Тем временем Паза его мать поручила заботам трех престарелых, одетых в белое santeras; одна из них, оказавшаяся Джулией из botanica, видимо, являлась его йубона, кем-то вроде крестной матери. Джулия объяснила ему, что вообще-то они действуют не совсем по правилам, ибо дома, на Кубе, подготовка головы ийаво, инициируемого, к принятию ориша занимает девять месяцев, ускоренный же ритуал проводится потому, что Педро Ортиз и другие santeros и santeras признали это необходимым, а также из уважения к его матери.
Они находились в комнате в задней части дома, четверть которого принадлежала Педро Ортизу, в комнате, которая, наверное, предназначалась под кладовку или чулан, поскольку она не имела окон. Всю ее обстановку составляли циновка и большой canistillero — сделанный из красного дерева шкаф с выдвижными ящиками для хранения ритуальных предметов.
Некоторое время продолжались объяснения. Паз обладал базовыми познаниями в лукуми, имевшем африканскую основу священного языка культа сантерии, но Джулия использовала множество совершенно незнакомых ему слов, произносила речения не только из Ифа, но также и особые тексты, относящиеся к самой церемонии асиенто. При этом использовались не пальмовые орехи, а пригоршни раковин каури. Предсказания ита сулили нечто темное, если нечто не совершит чего-то с чем-то когда-то, в некоем особом месте.
— Вот еще одно, чего я не понял, — сказал Паз, — я всегда думал, что ориша призывает избранного, и лишь затем человек готовится принять его. Но меня никакой ориша не призывал.
— Ориша взывал к тебе годами, — последовало эмоциональное возражение. — Он взывал так громко, что это слышали решительно все, и только ты упорно держал уши закрытыми. Что весьма огорчительно.
— Я сожалею об этом, — сказал Паз и, произнеся эту традиционную фразу, вдруг почувствовал, что действительно сожалеет.
Старуха потрепала его по руке:
— Не тревожься, сын мой, мы все устроим, хоть это и будет непросто. Ты ведь упрямый осел, такой же, как твоя матушка, благослови ее Бог.
— Правда? А я думал, моя матушка была посвящена святым еще в детстве.
— Ну, если ты так думал, мало же ты про нее знаешь, — заявила Джулия и, прикрыв ему рот ладонью, когда он порывался задать еще вопрос, добавила: — Но сейчас не время говорить, во всяком случае для тебя. Тебе предстоит слушать, ждать и готовить свою голову к принятию ориша.
Итак, действо началось. Над Пазом совершили ритуальное омовение, обрили ему голову, облачили в белые одеяния, уложили на циновку, и три женщины, обращаясь с ним, словно с младенцем, стали кормить его с ложечки и поить, поднося чашку к губам. Кормили какой-то мягкой безвкусной кашицей, поили травяным чаем, отваром из множества трав. Все это сопровождалось пением и воскурением благовоний.
Пришедший мужчина, которого Паз не узнал, совершил жертвоприношение черного голубя, сцедил его кровь в чашу из кокосовой скорлупы и этой кровью начертил на бритой макушке Паза некие знаки. Снова чай, снова дым, снова песнопения. Паз потерял представление о времени, а порой казалось, оно двинулось вспять и он возвращается в детство.
А потом он уснул.
И конечно же, увидел сон. А когда проснулся, рядом находилась Джулия и, склонив к нему свое черное, морщинистое лицо с темными глазами, принялась расспрашивать, что он видел во сне. Остальные две женщины спокойно сидели на заднем плане, внимательно глядя на него, словно судьи на соревнованиях по гимнастике.
Паз рассказал свой сон.
Дело было в Гаване, он шел по лесной тропинке в обществе Фиделя Кастро, они беседовали, и Паз каким-то манером произвел на Фиделя столь сильное впечатление, что тот согласился покончить с коммунизмом и предоставить Кубе свободу.
Этому благословенному событию препятствовало лишь одно обстоятельство — Фидель вознамерился отметить окончание коммунистической эры праздничным пиром и потребовал добыть для него молочных поросят дикой свиньи. Семь молочных поросят.
Он вручил Пазу лук с семью стрелами, и Паз отправился в лес на охоту. Оказалось, что он великий охотник, и очень скоро семь подстреленных поросят лежали в его мешке.
А на обратном пути к дворцу Фиделя ему повстречалась Амелия.
Когда он рассказал ей, что у него в мешке, девочка стала просить отдать одного поросенка ей. Паз, однако, ответил «нет», ибо на кон было поставлено нечто жизненно важное — освобождение Кубы, которое Фидель обещал осуществить, если Паз принесет ему семь поросят.
Амелия плакала, уговаривая отдать ей всего-то одного поросеночка, но Паз остался непреклонен.
