уже обращался к прокурору области и к заместителю прокурора республики, ведавшему кадрами, с просьбой рассмотреть вопрос о дальнейшей работе Бурихона. Они обещали, но не исключено, что противодействие Бурихоновых покровителей помешает принять правильное решение, «Что ж, фельетон наверняка поможет нам и в этом», — подумал Аминджон.
И вот наконец, уже в двенадцатом часу дня, принесли газеты. Прочитав фельетон, Аминджон тут же пригласил к себе секретарей райкома Фомина и Ибодова, председателя райисполкома Нурбабаева и начальника НКВД Курбанова.
— Понимаю, что видеть подобные материалы о своем районе в республиканской печати неприятно и даже обидно и больно. Но сейчас лично я доволен, — сказал Аминджон, когда товарищи прочитали фельетон. Он коротко объяснил им свою позицию и обратился к начальнику НКВД: — Как, Султан Раджабович, достаточно этого обвинения, чтобы избавиться от Бурихона?
— Вполне. Но им теперь займутся центральные органы. К сожалению, пока они не примут решения, руки у нас будут несколько связаны.
— Что значит «несколько»? — подал голос Ибодов.
— Значит, что он будет оставаться на своем посту, — ответил Курбанов.
— Временно, — добавил Фомин и сказал: — Аминджон Рахимович, мы обязаны привлечь его к партийной ответственности. У него и без этого фельетона предостаточно упущений, чтобы спросить, как с коммуниста, по всей строгости Устава.
— Согласен. Надо вытащить его на бюро, — сказал Курбанов.
— Думаю, проинформирует членов бюро товарищ… — начал было Аминджон, но тут зазвонил телефон.
Аминджон поднял трубку и услышал яростно-возбужденный голос Бурихона:
— Меня оклеветали, товарищ Рахимов! Этот гнусный пасквиль! Я этого так не оставлю! Я уезжаю! Еду к прокурору республики, пойду в ЦК!..
— Вас вызывают? — осведомился Аминджон.
— Нет! Я сам! Я сам приму меры!
— Тогда вы никуда не поедете.
— Но я обязан…
— Вы обязаны быть послезавтра, в понедельник, на бюро райкома, — перебил Аминджон.
— На бюро? — Голос Бурихона разом упал. — По какому вопросу?
— По вашему.
Бурихон засопел в трубку, потом сказал:
— Я прокурор и подчиняюсь…
— Вы — коммунист, — вновь перебил Аминджон, — а у нас в партии действует принцип демократического централизма. В понедельник в десять ноль-ноль вы обязаны явиться в райком.
— Хорошо, — произнес Бурихон сдавленным голосом.
Повесив трубку, Аминджон вернулся к прерванному разговору и сказал, что, по его мнению, с информацией должен выступить начальник НКВД Курбанов, которому в качестве члена бюро поручалось изучить некоторые аспекты работы районного прокурора. Он предложил пригласить и заслушать и председателя суда Латипова, у которого накопилось немало претензий к прокуратуре.
— Не будет возражений? — спросил он и, услышав ответ, сказал: — Тогда все. Займемся своими делами.
В приемной ждала, когда он освободится, председатель колхоза «По ленинскому пути» Нодира Хакимова. Но Аминджон пригласил ее в кабинет не сразу: хотел хотя бы несколько минут побыть один, остыть, привести в порядок мысли и чувства, тем более что разговор с тетушкой Нодирой предстоял не из легких, тоже прямой и нелицеприятный.
Аминджон подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу… На улице властвовала уже не пепельно-серая, а темная, почти черная мгла. Деревья за окном и все строения едва проглядывались, и редкие машины проезжали с зажженными фарами. В лучах их света было отчетливо видно, как все сыпались и сыпались белые хлопья мокрого снега. Аминджон невольно взглянул на часы: да, до вечера еще далеко, темноту принесла непогода.
С нее, с этой слякотной мерзостной погоды, и начался разговор с тетушкой Нодирой. Аминджон посетовал, что погода помешала успешному завершению сельхозработ. Тетушка Нодира согласно кивнула головой, и тогда он спросил:
— Разве вашему колхозу помешало только это?
— Одно к одному, — вздохнула тетушка Нодира и начала перечислять, загибая пальцы: — Во-первых, погода, во-вторых, не хватило рабочих рук…
— Вы сами виноваты! Решили управиться собственными силами, целый месяц отказывались от помощи горожан, а теперь утверждаете, что не хватило рабочих рук. Слабое оправдание!
— Я не оправдываюсь, — возразила тетушка Нодира, и Аминджон, расхаживавший по кабинету, круто повернулся и остановился возле нее. — Да, мы переоценили свои силы. Две бригады вообще отказались от помощников, и правление поверило их заверениям, я — первая. Но дело не только в этом. Причин много, самых разных. Над ними и ломаю голову.
— Ну, давайте ломать вместе, для того и приглашал, — сказал Аминджон. — Причин действительно много, но значительная их часть, самая существенная, связана не с землей, не с погодой и не с урожаем. Это причины, которые появились из-за нашей с вами инертности и, если хотите, настоящей бездеятельности.
Тетушка Нодира промолчала. До сих пор никто не упрекал ее в инертности, не говорил в глаза, что колхоз отстает из-за нее. Колхоз всегда ставили в пример, он перевыполнял планы, вытягивал обязательства. Нынешняя осечка — первая за все годы ее хозяйствования. Она, разумеется, виновата, и спрос с нее немалый, она примет любое наказание как должное, но в наказаниях ли дело? Выговор подобен кнуту — подстегивает. Но сперва надо разобраться, что привело человека к промашкам. «Если колхоз не справился с обязательствами и не выполнил плана по некоторым показателям главным образом из-за меня, то не выговаривать нужно, а гнать как негодную хозяйку в шею. Но почему только из-за меня?» — думала тетушка Нодира, облокотившись левой рукой о край стола и приложив ладонь к пылающему лбу.
Аминджон уселся напротив. Он подосадовал на себя за резкость тона: «Говорю, как с Бурихоном, черт бы его побрал!» — и, угадав, что тетушка Нодира целиком и полностью относит упрек к себе, счел необходимым уточнить:
— Нашей с вами вины, не только вашей. Есть и моя.
Тетушка Нодира молча, лишь взглядом, спросила: «А ваша вина в чем?» Но Аминджон опять заговорил о колхозе.
— Дело в том, что у вас в колхозе не из одного воротника тянут голову, каждый смотрит в свою сторону. Партийно-комсомольская ячейка фактически бездействует, ее работа пущена на самотек. Да, Сангинов часто болеет, сердце у него никудышное, знаю, что нуждается в отдыхе и серьезном лечении, но ведь каждый коммунист, каждый комсомолец, а не только руководители должны проявлять высокую сознательность и активность. У вас же многие из них пассивны, отличаются, простите за сильное слово, от обывателей лишь тем, что носят в карманах партийный или комсомольский билеты. Ослабление роли коммунистов — это, несомненно, главная причина вашей неудачи. А вторая — в запущенности идеологической, политико-воспитательной работы. Недруги и все, кому выгодно, ловко пользуются этими двумя важнейшими обстоятельствами и перетягивают людей на свою сторону, играя на их слабостях. Возродились, а в некоторых случаях и усилились предрассудки, оживилась религиозная пропаганда, многие совершают намазы, держат уразу[43] — и фактически
