раз. Сейчас Килл — это машина, а не человек.
— Его смерть будет долгой. Я заставлю его страдать днями.
«Возможно, ты знаешь, почему твоему отцу суждено умереть…», — о чем он говорит?
— Пошел ты, ирландский ублюдок! — орет Лоренцо, рывком хватаясь за что-то за барной стойкой, и когда он выпрямляется, в его руке оказывается пистолет.
Он направляет его на меня.
Всё происходит быстро, но в то же время кажется замедленным. Страх пробирается ко мне, словно паразит, и я готовлюсь к удару, к пуле, которая должна вонзиться в мое тело, выставляя руки, как будто это способно остановить ее.
И в этот момент всё приходит в движение. Все движущиеся части работают вместе в замедленном и одновременно слишком быстром темпе.
Килл делает два больших шага к Лоренцо, одновременно поднимая правую руку. Из-под манжета его рукава выскакивает нож, и он вонзает его под подбородок Лоренцо, как раз в тот момент, когда Лоренцо нажимает на курок.
Я закрываю глаза, а звук выстрела заглушает мои крики.
Затем всё затихает. Или, наоборот, всё кажется слишком громким. В ушах звенит, но я не слышу ничего. Это похоже на странный сон, где одновременно страшно и спокойно в темноте.
Потом я слышу хриплое бульканье — отвратительный звук, который возвращает меня в реальность.
Я жива. Меня не задело. Я приоткрываю глаза, взгляд устремляется на пол, где стоят ботинки Килла в луже крови. Когда я поднимаю взгляд, передо мной открывается полная картина. Нож Кила воткнут в череп Лоренцо снизу, через подбородок. Его тело висит в нескольких дюймах от пола, руки и ноги безжизненно болтаются.
Его последние судорожные вдохи и кровавое бульканье — это лишь рефлексы умирающего тела, а не признак жизни.
Лоренцо Моретти мертв.
Я больше не обручена с этим человеком.
Теперь я связана кровью с тем, кто его убил.
С Киллианом Брэдшоу, Жнецом Хулиганов.
Я ковыляю через комнату, сдерживая боль от глубокого пореза на правой ступне, пока не оказываюсь рядом со своим ножом. Поднимаю его, и перламутровая ручка мерцает под ярким светом над головой. Я переворачиваю его и вижу выгравированное золотом прозвище. Это был подарок от Килла, — его дизайн, но изготовил его Финн. Финн сделал его для меня. В горле поднимается такой ком, что я почти задыхаюсь, но отмахиваюсь от печали, слыша звуки выстрелов и крики где-то вдали.
Вытираю кровь Лоренцо с лезвия об ближайший стул, прячу нож и перевожу взгляд на Килла. Он вытаскивает нож из головы Моретти, позволяя его телу рухнуть на пол, словно мокрое одеяло.
Затем он приседает, вытирает лезвие о штаны Лоренцо, а потом лезет в его карманы. Найдя их пустыми, он переворачивает безжизненное тело и проверяет следующие.
— Что ты ищешь?
— Его телефон, — отвечает он, не колеблясь.
— Зачем тебе его телефон? — спрашиваю, нахмурив брови от любопытства.
Килл встречается со мной взглядом, в котором я вижу колебание и грусть.
— Что? — спрашиваю, когда он вытаскивает телефон из кармана Лоренцо и засовывает его к себе. Затем он встает, его взгляд мягче, но всё еще устремлен на меня.
— Килл, что? Скажи мне.
Он подходит ближе и обвивает рукой мою талию, как только оказывается достаточно близко, чтобы коснуться меня. Затем поднимает меня, крепко обнимая за спину, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, вдыхая мой запах.
— Клубника, — мурлычет он, и мое тело расслабляется от его низкого хриплого баритона. — Ты так хорошо пахнешь, — шепчет он, сжимая меня крепче.
В ответ мои руки обвивают его плечи, и вдруг мне становится безразлично, почему ему понадобился телефон Лоренцо, или что он собирается убить Алессандро, или что он, похоже, что-то скрывает от меня. Я просто благодарна за то, что нахожусь в его объятиях.
Я благодарна за то, что жива и принадлежу ему.
— Мы должны поговорить, ты кое-что должна знать о Моретти, но сейчас нам нужно убраться отсюда.
Он аккуратно опускает меня на пол, и я вздрагиваю от боли, стоя на своих избитых ногах. Килл бросает взгляд вниз, его лицо мрачнеет при виде моего состояния — напоминание о том, через что мне пришлось пройти, чтобы вырваться из плена.
Он подхватывает меня на руки, обхватывая одной рукой под колени, другой поддерживая за спину, после чего заключает меня в объятия.
— Килл, я могу идти сама, — говорю я, пытаясь освободиться.
— Бьянка, твои ноги… — его лицо искажает гнев, глаза сверкают бурей. — …они опухли и истекают кровью. Ты едва держишься. Я тебя понесу.
Он усаживает меня так, что мои ноги обвивают его пояс, а одной рукой поддерживает меня, пока наклоняется, чтобы поднять пистолет. Я крепче сжимаю руки у него на плечах, чтобы не мешать, если ему понадобятся обе руки, затем опускаю голову ему на плечо, чтобы не загораживать обзор.
Килл решительно шагает через дверной проем, держа пистолет наготове, пока мы пробираемся через этот запутанный особняк. Кажется, Моретти строили его как убежище. Место, где можно спрятаться, оставаясь в роскоши во время войны.
Мы поворачиваем за угол, и его тело напрягается, когда он поднимает оружие, рука на моей талии становится тверже.
— Брось его! — кричит он мне в ухо. — Брось гребаное оружие!
Я сильнее обвиваю его шею руками,