— Их должно быть семь! — заявил он.
Затем Амелия ушла, и тут пошел дождь и поднялся ветер — разыгралась настоящая буря. Паз явился во дворец весь промокший и усталый и подал Фиделю мешок. Однако когда Фидель достал поросят, их оказалось не семь, а только шесть. Фидель разгневался.
— Так-то ты исполняешь мои приказы, Паз! — закричал он. — Я велел принести семь! Никакой свободы для Кубы!
Тогда он, несмотря на ураган, снова отправился в лес, нашел другое стадо свиней, подстрелил из лука еще одного поросенка и принес Фиделю.
— Ты хорошо поработал и можешь просить для себя любую награду, — сказал Фидель. — Проси — и будет по-твоему.
Паз задумался, а потом сказал:
— Если так, я прошу, чтобы гадкий вор, укравший моего поросенка, был пойман полицией и застрелен.
И Фидель ответил: так тому и быть. Но полиция доставила Амелию, и Паз увидел, как ее поставили перед расстрельным взводом.
— И что, они застрелили твою дочь?
— Не знаю. Я прицелился из лука в Фиделя и пригрозил застрелить его, если он ее не отпустит. Похоже, это было что-то вроде тупика, безвыходной ситуации.
— Нет, во сне она умирает. Ты знаешь, что это сон об Ошоси?
— До этого момента не знал. А откуда ты знаешь, что в нем происходит?
— Это история из тех, которые мы называем апатаки. Они повествуют о жизни ориша, когда те еще были людьми. Но в той истории Ошоси охотится на перепела для Олодумаре, бога богов, а когда его мать похищает добычу, Ошоси, чтобы снискать благоволение Олодумаре, отправляется на охоту снова. Он молит о том, чтобы его стрела поразила сердце вора, и его пожелание исполняется — он убивает свою мать. Кроме того, семерка — это цифра Ошоси, вот почему появляются семь стрел и семь поросят. А во что ты был одет во сне?
— Ну, точно не скажу. Во что-то зеленое с коричневым, вроде той униформы, которую сейчас носят на Кубе.
— Да, зеленый и коричневый — это цвета Ошоси, Владыки Охоты. Теперь ты знаешь, кто пытается заполнить твою голову. Это хорошо.
Она одарила его широкой улыбкой, что сделали и остальные посвященные женщины.
И это действительно хорошо, подумал Паз. Охотник Ошоси имел с ним сродство, ведь он и сам, в определенном смысле, был охотником, охотником на людей, пусть даже больше этим и не занимался. Тяга, если признаться, все равно осталась: недаром он и позволил вовлечь себя в охоту за магическим ягуаром. Паз вспомнил, как в botanica держал в руках маленький лук, вспомнил и другой символ Ошоси, тюрьму. А ведь и манго, любимый фрукт Паза, тоже относится к плодам, посвящаемым Ошоси.
Да, все сходилось, все было взаимосвязано. Его жена назвала бы это верным признаком душевного нездоровья, но его жены здесь не было. Здесь были только madrinas, посаженные, пока сон не сменился другим, в котором он находился в маленькой белой комнате, где одетая в белое женщина ухаживала за ним как за младенцем, но что было об этом думать, если это предопределено?
Он с интересом наблюдал за тем, как они выкладывали перед ним полукругом круглые камни, fundamentos Ошоси, содержавшие аш ориша, которому предстояло переместиться в его голову. Женщина почтительно омыла fundamentos и полила их гладкую поверхность травяным отваром. То же было проделано и с головой Паза.
В течение пяти дней Пазу не разрешалось ни говорить, ни ходить, руки его были связаны. Одурманили ли его наркотиками, он не знал, и очень скоро это перестало его волновать. Его прошлая жизнь отступала, затягиваясь туманом, превращаясь в смутное, давнее воспоминание. Реальностью были лишь эти медленные, монотонные, нескончаемые дни и ночи, полные новых и новых жертвоприношений. Santero приходил снова и снова, принося в жертву разнообразных живых существ: петухов, голубей, маленького поросенка, черного козла. Жертвенной кровью santero орошал камни, головы и конечности жертв складывал в особые глубокие глиняные сосуды, сапера. К концу пятого дня Джулия объявила, что место для приема ориша в голове Паза сформировалось.
Паз и сам ощутил это изменение, едва уловимое, но реальное, как утрата невинности. Или то чувство, которое испытываешь, впервые убив человека. Сейчас он, как ему кажется, может говорить и способен ходить, что он и делает. У него такое ощущение, будто его ноги почти не касаются пола. Пятидневный период тайного созревания закончен, настал el dia de la coronation — день венчания. Паз стал ийаво, невестой ориша.
