Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он говорил о чем-то с незнакомыми людьми, потом кто-то предложил ему бренди, и он молился, как не молился еще никогда, призывая на помощь Провидение, предлагая Богу все, чем он обладал, в обмен на живую Мэригольд.
Наконец толпа подалась в сторону, и вынесли первые носилки. Доктор склонился над ними, а две молоденькие медсестры стали тихо перешептываться о чем-то друг с другом. Он подошел и почувствовал, что ноги его безвольно подкашиваются.
На носилках лежала Мэригольд. Мертвая. Ни на лице, ни на одежде крови не было видно. А рука все еще судорожно сжимала одеяло. Он наклонился, поцеловал ее волосы и тихо позвал по имени.
— Убита ударной волной, — сказал врач.
«Скорая помощь» подъехала ближе, и носилки поставили внутрь. Потом он увидел, как врач подходит к следующей жертве. Безразлично проводив его взглядом, он узнал в лежавшей девушку с красным шарфом. Ему показалось, что вся краска с ее шарфа перешла на лицо, вспыхнувшее алым огнем, когда его осветили фонариком.
Девушка открыла глаза и закричала от боли. Он нагнулся, взял ее за руку, и тонкие бледные пальцы крепко сжали его запястье. Она кричала, как ребенок, которому очень больно.
— Она одна осталась в живых, — услышал он чей-то голос.
Потом подождал, пока носилки внесли в машину. Но когда он увидел, что их уже укрепили и задернули занавески, то зачем-то вскочил в салон. Сопровождающие сочувственно улыбнулись ему.
— Все будет в порядке, — сказала медсестра, приняв его, очевидно, за мужа. Все остальное уже не имело для него никакого значения. Он долго ждал в холодном вестибюле больницы, и наконец ему сказали, что она будет жить. Тогда он узнал ее имя и адрес. Из больницы он ушел уже утром. В сером свете зарождающегося дня он заметил необычайно яркую машину молочника. Пора идти домой и ложиться спать. Ему еще надо закончить картину, а день обещает быть солнечным, и света будет достаточно.
Он подошел к набережной и тут только вспомнил, что его дома больше нет, а Мэригольд умерла. У него никого не осталось. И жить теперь больше незачем.
* * *Человек находит себе меблированную комнату, человек покупает необходимые мелочи, сигареты, идет в универмаг и выбирает себе халат и рубашки, потом запасается масляными красками, кистями и холстом. Он делает это с помощью той части разума, которая никогда не страдает ни от каких несчастий. Потому что гораздо легче жить с разбитым сердцем, чем без любимых привычек. И лишь потом, когда он возвращается в свою комнату и разводит в камине огонь, хотя на улице еще очень жарко, когда он остается наедине с собой, — только тогда он как искалеченный и больной зверь начинает зализывать свои раны и прислушивается к голосу опустошенной души.
* * *Друзья не знали, где он поселился. Он переписывался с родителями Мэригольд, но не встречался с ними. Ее похоронили в фамильном склепе на старом лондонском кладбище, где вокруг могил вечно прыгают веселые раскормленные воробьи.
Он много раз пытался нарисовать ее по памяти, но не мог.
Примерно через три месяца после смерти Мэригольд он случайно встретил ту самую чешку на Кингс-роуд. Она по-прежнему носила свой красный шарфик, повязав его на голову. Когда он заговорил с ней, она его не узнала.
Потом они встретились еще раз. Он попросил ее позировать для него, и она согласилась. У нее было очень мало друзей в Англии.
Она снова и снова внимательно слушала его рассказы о том, как погибла Мэригольд. И вскоре стала единственным человеком, которому он мог все рассказать. И она не сердилась на него за то, что он подолгу и так подробно говорил об одном и том же.
Он нарисовал ее в красном шарфе, который контрастно оттенял бледность кожи и удачно гармонировал с ее алыми губами. Время от времени он оставлял кисть и начинал рассказывать о Мэригольд, а потом вновь обращался к холсту и с увлечением трудился.
Работа над портретом заняла целый месяц. На одном из последних сеансов она сказала, что очень устала и ей холодно. Окно было открыто, а огонь в камине совсем погас.
— У меня уже руки, как лед, — сказала она.
Он взял ее руки в свои — совсем как тогда, когда ее вынесли на носилках из-под обломков разрушенного дома. И она обхватила тонкими пальцами его запястья. Он поцеловал ее, и она осталась у него ночевать. Раньше она никого не любила. А теперь стала принадлежать ему и оказалась неожиданно страстной. Больше она к себе не вернулась. Ему нравились ее молчаливость и способность испытывать сильные эмоции. Они жили теперь друг для друга, и через два месяца она объявила, что скоро у них будет ребенок. Ему было приятно и одновременно почему-то немного боязно. Они сразу же поженились, и она перенесла к нему свои вещи: столовое серебро, книги, украшения — все, что успела накопить за время своей эмиграции.
