А пока Клер была женой Дерека, но замужество не изменило ее ни на йоту. Возможно, она стала более надменной, вела себя с большим достоинством, но все это было напускным. Где-то глубоко в душе она крепко зажала себя в кулак и ждала Дэна. И с высока смотрела на его семейство, члены которого уже похоронили его и делили его наследство.
Совсем иначе переносила потерю Дэна его невеста — Джессика; вернее, уже не невеста, но и не вдова. Беда тоже изменила ее. Говорят, время — лучший доктор. Ей твердили об этом ежедневно и так навязчиво, что хотелось зажать уши руками, завизжать и затопать ногами, как маленькая капризная девочка. Но вся беда в том, что у нее не хватало сил даже на слезы. Она выплакала их все и теперь ходила, словно тень. Джессика постепенно угасала на глазах своих родителей. Казалось, ей был безразличен даже ребенок, которого она носила под сердцем. Ей говорили, что она должна пережить эту боль ради ребенка Дэна, чтобы он родился сильным и здоровым, но для нее эти слова были пустым звуком. Ибо собственная жизнь ничего не значила для нее без Дэна. И ребенок, которого она ждала, был лишь болезненным воспоминанием о том, что Дэн никогда его не увидит. Так какой же смысл в жизни, если она стала болью и одиночеством, если любовь, которая, казалось, будет вечной, превратилась в смерть? Какой смысл во всех этих высокопарных и совершенно ненужных словах, которых она услышала за все это время бесконечное множество? Ведь они не вернут ей Дэна, а он ей жизненно необходим! И зачем ей какое бы то ни было утешение, если уже ничто не сможет ее утешить? Дэна нет, и жизни нет. Она умерла вместе с ним. Так почему должен жить его ребенок — сплошное воспоминание, очень похожее на Дэна существо с небесно-голубыми глазами? Почему она сама до сих пор жива и вынуждена выслушивать навязчивые слова соболезнования совершенно чужих людей? И вообще почему она вдруг стала персоной грата? Почему все взоры и все разговоры обращены на нее? Что она такого сделала, что все в одночасье вспомнили все ее грехи: и роман с сенатором, и интрижку с манекенщиком, и то, что до встречи с Дэном, она собиралась замуж за Максвелла Колфилда. А она никогда не хотела стать женой Макса; даже если бы он предложил ей, она долго бы думала, прежде чем дать ответ. До нее дошли слухи, что Максвелл якобы из ревности подстроил эту авиакатастрофу, чуть ли не убил Дэна и теперь вновь предъявляет претензии на Джес. Когда Джессика об этом узнала, у нее от негодования и возмущения волосы встали дыбом. Она и так была слаба, а тут и вовсе слегла на две недели. Ее так лихорадило, что врачи всерьез опасались за жизнь ребенка. Элвира Бичем очень удивилась, узнав причину болезни дочери и однажды, сидя возле нее в больничной палате, не выдержала и сказала:
— Никогда бы не подумала, что ты будешь так переживать из-за репутации Максвелла. Ведь ты практически ненавидела его, когда он вернулся…
— Ненавидела, — глухо подтвердила Джессика и коротко всхлипнула, но тут же усилием воли подавила этот всхлип. — Я ненавидела его за то, что он вернулся живым и здоровым. И еще за то, что мне некого было винить в случившемся. Но нас слишком многое связывает, чтобы я ненавидела его до конца жизни. Тем более уже и жизнь моя кончена.
— Не говори так, родная! В порыве нежности возразила миссис Бичем. — Ты больна и слишком устала.
— Да, я устала, мама, — согласилась Джессика. — Я устала жить. Зачем мне жить, если нет Дэна?
— Джессика, не говори так! — Взмолилась ее мать. — Пройдет время, и рана залечится. От этой любви останутся хорошие воспоминания и твой ребенок. Возможно, ты встретишь другого человека, который полюбит тебя так же сильно, как любил Дэн…
Лучше бы Элвира не говорила об этом, ибо Джессика посмотрела на мать такими ненавидящими глазами, что та откровенно испугалась и подивилась, откуда в слабой и обезумевшей от горя женщине взялось столько ненависти. Конечно, она как мать понимала, что в дочери говорят отчаяние и боль, но все же эта ненависть в дымчато-серых глазах была так реальна, что Элвире стало не по себе.
— Никогда не смей так говорить! — Проговорила Джессика. — Никто, кроме Дэна не будет любить меня так! И я никого не смогу полюбить так, как любила его!
— Дочка, я всего лишь хотела… — Беспомощно начала миссис Бичем.
Их разговор прервали стуком в дверь, и Джес с облегчением сказала:
— Входите…
На пороге появился Джефферсон Уайтхорн с большим букетом цветов.
— Добрый День!..
— Здравствуйте, Джефф! — Приветствовала его Элвира.
— Здравствуйте, Элвира! — Отозвался он и, подойдя к Джессике, склонился над ней. — Как ты себя чувствуешь, Джес?
— Уже лучше, спасибо, — слабо улыбнувшись, ответила женщина.
— Ты меня напугала, — с легкой укоризной проговорил Джефф. — Я принес цветы, чтобы поднять тебе настроение. Конечно, это мелочь, но все же…
— Спасибо.
Джессика вдохнула их аромат, но сладкий запах цветов вызывал тошноту. Она тут же отдала их матери, а та поднялась со стула, чтобы поставить их в вазу. Через пару минут цветы стояли на тумбочке возле кровати и по-прежнему источали свой сладкий аромат. Джес покосилась на них, от всей души желая, чтобы они оказались где-нибудь подальше от нее. И не только цветы. Она вообще мечтала остаться одна, чтобы ее оставили в покое. Ведь побыть наедине со своими мыслями ей сейчас просто необходимо, чтобы решить, как жить дальше — без Дэна. А они — пусть даже родные люди — постоянно напоминали ей об ее горе, без конца говорили глупые, ненужные, болезненные слова, которые саднили рану на сердце. И невозможно было объяснить им, что они причиняют ей боль; они не поняли бы этого и обиделись бы.
— А как вы себя чувствуете, Джефф? — спросила Джессика, хотя, если честно, ей это было абсолютно безразлично, но нужно было как-то поддержать разговор.
— Более или менее хорошо, — уклончиво отозвался Джефф, усаживаясь на стул.
— Я, пожалуй, пойду, Джес, — вмешалась Элвира. — Попозже к тебе зайдет отец. Кстати, Анжелина передавала тебе большой привет.
— Спасибо, мама. Ей тоже от меня большой привет.
— Я пойду. Пока, — произнесла Элвира, целуя дочь в лоб.
— Пока, мама.
Когда дверь за Элвирой закрылась, Джефф заговорил:
— Дорогая моя, я прекрасно понимаю, что мы тебе не нужны сейчас со своими утешениями и соболезнованиями. Поэтому я буду краток. Ты, верно, знаешь, что у меня есть домик в пятнадцати километрах от города?
— Да, я была там, — ответила Джессика. — Дэн возил меня туда пару раз.
— Так вот я подумал, что ты могла бы пожить там, чтобы восстановить силы. Об этом месте знаю только я. Там никто не будет тебя беспокоить.
