«Буханку» начало ощутимо сносить, несмотря на ничтожную скорость. Девушке показалось, что застонали и задребезжали металлические части кузова.
— Давай сюда, — коротко приказал Олег, указывая на одинокий силуэт высотного дома, темневший справа.
Они начали пробираться в густом молоке пурги, выбирая дорогу среди разломов в дорожном покрытии и смятых автомобильных каркасов.
— Товарищ командир, а куда это мы движемся? — подал голос Боря Мельниченко по кличке Кабанчик, новенький в их звене. — Не заблудились, часом? Дом-то наш, помнится, в другой стороне.
— С тобой забыли посоветоваться, — достаточно мягко осадил его Павел.
— То-то и оно, что забыли, — не унимался толсторожий балбес, наглый, как танк, и похожих габаритов. — А может, стоило?
Он был неприятным типом, а гонор его объяснялся двумя причинами. Во-первых, он был ровесником лейтенанта. Его призвали рядовым после университета прошлой весной, когда государство начало лихорадочно затыкать бреши в обороне, забривая всех, у кого число рук и ног было четным и кто не мог доказать свою принадлежность к женскому полу, а заодно увеличив срок службы аж до двух с половиной лет.
Другая причина состояла в том, что он не знал Павла. Перед ним был не Сергей Борисович, который сразу поставил себя так, что все поняли — качать права перед ним бесполезно, где сядешь, там и слезешь. И даже не его зам, Олег Колесников, здоровый как лось.
Ефремов же был молчуном, себе на уме, и производил впечатление человека, на которого можно надавить. Обманчивое впечатление. Маша знала, что он, флегматичный и сдержанный, умел осадить оппонента и без рукоприкладства — чисто вербально, «базаром» задавив. Но Боря этого не знал. Он не был с ними с самого начала, а прибился вместе с сомнительной ватагой дезертиров.
Как эти бродяги вышли на убежище, загадка из загадок. Зато вопроса «зачем?» не возникает — шкуры свои спасая. То ли им крепко вломили конкуренты, то ли начала косить лучевая, но на третий день они вышли к наружному патрулю с поднятыми руками, а потом, попав к подземному начальству, начали чуть ли не на коленях умолять принять их на любых условиях.
Почти сутки, пока решалась их судьба, новеньких продержали в отгороженном закутке подземного перехода, превращенного в импровизированную КПЗ. Потом заместитель коменданта по безопасности, бывший следователь РУБОПа, пропустил их через сито перекрестного допроса. После него трое, у которых руки были замараны кровью, исчезли бесследно, а остальные получили второй шанс. Десять человек не могли угрожать убежищу, а люди, владеющие оружием и прошедшие суровую школу выживания, были нужны. Хотя бы для замещения убыли — почти каждый день кто-то не возвращался с поисковых операций.
Взяли их с испытательным сроком, от греха подальше раскидав по разным подразделениям. Сергей Борисович прекрасно понимал, что доверять таким надо с оговорками. Если они остались в обреченном городе, то имели на это веские причины. И можно догадаться какие. Демьянов был не настолько наивен, чтобы поверить в сказочку про бедных заблудившихся солдатиков. Скорее всего, они чистили квартиры и магазины, да слишком увлеклись.
Ну и что? Кто теперь без греха? Пусть занимаются тем же, но уже на законных основаниях. Люди, умевшие выживать, были им нужны, каким бы ни был их моральный облик.
— Звездец всему… Это что же, мы ночевать тут будем? — продолжал нудить Мельниченко. — И так лишнего схватили.
— Никто не говорит про ночевать, — попыталась урезонить его Маша. — Переждем час-два и обратно.
— А мы за эти час-два светиться не начнем? — ядовито осведомился Кабанчик.
Разговаривали они вполголоса, но в обязанности командира входит быть в курсе настроения подчиненных и принимать меры.
Молчавший до этого Ефремов повернулся и смерил Бориса тяжелым взглядом, смысл которого был ясен даже сквозь стекла противогаза, но тот продолжал лезть в бутылку:
— Не пойму, неужто кому-то охота «виагру» всю оставшуюся жизнь принимать? Или башку лишнюю отрастить?
— Я тебе сейчас и эту оторву, — негромко, но с металлом в голосе произнес Павел. — А ну хвост прижми, пока я тебя не расстрелял за дезертирство.
— Так я же не бегу, — уже не так дурашливо заметил Борька.
— Побежишь, — пообещал Ефремов, хрустнув пальцами. — Так побежишь, аж пятки засверкают.
Машенька с удовольствием наблюдала, как наглец побледнел и притих. То, что раньше звучало бы как шутка, по нынешним временам выглядело серьезным предупреждением. Она подозревала, что у Кабанчика и так рыльце в пуху. Иначе за что его согнали с теплого места на продскладе и направили в опергруппу поисковиков?
Ему еще повезло. Чернышева считала, что по-хорошему его надо было не к ним отправить, а сразу к стеночке. Всю малину давно пора было перетряхнуть, а то эти крысы прибурели не по-детски. По сравнению с тем, что вытворяли они, ее собственные прегрешения выглядели детской шалостью. Подумаешь, кофе забыла сдать в общий котел. Там у них второй подряд ящик тушенки дематериализуется, не говоря уже о всяких мелочах.
— Раз больше возражений нет, остаемся, — подытожил командир. — Маша, что там у тебя?
— Один и три рентгена в час, — ответила девушка, взглянув на показания радиометра. — Терпимо. Я бы даже сказала, незначительно. Ветерок, видать, сдувает.
— Многовато. Еще один замер сделаешь внутри, там должно быть меньше. Ждем максимум три часа. Если не уляжется, будем прорываться.
Обернувшись через плечо, Чернышева оглядела остальных. В их взглядах она прочла то же беспокойство. Иван и двое молодых солдат, которые раньше работали на погрузке, терпеть не могли бывшего кладовщика, но тоже были обеими руками за возвращение. Опасность сбиться с курса и попасть в аварию пугала их меньше, чем радиация.
Страх облучения стал массовым не сразу. Лучевая болезнь коварна — не считая легкой тошноты, которая начинается через пару часов, а потом проходит, основные симптомы проявляются только через несколько дней. Понадобилось почти две недели и десяток нелепых смертей, чтобы вбить это в голову каждому. Тогда возник страх. Как тут не бояться, когда на твоих глазах товарищи теряют волосы и начинают выблевывать внутренности? У многих страх этот вышел за рамки разумного и превратился в натуральную радиофобию.
Сама Маша, все взвесив, была за то, чтобы переждать ураган. Она надеялась, что и лейтенант не будет потакать ничьим психозам. А то в таком несработанном подразделении дисциплина полетит к черту.
Но тот и не думал показывать слабину.
— Сворачивай вон там, — скомандовал он водителю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
