— К чему… это? Хотя черный цвет тебе идет.
Я пожала плечами.
— Мне стало скучно.
На губах Вэньчжи заиграла улыбка.
— Ты скучала по мне сегодня?
Я подавила желание огрызнуться. Резкие слова подарили бы минутное удовлетворение, но свели бы на нет все усилия попасть сюда. Поэтому я вздернула подбородок и вызывающе посмотрела на Вэньчжи.
— Даже если так, я не стала бы признаваться в этом.
— Зачем ты пришла, Синъинь? — напрямик спросил он.
— Мне нужны ответы, — так же открыто сказала я. — Ты забрал жемчужины. Лук Нефритового дракона. И я больше тебе не нужна. Так зачем ты держишь меня здесь?
Несколько секунд он молчал, словно пытался решить, что сказать.
— Разве это не очевидно? Мои чувства к тебе остались прежними.
Мне казалось, что во мне осталось лишь презрение к нему, но этого признания оказалось достаточно, чтобы что-то всколыхнулось в душе. «Слабачка», — отругала я себя. Несмотря на ласковые слова Вэньчжи, я никогда не забуду тех ужасных вещей, что он совершил. Вэньчжи утверждал, будто заботился обо мне, но затем лишил всего, что имело для меня значение. И если так он выражал свою любовь, то мне она не нужна.
Я опустила глаза в пол, стараясь выглядеть смущенной. Неуверенной. Нерешительной.
— То, что ты говорил… про нас. Про наше будущее. Про маму. Ты все еще так считаешь?
Вэньчжи склонился ближе ко мне, отчего прядь его волос коснулась моей щеки.
— Ты больше не злишься на меня? — Голос принца звучал нежно, но взгляд оставался настороженным и оценивающим.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Я злилась. Безумно злилась. Разве могло быть иначе после всего, что ты сделал? — Подняв голову, я встретилась с ним взглядом. — Но ты был прав. Свобода мамы важнее всего. Чтобы добиться ее, я вступила в Небесную армию, тренировалась и сражалась все эти годы. А еще есть… — Я замолчала, надеясь, что он поймет намек.
И посчитает, что жар, опаливший щеки, вызвало желание, а не чувство стыда.
— Ты сказал, что поможешь мне ее освободить. Но как? — допытывалась я, делая вид, будто проверяю его, чтобы принц не почуял подвоха.
Вряд ли Вэньчжи ожидает, что находящийся в невыгодном положении противник пойдет в атаку, а не займет глухую оборону. Подобное кажется опрометчивым шагом, скорее, даже глупым. Но мне уже нечего было терять.
— Как только Небесная империя падет, что непременно случится, ведь с нами драконы, для нас не останется ничего невозможного. — Его голос звучал сдержанно, хотя глаза сияли поразительно ярко.
Я заставила себя кивнуть, хотя внутри все бурлило, оттого что он считал драконов своей собственностью. Хотя они на такое не соглашались. И даже могут умереть, если Вэньчжи их принудит. Да и говорил он так, словно завтра отправлялся на честную битву, а не планировал напасть из засады на воинов, с которыми раньше сражался бок о бок. Я спрятала отвращение за ласковой улыбкой.
— Обещаешь? — Как же меня коробило, что я позволяла ему помахать перед моим носом тем, чего мне хотелось больше всего на свете.
И что до сих пор оставалось вне пределов моей досягаемости.
Он медленно моргнул, словно не верил своим ушам. Его сообразительность всегда оставалась на высоте.
— А ты готова разорвать все связи с Небесной империей? — спросил Вэньчжи вместо ответа, пытаясь выискать малейшую трещинку в моем самообладании.
Он говорил о Ливее? Я старательно изобразила безразличие.
— Небесная империя ничего для меня не значит. Император приговорил маму к заключению. А императрица всегда относилась ко мне со злобой и презрением. Что же касается их сына… — Я слегка добавила дразнящих ноток в голос. — Ты все еще ревнуешь меня к нему? Однажды он причинил мне сильную боль. И после этого я отправилась к нему на помощь лишь потому, что надеялась на его заступничество, когда все узнают про маму.
Ливей ведь и сам так решил. Вэньчжи, скорее всего, тоже в это поверит, ведь у него совершенно отсутствовала совесть.
