Потомки еврейских обитателей «идишлэнда» живут сегодня в основном в Америке или в Израиле. Кости миллионов других в изобилии усеивают те места, где в прошлом столетии Гитлер учинил беспрецедентную но своим масштабам массовую бойню. Поистине поразительно, какие неимоверные усилия и средства вложили израильские создатели исторической памяти в увековечение гибели восточноевропейских евреев и какое вопиющее отсутствие интереса было проявлено по отношению к богатейшей (или нищей, в зависимости от точки зрения) культурной жизни, бившей ключом в «идишлэнде», прежде чем он был безжалостно стерт с лица земли. Это не может не навести на грустные мысли о политико-идеологической роли современной историографии.
Чрезвычайная малочисленность социологических, лингвистических и антропологических работ, посвященных повседневной жизни польских и литовских местечек и охватывающих длительные периоды истории, именно новаторских исследований, а не любительских фольклорных игр, равно как и отказ от проведения дорогостоящих археологических проектов в южной России и на Украине, проектов, ставящих своей целью обнаружение останков Хазарии, отнюдь не случайны. Никто не хочет переворачивать камни, из-под которых могут выскочить ядовитые скорпионы, способные нанести непоправимый ущерб столь бережно хранимому имиджу нынешнего «этноса» и его территориальным притязаниям. Создатели национальной истории вовсе не считают своей целью изучение культур минувших эпох. Ее основное предназначение состоит по сей день в конструировании единой идентичности и решении текущих политических задач.
«История имеет дело с книгами, а не с явлениями», — мог бы сказать умный, национально-ориентированный исследователь, всю жизнь корпевший над религиозными, государственными и идеологическими текстами, созданными представителями самых узких элит прошлого. Он был бы полностью прав, если бы речь шла о традиционной историографии. Однако появление исторической антропологии привело к медленному, но неуклонному разрушению упрощенных национальных метанарративов.
Зачастую кажется, что большинство ученых, специализирующихся на «истории еврейского народа», все еще не слышали об этом виде историографии. Беда в том, что углубленное изучение образа жизни и способов коммуникации в еврейских общинах прошлого неизбежно обнажит следующий «недопустимый» факт: по мере того как в процессе исследования мы удаляемся от религиозных догм и продвигаемся в сторону разнообразных повседневных практик, становится все заметнее, что у приверженцев иудаизма в Азии, Северной Африке и Европе никогда не было общего этнографического секулярного знаменателя. Мировое еврейство испокон веков представляло собой влиятельную религиозную культуру, правда, состоявшую из различных течений. Но оно никогда не было скитающейся и отчужденной «нацией».
***
Немалая ирония заключается в том факте, что мужчины и женщины, принявшие иудаизм, жили на территории между Волгой и Доном задолго до того, как в этих местах появились русские и украинцы, точно так же как иудейские прозелиты Галлии жили там еще до вторжения франкских племен. Аналогичная ситуация имела место и в Северной Африке, где принятие пунийцами иудаизма предшествовало арабским завоеваниям, или на Иберийском полуострове, где иудейские религия и культура процветали задолго до Реконкисты. Вопреки мифам, некогда созданным христианскими юдофобами и воспринятым современными антисемитами, по лабиринтам истории никогда не скитался «проклятый народ-этнос», изгнанный из Святой земли за убийство Божьего сына и ставший непрошенным гостем среди других «народов».
Иудейский монотеизм объединил в разные времена, до и после начала новой эры, множество культурно-языковых групп - от потомков прозелитов, обитавших на просторах Средиземноморья и в царстве Адиабена, до отпрысков химьяритов, берберов и хазар. Все эти социумы сформировались в удаленных друг от друга географических областях и шли различными историческими путями. Многие из них покинули лоно иудаизма, другие же, напротив, настойчиво хранили приверженность этой религии и, несмотря на многочисленные потрясения и невзгоды, пронесли свою веру вплоть до Нового времени.
Безвозвратно ли утеряна химьяритская, берберская и хазарская история? Насколько вероятно появление новой историографии, способной вернуть этих древних иудеев, преданных забвению «потомками», в реальную историю, сделать их легитимной частью коллективной памяти?
