— Дуви пошел в воду? — спрашивает Дуви.
— Ага, — кивает Кроха, — это мой самый лучший шарик. А тебе и купальных трусиков не надо, на тебе шерстка.
Дуви сбросил свою нехитрую одежку, скользнул в пруд. И вынырнул, зажав что-то в кулаке.
— Ух, спасибо!
Кроха протянул руку, Дуви осторожно вложил в нее что-то, Кроха сжал руку. И тотчас взвизгнул, отшвырнул подношение.
— Ты гадкий! — закричал он. — Отдай шарик! Это скользкая противная рыба!
Он нагнулся, затеребил Дуви, потянулся к другой его руке. Короткая схватка, всплеск — оба малыша скатились с берега и скрылись под водой.
У Сирины пресеклось дыхание, она подалась вперед, но тут из воды возникла озабоченная рожица Дуви. Он рывками тащил Кроху, Кроха отчаянно отфыркивался, кашлял. Дуви выволок его на траву. Опустился рядом на корточки, гладит Кроху по спине, то горестно посвистывает носом, то виновато лепечет по-линженийски.
Кроха кашляет, трет глаза кулаками.
— Ой-ой! — Он похлопал ладонями по мокрой насквозь майке. — Мама-то как рассердится. Надел все чистое, и все промокло. Дувик, а где мой шарик?
Дуви поднялся и опять пошел к воде. Кроха двинулся следом и вдруг закричал:
— Ой, Дувик, а где рыбка? Бедная, она без воды умрет. У меня одна рыбка гуппи умерла.
— Рыбка? — переспросил Дуви.
— Ну да. — Кроха показал раскрытую ладонь, он пытливо вглядывался в траву. — Скользкая, маленькая, ты мне дал вместо шарика.
Оба принялись шарить в траве, потом Дуви свистнул, с торжеством выкрикнул:
— Рыбка!
И, подхватив находку в сложенные горсти, бросил ее в пруд.
— Вот! — сказал Кроха. — Теперь она не умрет. Смотри, поплыла!
Дуви снова полез в воду и извлек потерянный мраморный шарик.
— А теперь смотри, — сказал Кроха, — я тебя научу их кидать.
Кусты позади поглощенных игрой мальчуганов раздвинулись, и появилась миссис Рози. Улыбнулась детям и вдруг увидела по другую сторону лужайки молчаливую группу взрослых. Широко раскрыла глаза, изумленно засвистала. Мальчики подняли головы, обернулись.
— Папка! — закричал Кроха. — Ты пришел с нами играть?
Раскинув руки, он помчался к Торну, но лишь на каких-нибудь два шага опередил Дувика — тот, радостно свистя, со всех ног бежал к рослому лиловому линженийцу.
Сирина едва не расхохоталась, так похожи в эту минуту были Торн и линжениец — оба старались по-отечески встретить своих отпрысков и притом сохранить подобающее достоинство.
Миссис Рози нерешительно подошла и остановилась подле Сирины. Сирина ее обняла. Кроха повис на шее Торна, изо всех силенок стиснул в объятиях и опять соскользнул наземь.
— Привет, генерал Уоршем! — сказал он, с некоторым опозданием вспомнив о правилах приличия, и протянул чумазую лапку. — Знаешь, пап, я учил Дувика кидать шарики, но у тебя получается лучше. Ты ему покажи, как надо играть.
— Н-ну… — Торн смущенно покосился на генерала Уоршема.
Дуви насвистывал и лепетал переливчато, будто флейта, над кучкой ярких, блестящих шариков, а генерал Уоршем приглядывался к лиловому линженийцу. Вздернув бровь, подмигнул Торну, потом всем остальным.
— Предлагаю объявить перерыв, — сказал он. — Следует обдумать новые обстоятельства, предъявленные нам для рассмотрения.
Сирину разом отпустило, ушло долгое, мучительное напряжение; она отвернулась — незачем миссис Рози видеть, как она плачет. Но миссис Рози с интересом глядела на яркие шарики и не заметила ее слез, слез надежды.
Роберт Шекли
Доктор Вампир и его мохнатые друзья
Думается, здесь я в безопасности. Живу теперь в небольшой квартире северо-восточнее Сокало, в одном из самых старых кварталов Мехико-сити. Как всякого иностранца, меня вначале поразило, до чего страна эта на первый взгляд напоминает Испанию, а на самом деле совсем другая. В Мадриде улицы — лабиринт, который затягивает тебя все глубже, к потаенной сердцевине, тщательно оберегающей свои скучные секреты. Привычка скрывать обыденное, несомненно, унаследована от мавров. А вот улицы Мехико — это лабиринт наизнанку, они ведут вовне, к горам, на простор, к откровениям, которые, однако же, навсегда остаются неуловимыми. Мехико словно бы ничего не скрывает, но все в нем непостижимо. Так повелось у индейцев в прошлом, так остается и ныне, самозащита их — в кажущейся открытости; так защищена прозрачностью актиния, морской анемон.
На мой взгляд, это способ очень тонкий, он применим везде и всюду. Я перенимаю мудрость, рожденную в Теночтитлане[6] или Тласкале[7], я ничего не прячу и таким образом ухитряюсь все утаить.
Как часто я завидовал воришке, которому только и надо прятать украденные крохи! Иные из нас не столь удачливы, наши секреты не засунешь ни в карман, ни в чулан; их не уместишь даже в гостиной и не закопаешь на задворках. Жилю де Ресу[8] понадобилось собственное тайное кладбище чуть поменьше Пер-Лашез[9]. Мои потребности скромнее; впрочем, не намного.
Я человек не слишком общительный. Моя мечта — домик где-нибудь в глуши, на голых склонах Ихтаксихуатля, где на многие мили кругом не сыщешь людского жилья. Но поселиться в таком месте было бы чистейшим безумием. Полиция рассуждает просто: раз ты держишься особняком, значит, тебе есть что скрывать; вывод далеко не новый, но почти безошибочный. Ох уж эта мексиканская полиция, как она учтива и как безжалостна! Как недоверчиво смотрит на всякого иностранца — и как при этом права! Она бы тут же нашла предлог обыскать мое уединенное жилище, и, конечно, истина сразу вышла бы наружу… Было бы о чем три дня трубить газетам.
Всего этого я избежал, по крайней мере на время, выбрав для себя мое теперешнее жилище. Даже Гарсия, самый рьяный полицейский во всей округе, не в силах себе представить, что я проделываю в этой тесной, доступной всем взорам квартирке, ТАЙНЫЕ НЕЧЕСТИВЫЕ ЧУДОВИЩНЫЕ ОПЫТЫ. Так гласит молва.
Входная дверь у меня обычно приотворена. Когда лавочники доставляют мне провизию, я предлагаю им войти. Они никогда не пользуются приглашением, скромность и ненавязчивость у них в крови. Но на всякий случай я всегда их приглашаю.
У меня три комнаты, небольшая анфилада. Вход через кухню. За нею кабинет, дальше спальня. Ни в одной комнате я не затворяю плотно дверь. Быть может, стараясь всем доказать, как открыто живу, я немного пересаливаю. Ведь если кто-нибудь пройдет до самой спальни, распахнет дверь настежь и заглянет внутрь, мне, наверно, придется покончить с собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
