- Брошу всё и подамся в Иерусалим. Постригусь в монахини на Святой Земле. Коли сарацины ея захватят, смерть приму у Гроба Господня.
Князь поцеловал Евфросинью в бородавчатую щёку:
- Ты великая женщина. Я. горжусь знакомством с тобою.
Гостья повздыхала:
- Ты один из немногих, кто сие может оценить.
3
Выдав дочку за Олега Настасьича, Янка зажила в Болшеве с младшими детьми и полгода провела безмятежно, Галич только по праздникам. Написала весточку брату Чаргобаю в Смоленск, но без приглашения в гости: обострять отношения с Осмомыслом, ставшим её сватом, не хотела. Но нежданно-негаданно Ростислав сам свалился как снег на голову - прискакал тайно, вызвал для секретного разговора. Встреча состоялась в первых числах 1186 года у заброшенной водяной мельницы, поздно вечером.
Сын Берладника выглядел каким-то взъерошенным, похудевшим, злым. От него несло винным перегаром. Неуклюже обнял сестру, ткнулся ледяным носом в её шею. И заговорил торопливо:
- Сделала отлично. Как змея, проползла в дом врага, усыпила бдительность. Галич наш!
- Ты о чём?
- Ярославку отравим. Дочь твоя задавит бастардуса у себя в одрине подушкой.
- Да Господь с тобою! Ты ополоумел, сидючи в Смоленске? Никого травить я не собираюсь. И давить тем боле. А Василий, внук, тоже ведь наследник, - и его зарезать? А прискачет Яков? Всех не перебить.
Он обиделся. Часто задышал:
- Стало быть, отказываешься помочь?
- Чаргобаюшка, дорогой! - ухватила его запястье женщина. - Перестань мечтать о галицком троне. Наше дело проиграно. Ни отец не сумел, ни мы. Видно, не судьба. Надобно смириться, жить, как есть. Я тут в Болшеве горя не знаю, с удовольствием воспитываю детей. И тебе пора завести семью. Глянь-ка - сорок лет! А один, как сыч.
Ростислав ответил:
- Значит, предала. Род Берладника предала. Помять о родителе. Как мы поклялись на его могиле в Се луне - завершить начатое им.
- Обстоятельства против нас. Осмомысл - благодетель мой: дважды приютил - в детстве и теперь.
- «Благодетель»! - фыркнул младший брат. - Нешто не его люди матушку твою погубили?
Женщина вздохнула:
- Да, конечно. Но в ответ на упрямство нашего отца. И считаю, князь передо мной искупил вину.
- Стало быть, простила.
- Получается, так.
- Ну, а я не простил - то, что не позволил мне жениться на Фросе. - Губы плотно сжал. - До сих пор забыть ея не могу. Больше не встречал таких дев… - Головой тряхнул и провёл рукой по плечу сестры: - Янушка, голубушка. Не бросай меня. Никого роднее в жизни не имею. Помоги завоевать Галич.
Та перехватила его ладонь, дружески пожала:
- Я с тобой во всём - только вот не в этом. Родственник отпрянул и сверкнул очами, полными презрения:
- Ну, так прочь, паскуда! Доле не хочу тебя знать.
- Дорогой, не надо…
- Прочь, сказал, с дороги! У меня сестры больше нет! - вспрыгнул на коня и умчался.
Дочь Берладника проводила его грустным взглядом. Прошептала с горечью:
- Бедный, бедный братик. Разве во вражде счастье? В вечной погоне за химерами? Счастье в покое и любви. Я теперь это поняла.
4
Старый Чарг посетил Олега во сне. Правнук никогда не видел прадеда в жизни, но Настасья рассказывала сыну о нём и описывала внешне. Именно таким чародей и явился пред ним - седовласый, седобородый, в белом балахоне, диадеме и с посохом. Отдалённо напоминал одряхлевшего Осмомысла. Оба образа как-то спутались в голове молодого человека.
Чарг проговорил:
- Здравствуй, внуче.
- Здравствуй, деде, - отозвался спящий. - Как там поживает маменька в небесных чертогах? Вы с ней видитесь?
- Ничего, ничего, отдыхает от земных бурь. Кланяется тебе.
- Передай и от меня мой поклон. Отчего она сама не явилась?
- Время не пришло. Я пока один. Дабы предупредить о грядущей опасности.
У Олега от страха застучало сердце:
- Что-нибудь с отцом?
- Верно угадал. Год ему отмерен. Должен завершить начатые дела, и допрежь всего помириться с сыном Володимером, братом твоим старшим.
Помолчав, Настасьич спросил:
- Но коль скоро они помирятся, Володимер и сядет на престол после тятеньки?
- Это главное, что хочу сказать. Что бы ни случилось, не оспаривай трон. Откажись от Галича добровольно. А иначе - смерть.
Княжич огорчился:
- Я мечтал о сём. Думал, что полажу с болярством.
- Не поладишь. Отпрыски казнённых отцом вельмож расквитаются с тобою, если примешь власть.
