Но теперь она поняла: самое тяжелое испытание для ребенка Афины состояло не в выполнении порученной миссии и не в сражениях насмерть. Им оказалось стратегическое решение отступить, позволить кому-то другому принять на себя основной удар – и особенно оно было трудным оттого, что этот кто-то оказался твоим другом. Ей пришлось принять тот факт, что она не может защитить всех, кто ей дорог. Некоторые проблемы ей не дано решить.
Это было ужасно, неправильно, но у Аннабет не было времени на жалость к себе. Она сморгнула с глаз слезы.
– Перси, Врата! – напомнила она ему.
Створки начали расходиться, впустив внутрь легкий запах… озона? Серы?
Перси изо всех сил налег на свою створку, и щель закрылась. Его глаза сверкали от гнева. Аннабет очень надеялась, что он был зол не на нее, но даже если и так, у нее не было права его винить.
«Если это придает ему сил, – подумала она, – пусть злится».
– Я убью Гею, – пробормотал он. – Я разорву ее на куски голыми руками.
Аннабет кивнула, хотя в голове крутились хвастливые слова Тартара. Его нельзя было убить. Как и Гею. Против такой мощи даже титаны и гиганты оказывались беспомощны. А у полубогов вообще не было ни единого шанса.
Еще ей вспомнилось предупреждение Боба: «Возможно, это будет не последняя жертва, которую вам придется принести, чтобы остановить Гею».
Она нутром чуяла: он был прав.
– Двенадцать минут, – прошептала она. – Всего лишь двенадцать минут.
Она молилась Афине, чтобы Боб смог удержать кнопку «Вверх» нажатой достаточно долго. Она молилась о силе и мудрости. И гадала, что их могло ждать там, наверху, когда лифт достигнет конечной точки.
Если по другую сторону створок не окажется их друзей…
– У нас получится, – сказал Перси. – Должно получиться.
– Ага, – отозвалась Аннабет. – Конечно, получится.
И они под дурацкий музыкальный аккомпанемент продолжали удерживать трясущиеся створки лифта закрытыми, пока где-то под ними титан и гигант жертвовали ради их спасения жизнями.
LXXIII. Хейзел
Хейзел было стыдно за свой срыв.
Когда туннель обрушился, она ударилась в истерику, подобно двухлетнему ребенку. Разгребать завал, отрезавший ее и Лео от остальных, было нельзя: лишняя тряска, и они могли оказаться погребенными. И все же она заколотила кулаками по камням, выкрикивая ругательства, за которые в Академии Святой Агнесс ей бы точно пришлось вымыть рот с мылом.
Лео пораженно уставился на нее, потеряв дар речи.
И опять она вела себя нечестно по отношению к нему.
В последний раз, когда они оказались наедине, девушка погрузила его в свои воспоминания и показала Сэмми, его прапрадеда, первого своего парня. Она взвалила ему на плечи груз эмоций, которые были ему совершенно не нужны, и оставила переваривать их, из-за чего его едва не убил огромный креветомонстр.
И вот они вновь вдвоем, пока целая армия монстров, возможно, убивает их друзей, а она решила включить психа.
– Прости, – Хейзел вытерла лицо.
– Да ничего… – Лео пожал плечами. – Я сам ежедневно устраиваю разборку с парочкой-другой камней.
Девушка с трудом сглотнула.
– Как думаешь, Фрэнк… он…
– Эй! – твердо сказал Лео. – Фрэнк Чжан разберется. Не удивлюсь, если он превратится в кенгуру и устроит там мощный соло-спарринг.
Он помог ей подняться. Паника все еще не желала отступать, но Хейзел понимала: Лео прав. Фрэнк и остальные были далеко не беспомощны. Они найдут способ выжить. Лучшее, что могли они с Лео сделать ради них, – это двигаться дальше.
Она окинула Лео внимательным взглядом. Его волосы отросли и разлохматились, лицо вытянулось, и в целом он уже больше не казался нескладным подростком, скорее одним из этих худеньких эльфов из сказок. Но сильнее всего изменились глаза. Они не останавливались ни на секунду, словно Лео постоянно пытался разглядеть что-то на горизонте.
– Лео, прости меня, – сказала Хейзел.
Он непонимающе поднял бровь.
– Ладно. А за что?
– За… – она беспомощно обвела вокруг рукой. – За все. За то, что приняла тебя за Сэмми, за то, что пудрила тебе мозги… В смысле, я этого не хотела, но…
– Эй! – он сжал ее ладонь, хотя Хейзел не ощутила в этом жесте ни намека на романтическое чувство. – Механизмы создают, чтобы те работали.
– А-а… ты о чем?