Формирование нового комплекса знаний всегда напрямую связано с национальной идеологией, в эпоху которой он зарождается. Осознание истории, выходящее за рамки нарратива, возникшего на начальных этапах становления нации, может найти отклик в социуме, лишь если оно перестает восприниматься как таящее угрозу. Когда нынешняя коллективная идентичность становится само собой разумеющейся, обретает твердую почву под ногами и перестает цепляться в страхе за мифическое прошлое, чтобы сохранить равновесие, когда идентичность перестает быть самоцелью и становится точкой отсчета — лишь тогда в историографии наступает кардинальный перелом.
Допускает ли проводящаяся в Израиле в начале XXI века политика идентичностей возникновение новых исторических парадигм в изучении происхождения и истории различных иудейских общин? Мне трудно дать однозначный ответ на этот вопрос.
Блеск и нищета — политика формирования идентичности в Израиле
Государство Израиль... приложит все усилия к развитию страны на благо всех ее жителей. Оно будет зиждиться на принципах свободы, справедливости и мира, в соответствии с идеалами еврейских пророков. Оно осуществит полное общественное и политическое равноправие всех своих граждан без различия религии, расы или пола. Оно обеспечит свободу вероисповедания и совести, право пользования родным языком, право на образование и культуру.
Декларация независимости, провозглашение государства Израиль (1948)Партийный список кандидатов не будет допущен к выборам в Кнессет, если его намерения или действия прямым или косвенным образом направлены на:(1)отрицание принципа существования государства Израиль как еврейского государства; (2) отрицание демократического характера государства; (3) подстрекательство к расизму.
Пункт 7-а Основного закона о Кнессете (1985)До того как в Европе начался процесс секуляризации, верующие иудеи сохраняли приверженность религиозной аксиоме, укреплявшей их дух в трудные времена: они были «избранным народом», святой общиной, на которую Бог возложил особую миссию — нести свет «гоям». В то же время они прекрасно знали, что, будучи меньшинством, живущим в тени других конфессий, они находятся во власти тех, кто гораздо сильнее их. Миссионерские устремления, столь характерные для иудейских общин на ранних этапах их существования, со временем почти полностью испарились, в основном из-за желания избежать конфликта с господствующими религиями. За многие сотни лет самосознание упорных приверженцев иудаизма было отравлено наслоениями страхов и сомнений, прежде всего в том, что касалось распространения их веры среди иноплеменников. Это обстоятельство укрепило общинную обособленность иудеев, ставшую со временем их главным отличительным признаком. С другой стороны, непоколебимая вера в идею «живущего обособленно избранного народа» на протяжении всего Средневековья предотвращала массовый отток членов иудейских общин в другие монотеистические конфессии.
Как и другим меньшинствам в периоды жестоких гонений, иудейским религиозным общинам была присуща внутренняя солидарность. В годы затишья раввинистические элиты обменивались информацией относительно характера тех или иных заповедей, различных аспектов религиозной жизни и отправления культовых церемоний. Несмотря на глубочайшие различия между Марракешом и Киевом, между Саной и Лондоном не только в том, что касается секулярных практик, но и в плане религиозных норм, ядро иудаизма оставалось неизменным: раввинистическая приверженность Устной Торе, общность представлений об изгнании и избавлении, религиозная тоска по Святому городу Иерусалиму, откуда должно прийти спасение.
Европейская секуляризация на разных своих этапах привела к ослаблению религиозных структур и подорвала власть раввинов, бывших традиционными интеллектуальными общинными авторитетами. Так же как и другие религиозные, языковые и культурные коллективы, освобождавшиеся от религии еврейские общины были вовлечены в процесс модернизации. Вопреки впечатлению, создающемуся при прочтении трудов сионистских историков и мыслителей, эти общины были далеко не единственным социумом, испытывавшим трудности «ассимиляции» внутри сложившихся к тому времени национальных культур. Хотя саксонские крестьяне, французские торговцы-протестанты и уэльские рабочие в Британии по-разному страдали от быстрых и болезненных изменений, происходивших в окружавшем их мире, их невзгоды ничуть не уступали тем, которые пришлось пережить верующим иудеям. В эту эпоху приходили в упадок и исчезали целые миры. Вживание в новые экономические, политические, языковые и общекультурные конгломераты требовало болезненных уступок, вынуждало поступаться жизненным укладом и обычаями, освященными многолетней традицией.
