Филип молча снял свой кожаный, подбитый мехом плащ и накинул его ей на плечи. Но уже в следующий миг, резко оборотясь, отвесил Бесс оглушительную оплеуху. Солдаты, только что державшие сторону маркитантки, захохотали, когда та, отлетев на несколько футов, рухнула в извозную кучу у дороги. Филип снова шагнул к ней. Бесс сжалась, от ее былой самоуверенности не осталось и следа.
– Благородный лорд, пощадите!
Майсгрейв все стоял над ней, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Казалось, он едва владеет собой. Наконец он обратился к латникам.
– Эта девушка – дочь почтенного человека, торговца из Холборна. А эта старая шлюха выкрала ее. Что ж, по ней давно петля плачет.
Солдаты с готовностью закивали, но Бесс вдруг отчаянно замотала головой.
– Нет! Не-ет!..
Майсгрейв лишь слегка повернул голову в ее сторону, и Бесс умолкла. Солдаты потоптались, и один из них предложил:
– Если ваша милость пожелает, я провожу девушку куда вы скажете.
Майсгрейв бросил в его сторону взбешенный взгляд.
– Я доставлю ее сам!
Он помог Анне сесть в седло, а затем взял коня под уздцы и повел прочь. Когда они сворачивали за угол, Анна оглянулась и увидела, что солдаты помогают Бесс встать, потешаясь над ее видом.
Филип спешно вел коня по улицам Холборна. Здесь было чисто, дома были богатые, все под шиферными и черепичными крышами, ставни украшены затейливой резьбой. Едва ли не каждый дом окружали каменные ограды с нишами, где стояли фигуры святых, а на них свешивались мокнущие под дождем цветущие ветви фруктовых деревьев. Холборн славился своими садами.
Анна заметила, что Филип несколько раз взволнованно оглянулся.
– Куда ты везешь меня? У меня ведь нет отца среди торговцев Холборна.
Она была еще способна шутить! Взглянув на нее, Филип улыбнулся, и у Анны стало тепло на душе. Она чувствовала себя почти счастливой.
Рыцарь остановил Кумира возле небольшого постоялого двора и помог Анне спешиться. Подбежавший мальчик-слуга принял повод. Филип снова оглянулся. Анна тоже хотела посмотреть, что же его беспокоит, но он остановил ее:
– Не оглядывайся. Вот, возьми кошелек и ступай внутрь. Сними комнату. Я скоро приду.
И, ободряюще улыбнувшись, он вышел со двора. Анна тотчас вновь почувствовала себя одинокой и беспомощной, однако, вздохнув, распахнула двери.
Здесь, по-видимому, еще недавно располагались на постое солдаты. Столы были сдвинуты, на них стояли лужи пролитого эля, сновали служанки с тряпками и горами немытой посуды. В воздухе висел едкий запах немытых тел, смазки для лат и мокрой кожи. Под потолочными балками висели связки золотистого лука, чеснока, пучки тмина и чабреца. Покрытый копотью котел, подвешенный на крюке над очагом, кипел, распространяя соблазнительный запах вареных овощей.
Хозяин постоялого двора удивленно уставился на промокшую, в потеках грязи девушку, одетую в богатый плащ. Однако когда она протянула ему деньги, лицо его расплылось в улыбке. Анну проводили в маленькую горницу на втором этаже, где стояла покрытая овчиной лежанка, а окно было забрано тонкими роговыми пластинами. Здесь было сыро, чувствовалось недавнее человеческое присутствие, и даже запах солдатского пота еще не выветрился. Следом за ней прислуга внесла полную мерцающих углей жаровню, а затем деревянную бадью с горячей водой.
Все это время, приоткрыв створку окна, Анна украдкой поглядывала на улицу. Время шло, но Филипа все не было. Одно утешало – уж если они снова встретились, все будет хорошо.
Она с наслаждением сбросила мокрую грязную одежду. Снимая ладанку, прижалась на мгновение к ней губами. Анна свято верила, что именно она привела к ней Филипа в тот момент, когда она так нуждалась в помощи.
Филипа не было еще долго. Анна успела вымыться и, завернувшись в плащ, уселась с ногами на кровати. Постепенно ею начала овладевать тревога, и она едва не разрыдалась от счастья, когда услышала внизу его голос.
Филип вошел, и глаза Анны засияли.
– Я принес тебе новую одежду.
– Ты потому так долго отсутствовал?
– Не только. Ты, верно, голодна?
Анна кивнула. Да, ей все время хочется есть. Филип вышел, а она стала торопливо одеваться. Ее до глубины души тронула его забота о ней. Одежда была неброская, но удобная и теплая: длинная рубаха из добротной фламандской ткани, толстая нижняя юбка, плетеные чулки, платье из мягкой зеленой шерсти со шнуровкой и полусапожки, подбитые мехом. Через спинку кровати был переброшен широкий плащ с капюшоном и пелериной из прекрасно выделанной кожи.
Она еще возилась со шнуровкой, когда вернулся Филип. В руках он держал поднос, на котором исходила паром еда. В том, как он переступил порог, прикрыв ногой дверь, и остановился, глядя на нее, Анне показалось что-то до странности знакомое. И верно – она вспомнила: Бордо, утро после их первой ночи. Лицо ее просияло при этом воспоминании, ей показалось, что и Филип думает о том же.
– Фил…
Анна шагнула к нему, и он обнял ее. Она закрыла глаза, склонив голову ему на плечо. Самое надежное место на всем свете…
Филип коснулся губами ее еще влажных волос и негромко сказал:
– У нас слишком мало времени, Энн. Меньше чем через час состоится смотр войск и мы выступаем. Я должен присутствовать там, чтобы не вызвать подозрений.
Анна медленно открыла глаза, выходя из счастливого оцепенения. По ее лицу прошла тень, губы сложились в горькую складку. Что он говорит?
Она выпрямилась и посмотрела в лицо Филипу.
– Ты уедешь?
Он кивнул, усадил ее на кровать, придвинул поднос. Сам опустился перед ней на корточки.
– Ешь. Потом мы поговорим.
Анна медленно зачерпнула из чашки, отломила кусок хлеба. Филип бережным движением убрал падающие на ее лицо волосы. В этом жесте было столько любви, что Анна на миг успокоилась. Обыкновенная похлебка показалась ей на удивление вкусной, и она ела, порой останавливаясь, чтобы взглянуть на сидевшего у ее ног рыцаря. Тогда ее лицо озаряла тихая улыбка.
– Ты стала такой бледной, моя дорогая, – едва слышно сказал он.
Анна лукаво улыбнулась. Он еще ничего не знает! Она вдруг почувствовала прилив гордости и счастья и решила тотчас все сказать Филипу. Но он спросил:
– Как вышло, что ты оказалась у Красной Бесс?
Анна вздрогнула, сияние в ее глазах померкло. Она сразу вспомнила, на краю какой бездны он нашел ее. Ей стало стыдно. Он поднял ее из грязи в самом буквальном смысле слова. Она закрыла глаза и сжала зубы. Никакая другая благородная леди не опустилась бы до такого позора, предпочтя достойный плен унижению. Удел леди – молитва и упование на благородного защитника. Тогда честь остается незапятнанной. Она же в последнее время прошла все круги ада: предательство, насилие, одиночество, гонения, унижение…
