Я сморщилась, «Кин» с огорчением и очень как-то по-человечески убедительно сказал: «Вас это ни к чему не обязывает, и я могу даже написать вашему жениху объяснение».
Через несколько дней, в воскресенье, мы отправились с «Кином» на машине, как он сказал «на пикник с «Павло». Я заготовила бутерброды с черной икрой, с московской колбасой, кофе и чай в термосах, шоколад, холодную телятину, всякие овощи и фрукты.
Историю «Павло», его жизнь, историю его вербовки я знала по делу, с которым знакомилась в Москве перед отъездом в эту страну.
Поехали далеко, километров за 150 от столицы, свернули с шоссе на лесную дорогу, присмотрели подходящую полянку.
На 102 километре Вы сядете за руль, остановите машину, я выйду и начну копаться в моторе. В 12 часов 20 минут «Павло» должен сесть на скалу возле дороги, вот тогда, проверив обстановку, мы его заберем в машину.
Все получилось так, как наметил «Кин». Он теперь сел за руль, а мы с «Павло» разместились сзади, он сменил шляпу, которую подготовил для него «Кин», надел темные очки – день был яркий, солнечный и здесь каждый, даже сельский, житель пользуется темными очками: и зимой от яркого снега, и летом от солнца.
– Не забудьте называть меня на ты и Борисом, без отчества. Можете называть Боренька, – предупредил меня «Кин», прежде чем принять в машину «Павло».
«Кин» свернул с шоссе на лесную дорогу, присмотрел подходящую поляну и заглушил мотор.
– Ну, хозяйка, расстилай-ка скатерть-самобранку, устроим настоящий пикник. Хорошо бы шашлык приготовить, но здесь костры в лесах не жгут. Чуть заметят дымок – примчатся пожарные…»
Зою Ивановну сослуживцы любили. Не только мужчины, но и женщины. И занимающие высокие должности, и рядовые.
«На работу в органы государственной безопасности я пришла в 1950 году из АРТкома (Главный артиллерийский комитет Советской Армии) по путевке райкома партии, – вспоминала Мария Николаевна Осипова. – До этого я прошла фронт в качестве связистки и закончила войну в звании старшего лейтенанта и тут же демобилизовалась. Работая в АРТкоме, училась на курсах иностранного языка – английский. Путевку на работу в разведку мне давала лично Екатерина Фурцева, которая в то время была секретарем Фрунзенского райкома партии.
Когда я пришла в Комитет информации, который находился в районе ВДНХ, то меня принимал начальник Разведывательного управления Иван Иванович Агаянц. Очень вежливо поинтересовался моими биографическими данными и направил к начальнику, по-моему, второго отдела. Им оказалась… очень красивая и приветливая женщина – Зоя Ивановна Рыбкина. Она объяснила мне, что в настоящее время, к сожалению, нет работы с применением знания иностранного языка, и определила меня секретарем-делопроизводителем отдела.
С Зоей Ивановной я проработала с 1950 по 1953 год, до тех пор пока она не была переведена на работу в Воркуту. Об этой женщине у меня остались самые добрые, самые радостные воспоминания, как о прекрасном руководителе и чутком, внимательном человеке. Приведу несколько примеров.
Буквально на второй день моего прихода в отдел сотрудник отдела по фамилии Зееман поручил мне срочно отпечатать к следующему дню толстую пачку листов, исписанных его мелким, убористым почерком. Я просидела за этой работой всю ночь и не успела сделать ее вовремя. Я, конечно, была очень расстроена и заплакана. Об этом узнала Зоя Ивановна. Вызвала меня к себе, успокоила и сказала, что впредь я должна брать только такую работу, на которой стоит ее резолюция. Кстати, она сама была первоклассной машинисткой. Свои рапорты она всегда писала сама, и без черновика, прямо на машинку.
Помню, в день первой зарплаты Зоя Ивановна вызвала меня в свой кабинет, усадила на стул и, смотря на ведомость по выдаче зарплаты, спросила: «А почему у вас зарплата девятьсот рублей, хотя вы секретарь отдела, а у машинистки тысяча сто рублей?» – «Не знаю, – был мой ответ, – так решили в отделе кадров». Зоя Ивановна тут же позвонила в отдел кадров, жестким тоном повторила заданный мне вопрос, ответила в трубку, что для меня учитывается стаж работы в артиллерийском управлении. Положила трубку. Тут же молча написала на машинке от моего имени рапорт начальнику отдела кадров, наложила свою резолюцию и отдала мне, сказав: «Подпиши и отнеси в отдел кадров».
В 1951 году Зоя Ивановна поинтересовалась – где я намерена провести предстоящий отпуск. Я пожала плечами. Тогда она предложила мне путевку в санаторий «Кавказская ривьера», в Сочи. Я начала отказываться, не объясняя причины моего отказа от путевки в такой шикарный санаторий. А причина состояла в том, что я никогда не была в таких санаториях и к тому времени не имела соответствующей выходной одежды. Зоя Ивановна почувствовала мои колебания, заставила сесть и объявила, что я не выйду из ее кабинета до тех пор, пока не изложу ей причину моего отказа от путевки. Пришлось все ей рассказать, как на исповеди. На какое-то время она задумалась. Потом решительно объявила: «Сделаем так. Как женщина, я тебя очень хорошо понимаю. Поэтому в этом году я выдам тебе единовременное денежное пособие, на которое ты сможешь купить выходные наряды. Но на будущий год ты обязательно поедешь в санаторий». Надо сказать, что сама Зоя Ивановна одевалась строго, но со вкусом. Предпочитала темные, неброские тона одежды.
Уже в 1980-е годы, когда Зоя Ивановна сломала шейку бедра и находилась на лечении в ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии), я посетила ее в больнице. Она была очень приветлива и, несмотря на болезнь, постоянно шутила. И рассказала, как она своей шуткой напугала лечащего врача, не понявшего ее юмора. Палата, в которой лежала Зоя Ивановна, была на трех человек и без телефона. А рядом, в соседней палате, находился артист Р. Я. Плятт, которого Зоя Ивановна хорошо знала. При очередном посещении врача она попросила, ссылаясь на необходимость иметь телефон, перевести ее в палату к Ростиславу Яновичу, тем более что они давно дружны и вдвоем им будет значительно интереснее. Врач принял шутку всерьез. «Как же так?! Ведь мы не помещаем вместе в одну палату мужчин и женщин!» На что Зоя Ивановна ответила: «Мы уже потеряли свой пол, к тому же не можем двигаться». Только тут все поняли, что больная разыграла врача.
В моей памяти Зоя Ивановна навсегда останется эталоном доброты, житейской мудрости и женской красоты».
Вернемся еще раз к воспоминаниям Зои Васильевны Зарубиной.
«Воскресенскую Зою Ивановну я знаю очень хорошо, хотя видела ее редко. Она с мужем Борисом Аркадьевичем Рыбкиным посещала моего отца. Это была очень красивая и очень добрая женщина. Узнала я ее ближе, как мать, когда она приходила в школу радистов, в которой учился ее сын Владимир и мой названый брат (сын Эйтингона) тоже Владимир. Она была всегда очень общительная, в то же время подчеркнуто выдержанная, с умными, говорящими глазами, хотя тогда я была молода и еще не умела читать по глазам. Такому доброму, терпеливому отношению к детям нас учила ее мать Александра Дмитриевна Воскресенская.
