– Господин Хивс, чтобы там не случилось, я очень желаю видеть Аниту живой, – несколько раздраженно сказал Морас. – Зря ее отдали в храм. Не было такой необходимости.
– Друг мой, на нее ведь немалые надежды. Мы это обсудили уже, – надев шляпу, Давпер шагнул в шлюпку. – Только бы не струсила она. Истерика бы с ней не приключилась. Но не должна – смелая она девка. И тебя до безумия любит.
Морас не ответил, оттолкнул лодку от причала и уселся на носу, слушая жалобные крики чаек и плеск волн, мысленно поругивая себя за уступчивость, за все то время, которое он был на поводке у куцебородого гилена Пери.
– А я с нетерпением поджидаю, господин Хивс, когда вы в ту бухточку позволите наведаться, – Бот с усмешкой кивнул в сторону мыса выступавшего серпом справа. – Ваша улетевшая птичка определенно там. Ну, видели мы! Говорю без брехни – видели рохесский флейт и шлюпку с него. И кое-кого в шлюпке разглядели. Там эта сука!
– Знаю, Бот. Сам не слепой, – Давпер нервно полез в карман, достал коробочку с листьями мако.
– Так чего же ждать?! – абордажник с беспокойством заерзал на лавке. – У меня морда до сих пор от ее ласки болит. Вы только благословите, я ее хоть сей миг за ноги приволоку.
– Еще успеешь. Будет еще время, – дрожащими пальцами Хивс сунул в рот щепотку зеленого пахучего порошка и хищно стиснул челюсти.
* * *
О том, что Луацин со своей свитой прибыл в Иальс и собирался продлить союзный договор, Варольд узнал утром от двух чиновников муниципалитета, заглядывавших к нему по старой привычке. Только получить от его величества приглашение на ужин магистр не ожидал. Да и как мог вспомнить о нем король Олмии через столько лет? Даже если отчего-то вспомнил, гуляя по роскошным садам Ронхана, то вряд ли добрым словом. После нелепого, ложного обвинения в заговоре было, вроде, прощение, и Изольда говорила, что двор Лузины с радостью примет его, Варольда… Но так вдруг вспомнить о старом магистре, ставшем незаметным, ненужным, вспомнить и пожелать его видеть к торжественному ужину – Луацин не мог. Здесь что-то было не так. Кроун чувствовал это, может сердцем, может в беззвучном шепоте ментальной волны. Отбросив послание с лиловым гербом, он сел в тучное кресло под кустом азалии, сложил руки на коленях и вдруг подумал: «Канахор! Здесь замешан Канахор. Точно как тогда, в день резни и пожара в Лузине». Эта, поначалу зыбкая, мысль переросла в уверенность. Оттолкнув ногой свиток, валявшийся на полу, Варольд вышел на балкон. Отсюда в закате было хорошо видно витые бледно-красные башни и шпили над дворцом Ронхана. Когда солнечные сполохи угасли, и город начал таять в сумраке близкой ночи, в дворцовых садах заблестели огни факелов. Неожиданно они вздрогнули, будто потревоженный рой пчел, и заметались, мигая в густой листве. Во владеньях Ронхана, где остановился Луацин, происходило что-то странное, и вряд ли похожее на веселье. Вглядываясь в темноту, Варольд видел, как десятки светящихся точек от подножья холма двинулись по тесным улицам Бушенпита, другие потекли к муниципальной площади. Вскоре и возле школы Сафо мелькнуло несколько огней, и на мостовой застучали конские копыта – кто-то приближался к салону Кроуна.
Услышав голоса у дверей, затем на лестнице, магистр торопливо вышел навстречу. С бледным испуганным лицом и взъерошенными волосами по ступеням поднимался младший служитель иальсского магистрата. За ним следовали еще двое в синих туниках с нашивками.