Молодой человек от растерянности ничего не произносил. Чарг продолжил:
- И не доверяй Зое. Правнук испугался:
- Что ты говоришь?!
- Ведь она тебе тайно изменяет.
- Не могу поверить…
- С гридями Усолом и Перехватом. Ты в Тысменицу на охоту, а она на прелюбодейство.
- Я ея убью!
- Убивать не надо, но имей в виду. И веди себя с нею осторожно. Тот, кто предал единожды, не надёжен и в остальные разы. - Предок посмотрел на него сочувственно. - Будь разумен, внуче. Ходишь на краю бездны. Не сорвись.
Осмомыслов наследник многое хотел ещё расспросить, но проснулся. Было раннее утро. У открытого настежь оконца прыгала какая-то птаха, радостно чирикая.
- Кыш, мерзавка! - крикнул ей Олег.
Та обиженно пискнула и, вспорхнув, улетела. Вспомнив о словах старика, княжич перекрестился. Боязливо пробормотал:
- Тятеньке один год… Зойка изменяет… Верить ли сему?
Верить не хотелось. Он накинул кафтан и отправился в одрину к жене. Женщина спала, разметав по подушке спутанные чёрные волосы. А под простыней колыхалась от мерного дыхания хорошо прорисованная пышная грудь. Муж бесцеремонно отбросил простынку и с каким-то остервенением, дико, по-животному, овладел супругой. Испугавшись, очнувшись, Зоя затрепетала, начала сердиться, гнать его, скулить. А Олег только распалялся, действовал грубее, озлобленней, вроде бы хотел отомстить, продырявить её насквозь. Наконец, поняв бесполезность сопротивления, дочка Янки отдалась ему безучастно-расслабленно. А когда он, закончив, откатился на бок, судорожно прикрылась и пробормотала с укором:
- Нешто любящие мужья поступают так? Ссильничал меня, словно бабу на сеновале. Грех, Олежка, грех!
Он ответил хмуро:
- Лучше бы молчала. Мне известно всё.
- Что? Не разумею.
- Про твою «преданность» любимому мужу.
- Ты меня в чём-то подозреваешь?
- Не подозреваю, а точно знаю.
- Говори.
- Говорить неохота. Я - в Тысменицу, а ты к малолеткам…
- Ложь! - У неё вспыхнуло лицо, и от этого она стала ещё прекрасней. - Плюнь тому в глаза, кто сказал такое!
- Пересохло во рту, и слюны не хватает.
- Хочешь, поклянусь - чем угодно? Жизнью, здоровьем? Чтоб язык отсох! Чтобы громом меня убило!
- Не смеши.
- Я чиста перед тобою и живу во время твоих охот как Христова невеста! - Зоя перекрестилась.
Княжич посмотрел на неё внимательней:
- Мне сказали точно, что ты злодейка.
- Врут! Нарочно! Дабы нас поссорить. - Молодая женщина прильнула к нему, начала гладить, целовать. - Милый мой, единственный. И всегда желанный. Верь мне, я твоя безраздельно. Обожаю. Боготворю!
Он вначале без удовольствия принимал её ласки, не хотел сдаваться, но потом природа взяла своё, плоть восстала, и супруги уже целовались страстно, растворялись друг в друге совершенно и стонали, изнемогая от вожделения… Так Олег пренебрёг одним из советов Чарга. А ведь зря: Зоя в самом деле иногда позволяла себе маленькие вольности. Зная добрый характер мужа, ничего не боялась; чувствовала власть над ним, презирая в душе за его доверчивость. Повторяла мысленно: «Никуда не денется. Захочу - буду вить верёвки». И вила постоянно.
Но второй совет не давал княжичу покоя - об отце и брате. Говорить родителю напрямую, что тому обещано жизни только год, сын, конечно, не стал: побоялся перепугать, смутить. Лишь однажды, помогая ему разбирать накопившиеся дела - жалобы-челобитные, - вроде между прочим сказал:
- Вот родится у Васькиной Феодоры княжич или княжна… Не позвать ли братца Якова на крестины? Всё ж таки его внук… или внучка…
Ярослав обычно относился к упоминаниям об опальном отпрыске с раздражением, доходящим порой до вспышек ярости. Но на этот раз неожиданно встретил предложение младшего наследника с интересом, даже как-то радостно:
- Знаешь, я и сам давеча подумал… Годы мои преклонные, а уйти в могилу, не простив уродца, было бы прискорбно. Ты не сомневайся: данному мною слову изменять не хочу - и ему престола не завещаю. Галич только твой! Но зачем совсем уж упорствовать и гноить несчастного? Хоть какой-никакой, а сын. Дам в кормление, например, Перемышль. Пусть переберётся со своей попадьёй окаянной, коли так случилось… Я ведь тоже разрывался между Ольгой Юрьевной и Настасьей… Эхе-хе, грехи наши тяжкие!.. И коль скоро ты сам поднял этот вопрос, я, пожалуй, пойду навстречу. Нынче же отправлю гонца в Путивль. Как ты думаешь?