– Думаю, вселенная – это тоже своеобразный механизм. Не знаю, кто его создал, мойры, боги, Бог с большой буквы «Б» или еще кто. Но в целом он работает именно так, как задумывалось. Конечно, периодически какие-то детальки ломаются, их приходится менять, но по большей части… у всего происходящего есть свои причины. Как у нашей с тобой встречи.
– Лео Вальдес, – поразилась Хейзел, – да ты философ.
– Едва ли, – хмыкнул он. – Я просто механик. Но, думаю, мой бисабуэло[3] Сэмми знал, что к чему. И он отпустил тебя, Хейзел. Моя же роль заключается в том, чтобы сказать тебе: все хорошо. Вы и Фрэнк – вы вместе, и это здорово. Мы все обязательно все это преодолеем. И я надеюсь, что у вас двоих будет шанс стать счастливыми. Да и вообще, Чжан и шнурки без твоей помощи завязать не может.
– Не преувеличивай! – притворно возмутилась Хейзел, чувствуя, как с сердца падает груз, который она носила в течение нескольких недель.
Лео и правда изменился. Хейзел подумала, что, похоже, у нее появился очень хороший друг.
– Что с тобой случилось, когда тебя не было с нами? – спросила она. – Кого ты встретил?
Лео моргнул.
– Долгая история. Когда-нибудь я расскажу тебе, но пока я все еще жду, что из всего этого выйдет.
– Вселенная – это механизм, – напомнила Хейзел, – а значит, все будет хорошо.
– Надеюсь.
– Конечно, при условии, что речь не идет об одном из твоих механизмов, – добавила Хейзел. – Потому что твои никогда не работают так, как задумывалось.
– Да-да, ха-ха. – В руке Лео вспыхнуло пламя. – Ну что, мисс Подземелье, куда теперь?
Хейзел посмотрела на открывающийся перед ними коридор, уходящий вниз. Где-то в тридцати футах впереди он разделялся на два, совершенно одинаковых на вид прохода, но из левого тянуло холодом.
– Туда, – решила она. – Выглядит наиболее опасным.
– Продано, – кивнул Лео.
И они начали спуск.
* * *
Стоило им достигнуть развилки, как оттуда высунулась хорек Гейл.
Она забралась по Хейзел и, свернувшись вокруг ее шеи, недовольно застрекотала, будто спрашивая: «Вы где были? Опаздываете!»
– Только не эта пукающая ласка, – простонал Лео. – С ее газами и моим огнем в столь узком помещении мы просто взорвемся.
Гейл возмущенно затявкала в ответ.
Хейзел шикнула на обоих. Она чувствовала, туннель, продолжая понижаться, тянулся где-то футов на триста вперед, затем выходил в просторное помещение. А внутри него было что-то… холодное, тяжелое и могущественное. После той пещеры на Аляске, где Гея вынуждала ее пробудить царя гигантов Порфириона, Хейзел никогда не ощущала ничего подобного. Тогда Хейзел удалось разрушить планы Геи, но для этого ей пришлось вызвать обвал, стоивший жизни ей и ее матери. Девушка совсем не горела желанием повторить тот опыт.
– Лео, приготовься, – шепнула она. – Мы уже близко.
– Близко к чему?
По коридору пронесся женский голос:
– Близко ко мне.
По Хейзел ударила такая мощная волна тошноты, что у нее колени подкосились. Мир закружило. Чувство направления, под землей всегда работающее безотказно, отключилось.
Ни она, ни Лео не двигались, но каким-то образом они оказались за три сотни футов от того места, где стояли, прямо на пороге зала.
– Добро пожаловать, – произнес тот же женский голос. – Я с нетерпением ждала этого момента.
Глаза Хейзел забегали по помещению. Женщины нигде не было видно.
Зал напомнил ей пантеон в Риме, вот только здешняя обстановка соответствовала стилю Аида.
Обсидиановые стены были покрыты рисунками с единым мотивом смерти: жертвы чумы, трупы на полях сражений, комнаты пыток со скелетами в железных клетках – и все в сверкающих драгоценных камнях, которые почему-то придавали изображениям еще более жуткий вид.
В пантеоне купол был из каменных плит с вырезанной внутри серией квадратов, но здесь он был сложен из стел – могильных каменных столбов с надписями на древнегреческом. Хейзел задумалась, вдруг под их ногами и правда кто-то покоится вечным сном. С отказавшим чувством подземелья она больше не могла ответить на этот вопрос.
Других проходов она не заметила. В самой верхней точке купола, откуда в Пантеоне били солнечные лучи, блестел круг черного камня, словно лишнее напоминание о том, что из этого места выхода нет – даже вместо неба над головой сплошная темнота.
Взгляд Хейзел переместился в центр зала.
– Так, – пробормотал Лео. – Я вижу дверцы.
В пятидесяти футах от них стояли двери лифта, одна створка – серебряная, другая – железная. С боков проема к огромным крюкам в полу тянулись мощные цепи.