Я шагнула к нему так близко, что подолы наших халатов коснулись друг друга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я сделала свой выбор еще до того, как мы отправились на поиски драконов. И злость, бурлившая во мне в последние дни, никак не повлияла на него, хоть ты… солгал и предал мое доверие. — Я откинула голову и постаралась, чтобы голос звучал тише и с нотками обещания. — Ох, я еще не простила тебя. На это потребуется некоторое время. И все будет зависеть от…
— От чего? — нетерпеливо спросил он.
— От того, сможешь ли ты загладить свою вину.
Скрестив руки на груди, Вэньчжи пристально посмотрел на меня. Я знала этот взгляд. Принц обдумывал и взвешивал каждое сказанное мной слово, пытаясь определить, стоит ли мне верить. Вспоминал ли он, как холодно мы вели себя с Ливеем в Царстве смертных? И обещание, которое я давала ему самому на крыше?
А ведь люди не врут, лучшая ложь — та, что пропитана правдой.
Наконец Вэньчжи опустил руки и слегка расслабился.
— Останься со мной, и обещаю, мы освободим твою мать, как только одолеем Небесную империю. Твоя семья станет и моей.
Он произнес эти слова так серьезно, словно говорил правду. Еще несколько дней назад они обрадовали бы меня, а сейчас от них начинало тошнить. Но при этом зародилась надежда, что Вэньчжи поверил в мою ложь. А значит, у меня появился шанс.
— Я не отстану от тебя, пока ты не выполнишь обещание, — растягивая каждое слово, сказала я.
Он поднял руку и прижал к моей щеке, а его глаза засияли серебром. Я вдруг вспомнила, как Вэньчжи сжимал меня в объятиях в деревне смертных, как я жаждала его прикосновений и не хотела, чтобы он останавливался. Этого же он ждал от меня и сейчас. Но я знала, что не сумею переступить через себя и поцеловать его. Я не настолько хороша в притворстве.
— Не выпить ли нам чего-нибудь? Чтобы отпраздновать? — предложила я.
— Как пожелаешь.
Он опустил руку и громко позвал служанку, которая спустя несколько секунд вошла в комнату и почтительно поклонилась.
— Принеси вино из цветов османтуса, — вспомнив мой любимый сорт, приказал Вэньчжи.
Вот только сейчас оно мне не подходило. Требовалось что-то покрепче, чтобы скрыть горечь звездных лилий. Я коснулась пальцами прохладной кожи принца, старательно пряча отвращение.
— Сегодня мне хочется чего-нибудь другого. Может, выпьем сливового вина?
Вэньчжи кивнул, и служанка, поклонившись в знак почтения, быстро вышла. Как только двери за ней закрылись, принц сделал шаг ко мне. Намерения явно читались в его глазах. А я спешно обвела взглядом комнату в поисках чего-нибудь — чего угодно, — что бы могло отвлечь Вэньчжи. На низком столике в углу лежал гуцинь — красивый инструмент из красного дерева, покрытого лаком и инкрустированного перламутром.
— Ты играешь? — спросила я.
И лишний раз подумала, как мало о нем знаю.
— Немного.
— Обычно те, кто говорит «немного», подразумевают «много и часто». Так ты умеешь играть на гуцине?
— Немного, — с улыбкой ответил он.
Вэньчжи взял инструмент и сосредоточенно наморщил лоб. Начало мелодии походило на дразнящий, мягкий и сладкий шепот, но дальше ноты звучали то громче, то тише, очаровывая своей гармоничностью. Вэньчжи играл с таким мастерством и страстью, что, несмотря на мое отношение к нему, его музыка тронула меня до глубины души.
Когда последняя нота стихла, я вытерла о юбку ладони, испачканные соком звездных лилий, которые успела выжать в принесенное служанкой вино. Смятые лепестки незаметно опали на пол, а я, взяв фарфоровый кувшин, наполнила чаши вином и протянула одну из них Вэньчжи. Он с улыбкой принял угощение из моих рук, но, поднеся к губам, остановился.
— За грядущие дни, — тут же произнесла я и подняла свою чашу.
Вэньчжи кивком согласился с моим тостом и выпил вино, и на лице его отразилось изумление или, скорее, недоумение. Он удивился вкусу?
— Ты хорошо играешь, — возможно, даже слишком поспешно сказала я в надежде отвлечь его внимание.