– Короля Луацина убили… – произнес слуга магистрата, подняв отяжелевший взгляд к Варольду. – Только что. Лежит без головы. В саду, – добавил он отрывисто, поднялся еще на ступеньку и, достав платок, вытер струившийся по щекам грязный пот.
– Плохие дела, Герох, – Кроун сжал шарик-амулет, свисавший с рукава, и тут же подумал, что для Олмии это может означать скорую, очень горькую смуту. Что это может обернуться войной с Бургом, даже с Франкией. А главное – там была Изольда. – Зайдете, поговорим? – предложил он, отступая с прохода.
– Нет, магистр. Мы только предупредить. Вспомнилось, что вас когда-то обвиняли в покушении на Луацина… Поэтому… Но это не все, – Герох глянул на Фирита, на либийцев с заостренными посохами, охранявших вход в зал, и тише сказал: – И в этот раз обвиняют. Хуже того – паладин Лаоренс и люди из ордена Алой Звезды поклялись, что видели вас в тот самый трагический момент. Видели, будто короля убили вы. Бегите отсюда, магистр! Ради Рены Пресветлой! – он запахнул плащ и быстрым, грохочущим шагом направился к выходу.
– Хареф, – Варольд повернул голову к охраннику с медным василиском на груди. – Никого не пускать. Хотя… – дойдя до приоткрытой двери, он остановился. – Уходите отсюда, Хареф. Бери своих людей и скорее уходи. И ты, Фирит, – кивнул он гному. – Бегите отсюда все! – прикрикнул он и направился в зал приемов.
Теперь он клял себя, что из-за гордыни, из-за своего упрямства и заносчивости так распалил в последние дни вражду с Канахором Хаеримом, вместо того, чтобы закрыть на все глаза, все разом бросить и отправиться на поиски своей дочери. Он должен был, не раздумывая ни мгновенья, покинуть Иальс, поспешить на Рохес вместе с тем бардом и его помешанным другом. Должен был успокоить закипавшую в жилах кровь, забыть о мести, о боли, занозившей сердце почти двадцать лет, забыть, и думать лишь о том, что теперь счастливой волей богов у него есть дочь. Но темные силы души его, растревоженные ненавистным магом, оказались властнее, он сам отдал себя в их плен, и теперь те же боги творили справедливое возмездие.
Варольд остановился посреди зала, заломив руки и глядя на свое отражение в высоком зеркале. Два нефритовых гнома на подставке повернулись, ударяя молоточками, клепсидра мелодичным перезвоном обозначила час Серебра.
«Нужно попробовать связаться с Изольдой. Рассказать, что успею», – подумал магистр, направляясь к двери, и замер, увидев, как на балкон опустилась тень. От дуновения ветра шелковый занавес колыхнулся, тут же его отдернула украшенная перстнями рука. В зал вошел Канахор.
– Свиток, Варольд. Дай мне его! – глядя на Кроуна с насмешкой и презрением, он бросил на ковер с глухим стуком голову короля Олмии. – Ведь ты уже все знаешь? Сейчас сюда прибудут люди моего Ордена и свидетели муниципалитета. Все это теперь не твое, – Хаерим широко обвел зал скорченными по-птичьи пальцами. – Тебя приговорят к смерти. А ты просто отдай свиток и беги!
– Когда у льва застряла в горле кость, когда кровь горлом, нет капли воздуха, и в содроганьях остывает сила, тогда гиены смрадной время настает, – вспоминая строки поэмы Ювия, Варольд смотрел на голову короля. Седые волосы олмийца прилипли к желтому, сжавшемуся морщинами лицу, глаза, похожие на треснувшее стекло, смотрели в пол, рассеченная шея текла густой кровью. – Хорошо, что ты пришел, – сказал Варольд. – Свиток я не отдам. Пусть горит здесь все! – он стиснул кулаки, впитывая в себя вихрь эфира, вскинул правую руку и огненный шквал ударил в коридор, срывая двери, ревя, словно исторгнутое Некроном чудовище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
