Чернеющая плоть.
Чья-то рука сжала мою руку в утешение.
— Все хорошо, — сказал Скотт с водительского места своей Барракуды. — Все заживет.
Я покачала головой, полагая, что он не так все понял. Затем облизнула пересохшие губы.
— Мы должны вернуться. Разворачивай машину. Мы должны спасти Патча.
Скотт ничего не сказал, просто бросил на меня косой неуверенный взгляд.
Нет.
Это ложь. Глубокий, невообразимый страх поглотил меня. В горле стало влажно и горячо, оно будто опухло. Это ложь.
— Я знаю, он был дорог тебе, — спокойно сказал Скотт.
«Я люблю его! Я всегда буду его любить! Я обещала ему, что мы всегда будем вместе!» — мысленно кричала я, потому что слова были слишком неровными, чтобы вытолкнуть их из себя. Они царапали горло, словно гвозди.
Я отвернулась к окну. Я вглядывалась в ночь, в размытые деревья, лужайки и изгороди, здесь одни, дальше другие. Слова в горле сворачивались в крик, очерченный острыми краями и полный ледяной боли. Крик словно застрял, нарастая и причиняя боль, в то время как мой мир рушился, теряя почву под ногами.
Груда искореженного металла перегородила нам дорогу.
Скотт резко свернул, чтобы ее объехать, слегка сбросив скорость, когда мы проезжали мимо. Я даже не дождалась, пока автомобиль остановится — я вывалилась из машины и бросилась бежать. Мотоцикл Патча. Разбитый и помятый. Я уставилась на него, моргая снова и снова, пытаясь увидеть что-то другое. Разрушенный металл, буквально скрученный в клубок; казалось, будто водитель мчался на максимальной скорости и в какой-то момент совершил невероятный прыжок.
Я потерла глаза руками, надеясь, что ужасная картина исчезнет. Я обшарила взглядом дорогу, думая, что он, должно быть, разбился. От удара его тело наверняка отбросило на некоторое расстояние. Я пробежала дальше, чуть дальше, в поисках канавы, чего-то инородного, посторонних теней в деревьях. Он где-то впереди. Я позвала его по имени. Я ходила взад и вперед по дороге, запуская в волосы трясущиеся руки.
Я не слышала, как сзади подошел Скотт. Я почти не чувствовала, как он обнял меня за плечи. Горе и тоска оглушили — я ощущала их живое присутствие, реальное и пугающее. Это наполнило меня таким холодом, что было больно дышать.
— Мне жаль, — сказал он хрипло.
— Не говори мне, что его нет, — отрезала я. — Он разбил свой мотоцикл и дальше пошел пешком. Он сказал, что мы встретимся в студии. Он не нарушит своего обещания. — Я произнесла это, потому что должна была это услышать.
— Ты дрожишь. Давай я отвезу тебя к себе домой, к тебе, к нему — куда хочешь.
— Нет, — рявкнула я. — Мы возвращаемся в студию. Он там. Вот увидишь.
Я выпуталась из его объятий, но чувствовала себя неустойчиво. Я едва волочила ноги, немеющие шаг за шагом. Дикая, непростительная мысль охватила меня. А что, если Патча там нет?
Мои ноги сами рванулись к мотоциклу.
— Патч! — закричала я, падая на колени. Я накрыла мотоцикл своим телом, не в силах сдержать рвущиеся наружу из глубин моего естества мощные рыдания. Я срывалась, соскальзывала в спасительную ложь.
«Патч».
Я мысленно звала его по имени и ждала, ждала. Я слышала его имя сквозь свои рыдания, полные горя и отчаяния. Слезы катились по моему лицу. Моя жизнь висела на волоске. Надежда, которую я лелеяла, ускользала, находясь уже за гранью досягаемости. Я чувствовала, что моя душа рушится, с каждой секундой необратимо распадаясь на части.
Тот крошечный огонек, который оставался внутри меня, погас.
Глава 39
Я отдалась во власть сна. Только там я могла быть с Патчем. Цепляться за призрачные воспоминания о нем лучше, чем жить без него. Свернувшись калачиком на его кровати, в коконе из простыней, которые все еще хранили его запах, я позволила воспоминаниям поглотить себя.
Мне не следовало вверять Пепперу такую задачу, как достать перья. Я должна была знать, что он все испортит. Я не должна была недооценивать Данте. Знаю, Патч сказал бы, что в этом нет моей вины, но я чувствовала себя ответственной за то, что с ним произошло. Если бы только я приехала в студию на десять минут раньше. Если бы только я успела отобрать у Марси спичку…
— Нора, проснись.
Надо мной склонилась Ви, голос у нее был торопливый и властный.
— Тебе нужно подготовиться к дуэли. Скотт мне все рассказал. Пока ты спала, забегал один из посыльных Лизы Мартин. Дуэль будет проходить на кладбище на рассвете. Ты должна надрать Данте задницу. Он забрал у тебя Патча и теперь хочет твоей крови. Вот что я тебе скажу по этому поводу. Черта с два! Мы тоже не пальцем деланные.
Дуэль? Сама мысль об этом казалось смехотворной. Данте даже не нужно обнажать свой меч, чтобы забрать мой титул, у него и так предостаточно оружия, с помощью которого он разнесет мои репутацию и достоинство в пух и прах. Все до последнего падшие ангелы заперты в аду. Нефилимы одержали победу. Вся заслуга уйдет Данте и Марси, которые будут взахлеб рассказывать, как они прессовали архангела, чтобы тот отдал им посылку с небес, и как они наслаждались видом горящих перьев.
Мысль о Патче, заключенном в аду, породила новую волну острой боли. Не знаю, как смогу совладать с собой, когда Нефилимы будут праздновать свой триумф. Они никогда не узнают, что до самого последнего момента Данте помогал падшим. Они изберут его своим новым лидером. Не знаю, правда, как это скажется на мне. Если армию распустят, будет ли иметь значение тот факт, что я потеряла бразды правления? Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что моя клятва была весьма неопределенной. А как я могла все предусмотреть?
Надо признать, у Данте есть планы на мой счет. Как и я, он прекрасно знает, что стоит мне потерять право управления армией, и я — труп. Но ради сокрытия своих низменных мотивов, он скорее предпочтет, чтобы меня арестовали за убийство Черной руки. Так что к концу дня меня либо казнят за предательство, либо, в лучшем случае, упрячут в темницу.
Я ставила на первое.
— Уже светает. Вставай, — не унималась Ви. — Ты не можешь спустить Данте все с рук.
Обняв подушку Патча, я притянула ее ближе, вдыхая едва уловимый запах, пока он не исчез совсем. Я давно запомнила очертания его кровати и прильнула к воображаемым контурам тела Патча. Покрепче зажмурила глаза и представила, что он рядом. Со мной. Прикасается ко мне. Представила, как взгляд его черных глаз смягчается, пока он гладит мою щеку. Его руки такие теплые, такие крепкие, такие настоящие.