Он не мог ни минуты вынести ее отсутствия и поэтому ходил вместе с ней за покупками, а вечерами брал ее с собой в парк, когда ему хотелось отдохнуть после работы. Когда он рисовал, она сидела на полу у огня, тихая и серьезная. А по ночам, во время бомбежек, он крепко сжимал ее в своих объятиях.
Как-то раз, уже после свадьбы, он опять завел разговор о Мэригольд и показал новой жене ее портреты, которые во время трагедии были как раз в багетной мастерской и поэтому уцелели.
Она посмотрела на них прищуренными глазами и долго еще молчала. Когда же она заговорила опять, ее голос стал неожиданно твердым и резким, хотя и негромким.
— Нельзя жертвовать живыми во имя мертвых, — сказала она. — Теперь у тебя есть я, и скоро будет ребенок. Давай больше не говорить о ней. Она — прошлое. Те, кто умирает, — либо счастливчики, либо глупцы. Но в любом случае им не следует вмешиваться в нашу жизнь. Поэтому все это надо сжечь.
Она осторожно положила рисунки в огонь, и он долго смотрел, как они обугливаются, скручиваются и превращаются в прах.
Для него теперь важно было только одно: чтобы она не умерла во время родов, но об этом он ей никогда не говорил.
Она не умерла, и он много часов провел рядом с ней и видел, как она мучилась и стонала, а он ничем не мог ей помочь, выглядывая из-за спин врача и акушерки.
Но все обошлось, и родилась девочка. Словно гора свалилась с его плеч, и счастье переполнило сердце. Он нежно обнял жену и горячо поблагодарил бога. А она, бледная и изможденная, даже не пыталась ничего сказать, а только улыбнулась, прижалась к нему и обхватила пальцами его запястье.
Они купили малышке старинную дубовую люльку, розовую подушку и крошечное розовое одеяльце — не больше носового платка. И теперь, отрываясь от холста, он часто поглядывал на маленькое милое личико, улыбающееся во сне. Когда он заканчивал работу, то садился рядом с женой и, обхватив ее за плечи, вместе с ней наблюдал за их крошкой с чувством радости и гордости за себя.
— Я сегодня слышала ужасную вещь, — сказала она как-то вечером, когда они по своему обыкновению сидели вместе на полу у камина. — Вчера разбомбили одно старое кладбище. Бомбы попали прямо в могилы и большинство мертвецов взлетело в воздух. После налета повсюду были сплошные скелеты: на земле, на деревьях, на телеграфных столбах. Наверное, такого кошмара даже сам Данте не смог бы вообразить.
Внутри у него что-то сразу же сжалось, и он почувствовал, как невидимая ледяная рука вцепилась ему в горло.
— Какое кладбище? — еле слышно выговорил он.
Она подняла брови и безразлично пожала плечами.
— Не знаю. Где-то на севере Лондона.
На какую-то долю секунды перед его глазами предстала четкая картина этого ужаса. Он увидел тело Мэригольд, висящее на голых ветвях дерева. Ее некогда такое родное тело, а теперь изуродованное, полусгнившее, чудовищное, но все же еще узнаваемое…
Он содрогнулся и постарался выкинуть из головы это жуткое зрелище.
* * *Это случилось недели через две.
Ему надо было срочно заказать в мастерской раму, а она в это время как раз побежала за покупками, чтобы побыстрее все сделать и не оставлять надолго малышку одну.
Он вернулся первым и, распахнув дверь, увидел у детской кроватки девушку в желтом ситцевом платье. Она молча смотрела на ребенка. Когда он вошел, девушка оглянулась.
— Мэригольд! — в ужасе вскрикнул он.
Шляпки на ней не было. Золотистые волосы мягко спадали на плечи, а лицо было бледным и изможденным.
— Что… что произошло? — Он почти не услышал свой голос.
— Пару недель назад, — мрачно произнесла она, — наше кладбище попало под прямой обстрел. Трупы, скелеты — все было выброшено на поверхность, — Тут она запнулась, — Но я к счастью еще не была мертва… На самом-то деле люди вообще не умирают по-настоящему — Она снова замолчала и ее всю передернуло, — Потом я долго искала тебя. Вот узнала твой адрес и пришла… — Она отчаянным жестом обвела рукой вокруг себя — комнату, малышку в кроватке, цветы в вазе, незаконченный портрет новой жены. — И все это произошло меньше чем через год! — с болью в голосе закончила Мэригольд. Она снова огляделась, в глазах ее светилось отчаяние, и он понял, что она пытается отыскать что-то знакомое, что-нибудь такое, что раньше принадлежало им, ей…
- Похищенная - Стивенс Чеви - Маньяки
- Джек и Джилл - Джеймс Паттерсон - Маньяки
- Джек и Джилл - Паттерсон Джеймс - Маньяки
- Кошки-мышки - Паттерсон Джеймс - Маньяки
- Лик смерти - Коди Макфейден - Маньяки
- Красный ангел - Роксана Лонгстрит - Маньяки
- Четверо слепых мышат - Джеймс Паттерсон - Маньяки
- Я - не серийный убийца - Дэн Уэллс - Маньяки