библиотеки самого кесаря!
— Ты в этом уверен? — Звездочёт усмехнулся.
— Конечно! Она содержит такие сокровища, которые тебе и не снились, в ней хранятся манускрипты из Александрии, сочинения древних мудрецов и современных учёных.
— Неужели ты думаешь, если бы я не отчаялся найти ключ к познанию мира в книгах, я бы вёз в град моих единоверцев, славный не только шелками, но и рукописями, состав, способный эти рукописи уничтожить! — отозвался Гершом, и Анастасий услышал в его голосе скрывавшуюся за насмешкой горечь разочарования и усталость. — По большей части всё, что написано в книгах, это пустая болтовня, придуманная затем, чтобы морочить головы невеждам, — тем же тоном продолжал Звездочет. — А те немногие крупицы истины, затерянные среди этого хлама, не стоят того, чтобы за них обрекать на гибель народ моих отцов.
— Но истина — это Бог! — вскричал спафарий, и Анастасий содрогнулся от омерзения: этот слизняк еще смеет произносить имя Господне.
Словно для того, чтобы подчеркнуть кощунственность только что прозвучавших слов, спафарий Дионисий заговорил о том, чего Анастасий ожидал и чего опасался:
— В качестве платы за твой секрет я готов передать в ваши руки знакомого тебе изменника Анастасия вместе с его сестрой и командой.
Гершом, похоже, тоже ожидал этого предложения, но не для того, чтобы принять, а затем, чтобы хорошо посмеяться:
— В этом нет необходимости, — ответил он, и в его голос вернулись злорадство и задор. — С критянином и его людьми мы и сами разберёмся. Сегодня ночью к берегу Самура подошли присягнувшие кагану на верность огузы, и твоим спутникам, прежде, чем удастся настичь нашу ладью, придётся сначала держать разговор с ними! Если тебе больше нечего мне предложить, позволь пожелать тебе спокойной ночи, её остаток ты проведёшь в трюме нашей ладьи, а затем мы продолжим разговор насчёт греческого огня.
Когда за возмущенно вопящим спафарием затворилась тяжелая дверь, ведущая в помещение для пленных, и затихли шаги стражи, Анастасий, опорожнивший в последний из бочонков остатки воды из обоих бурдюков, осторожно выбрался на палубу и змеей скользнул в реку. На какое-то время он отдал свое тело на волю течения, не прилагая никаких усилий, чтобы держаться на воде, затем выбрался на берег, бесшумно поднявшись по пологому известняковому откосу. Увы, Гершом не соврал: степь на горизонте расцвечивалась огнями огузских костров. И что теперь делать? Вернуться и во что бы то ни стало перерезать Звездочёту глотку или добраться до своих и попытаться хоть что-то предпринять? Первое представлялось ему более разумным. Он знал, что при подобном раскладе сил, а огузов он насчитал не менее тысячи, целое племя с женщинами и скотом, он мало что сумеет изменить, а когда наступит конец, у него вряд ли хватит духу, если к тому времени он вообще останется жив, избавить сестру от плена и мук.
Додумать, как, и предпринять что-либо ему не позволили. Чья-то сильная рука стремительно и бесшумно обняла его шею в удушающем захвате, сдавив сонную артерию. Мысли критянина спутались, ноги обмякли, а меркнущий купол звёздного неба закружился над головой в безумном хороводе.
Долг платежем красен
— Зачем ты его так? Чуть не придушил! А если бы он захлебнулся!
— Да все с ним в порядке. Видишь, в себя приходит. За своё самовольство он ещё не такого заслуживает! Да и тебя, голубушка, видно, батюшка в детстве розгами мало порол.
— У меня теперь есть муж, которому дозволено женщину глупую уму-разуму поучить!
Анастасий открыл глаза. Он увидел смолёный борт новгородской ладьи и соединившуюся в страстном, долгом поцелуе молодую супружескую чету. Пятнистый Малик тыкался лбом в его бок. Александр. Как он не признал? Искандер Барс, который привык всегда поспевать вовремя.
— Ну что, наворопничек, — наконец оторвавшись от жены (уж поучил, так поучил), наклонился к нему воевода. — Много ли разведал?
Анастасий, не обращая внимания на откровенно издевательский тон, хотел поведать про огузов, но язык его пока не слушался.
— Спафария своего херсонского видел? — продолжил расспросы Александр.
Критянин кивнул.
— И как мы его упустили? — сокрушенно покачал головой дядька Нежиловец.
— Как-как, — сердито глянул на него молодой вождь. — Так же, как этого «героя»!
— Огузы! — наконец сумел выговорить Анастасий.
— Вот именно! — сверкнул глазами Александр. — И воинов там около трёх сотен.
— А у тебя? — встревоженно приникла к нему Феофания.
— Моих сотня, и у Аяна три. С огузами-то мы справимся, чай, не в первый раз. Другое дело Ратьша с Гершомом и их порошок. Насчёт Звездочёта не знаю, но Мстиславич пойдет до конца, а мне совсем не хочется братьев на верную гибель посылать.
— О порошке можешь не тревожиться.
Анастасий блаженно улыбался. Услышав о четырёх сотнях ратников, он уже успел вознести благодарственную молитву Небесам.
— Я не просто так в гости к старым знакомым наведывался. И совсем ни к чему было меня душить! — возмущённо возвысил он голос. — Говорить до сих пор больно!
Он поведал о своих похождениях. Дядька Нежиловец только виновато вздыхал, а Феофания в волнении зажимала рот рукой.
— Ловко придумал, — со странным выражением на лице похвалил его Александр. — Теперь надо молить Бога о том, чтобы захватить этого Звездочёта живым.
Когда долгая, богатая событиями ночь наконец отступила, оставив прозрачное покрывало сумрака, словно драгоценной каймой, украшенное у края неба золотисто-розовой полосой рассвета, в степи заревели трубы, и на берег выступили выстроенные в боевой порядок огузы. Как и ожидали Мстиславич и Звездочёт, их преследователи-новгородцы обратились в постыдное бегство. Развернув парус (ветер все еще дул с Общего Сырта), сидя по двое на весле, они гребли не покладая рук, и даже не пытаясь ответить на сыпавшиеся вовсю на палубу огузские стрелы. Ратьша тоже поставил парус и начал разворачивать ладью. Жажда мести пересилила осторожность: ему хотелось самому захватить в полон одурачившего его ромея и его сестру, тем более, что до него дошли слухи, что проворная жёнка воеводы ждет первенца.
— Ну что, клюнули? — поднимая всклокоченную голову от весла, поинтересовался Твердята.
— А то! — хищно улыбнулся в ответ Талец.
— Вы оба, чем болтать, лучше шлемы наденьте! — посоветовал со своего места дядька Нежиловец. — Пристрелят ещё ненароком!
— Ну и жарища! — тяжко вздохнул приехавший вместе с Александром рыжий здоровяк Радонег. Он тоже пожелал сесть на весло. — Потом совсем изойти можно!
— Тебе это только на пользу! Жир лишний сгонишь! — увертываясь от очередной стрелы, отозвался Торгейр. — Печенеги в такой одёже все лето вон ходят и ничего, пока живые!
Говоря про одёжу, он, конечно, имел в виду прошитый войлоком, как печенежский халат, подкольчужник, который вместе с броней
