Многокамерное орудие LRK 15F58
Глава 3. «Еврейская физика»
6 августа 1945 г. американский бомбардировщик В-29 сбросил ядерную бомбу на японский город Хиросиму. Так началась эра нового оружия. Что касается нацистской Германии, то здесь не удалось до конца войны серьезно продвинуться в создании атомной бомбы, и в этом не в последнюю очередь была «заслуга» Гитлера…
Исследования в области ядерной физики начались в Германии в 1939 г. под кураторством Вермахта. В Германии существовал необходимый научно-технический потенциал и достаточно совершенный математический аппарат для теоретического обоснования возможности лавинообразного деления ядер урана-235. Кроме того, именно немецкие физики-ядерщики, первыми изучив максимум свойств нейтрона при различных энергиях, осознали саму возможность взрыва огромной мощности. При этом подсчеты энергии делящегося атома урана-235 уже в конце 30-х годов убедительно показали, насколько велики энергетические запасы ядерного топлива. Немецкие ученые смогли просчитать даже возможность термоядерной реакции, то есть будущее создание водородной бомбы. Эти предпосылки в сочетании с желанием создания атомного оружия привели к целому ряду экспериментов и практических работ, направленных на непосредственное создание атомного оружия.
В начале 1940 г. был теоретически рассчитан порядок величины массы ядерного заряда, необходимой для успешного осуществления ядерного взрыва, – от 10 до 100 кг (американцы пришли к тем же примерно цифрам лишь в ноябре 1941 г.). На сооруженной к тому времени полупромышленной установке по разделению изотопов урана (установка Клузиуса-Диккеля) начались эксперименты по наработке урана-235. Физик Вернер Гейзенберг проводил необходимые опыты по сооружению первого атомного реактора, командование Вермахта охотно выделяло на проведение научных работ денежных средств и расходных материалов столько, сколько запрашивалось.
Однако в дальнейшем последовали неудачи. Полностью провалился эксперимент с установкой Клузиуса-Диккеля, – несмотря на все усилия немецких физиков по ее модернизации и доработке, до конца года ни одного грамма урана-235 получить на ней так и не удалось. В начале 1941 г. ученые вынуждены были признать, что разделение изотопов урана этим методом невозможно.
Еще одним болезненным ударом стала для немецких ученых неудача с созданием опытной реакторной установки – проекта, который курировал Гейзенберг. Многочисленные попытки «включить» реактор так и не привели к эффективному размножению нейтронов и возникновению цепной реакции.
Наконец, как стало понятно немецким физикам уже ближе к концу войны, грубейшую промашку они допустили и при выборе базовой технологии замедления нейтронов (процесса, необходимого для активации цепной реакции в ядрах урана-235): вместо того чтобы использовать в качестве основного замедлителя недорогой и доступный графит (американцы пошли именно этим путем), ученые Третьего рейха положились на крайне дефицитную тяжелую воду. В принципе все эти проблемы были вполне естественными и могли быть преодолены.
Однако все это происходило в тоталитарном государстве, да еще во время войны, следовательно, успешное завершение исследований зависело от воли военного руководства и диктатора.
Нельзя сказать, что фюрера не интересовала ядерная энергия. Интересовала. Он часто произносил общие фразы о возможности использования энергии атома в военных целях, но в то же время отмалчивался по поводу ближайших перспектив. Он совершенно не разбирался в данной проблеме, чем и объяснялась его неспособность оценить эпохальное значение ядерной физики. Конечно, он пытался понять ее виды на будущее, но не желал глубоко вникать. Тем более что немецкие физики тогда даже не могли гарантировать полный контроль над цепной реакцией.
Гитлер по этому поводу даже в шутку сказал, что ученые слишком оторваны от жизни и ради раскрытия внеземных тайн готовы поджечь земной шар, но он, к счастью, до этого не доживет. Не последнюю роль сыграл нобелевский лауреат немецкий физик Филипп Ленард, который был одним из немногих сторонников нацистов в научной среде. Гитлер глубоко уважал его, а тот, в свою очередь, «объяснил» фюреру, что теория относительности и ядерная физика используются учеными евреями для выколачивания денег из правительства и разложения германского народа. После такого разъяснения, полученного от научного светила, Гитлер называл ядерную физику не иначе как «еврейской физикой»[67].
В силу этого вплоть до 1942 г. атомным проектом никто всерьез не занимался. И только под влиянием неудач на фронте нацистское руководство вспомнило о перспективных видах оружия, которое могло бы повлиять на ход войны. Однако в силу отсутствия технического образования и знаний Гитлер и его окружение не понимали сложности и огромного объема работ, необходимых для успеха в этой области. Т. е. ядерное оружие хотели получить без фундаментальной научной и инженерной подготовки, ограниченными силами и в кратчайшие сроки.
В начале 1942 г. институтам, занимавшимся «Урановым проектом», был разослан циркуляр, в котором говорилось, что «требования, связанные с работами по проекту, в условиях мобилизации и нехватки сырья могут быть оправданными только в том случае, если их удовлетворение принесет желаемый результат в ближайшее время». В апреле уже рейхсмаршал Геринг издал постановление, согласно которому категорически запрещалось проведение всех научно-исследовательских работ, если их результаты не могут быть получены в течение шести месяцев. Денег тоже не хватало. Немецкие физики-ядерщики, в отличие от ракетчиков, были людьми скромными и интеллигентными и просто-напросто стеснялись просить большие средства, льготы и привилегии на проект, в успешном завершении которого они сами не были уверены. Они также не умели должным образом распиарить свою деятельность, в итоге нацистское руководство туманно представляло себе перспективы «Уранового проекта».
Меж тем с апреля 1942 г. право принимать решения по той или иной научно-исследовательской работе было предоставлено только министру вооружений Шпееру, коему фюрер беспрекословно доверял. В июне – накануне операции «Блау» – он прибыл на доклад к Гитлеру, в числе прочих упомянув и «Урановый проект». Причем в списке он стоял под номером «16».
Вскоре в Берлине состоялось совещание с участием Шпеера и его ближайших помощников, на котором снова обсуждался этот вопрос. В итоге принципиального решения о широкой государственной поддержке ядерных исследований принято не было, хотя их и не прикрыли совсем. Вескую лепту внес ученый Вернер Гейзенберг, который заверил присутствовавших, что не следует ожидать появления атомной бомбы через несколько месяцев. Фактически это совещание и предопределило отставание немцев в этой области от союзников, так как те, наоборот, в это же время оказали своему атомному проекту широкую поддержку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
