— Арена!
Выходили они плечом к плечу, странно, что ухитрились поместиться в арке дверного проема.
— Мне все это снится? — потер глаза Боря.
— Я же говорил, что на Сотбисе можно найти все, — шепнул Миша мне в затылок, — даже настоящего ронина! И давайте оба, пошевеливайтесь: за такие представления обычно берут большие деньги, а мы задарма посмотрим!
Можно было, конечно, напомнить доктору, что поединщики претендуют не на сердце прекрасной дамы, а на вполне реальную зарплату, но меня куда больше интересовало другое:
— Что еще за ронин?
— Да просто наемник, такой же, как все остальные, — предположил Боря, но Миша несогласно качнул бородой:
— Наемник? Все мы наемники в своем роде… но ронины — особенные.
— Что-то я ничего подобного не слышал.
— И не мог. Ты же у нас пацифист, далекий от ратных дел.
— А ты прям ходячая энциклопедия!
— У меня просто кругозор немного шире.
Хряк обиженно фыркнул.
— Чуть-чуть, — примирительно уточнил козел и продолжил: — У ронинов не бывает хозяина.
— А как же тогда с наймом на службу? Разве одно не означает другое?
— В контрактах, которые они подписывают, никогда не бывает личных обязательств. Только строго оговоренные действия обеих сторон. И ронины всегда придерживаются поставленных условий.
— А это ненормально? По-моему, как раз наоборот.
Миша вздохнул, поудобнее устраиваясь на скамье перед ареной.
— Чаще всего они служат телохранителями, то есть все время находятся очень близко к своему нанимателю. Становятся частью его жизни.
— Все еще не понимаю.
— Даже с креслом рано или поздно возникают личные отношения. Привязанность. Неосознанная, но реально существующая. А уж с тем, кто становится твоей тенью… И когда наступает такой момент, ронин уходит.
— Почему? Ведь привязанность, наверное, упрощает его работу? Возникает доверие и все такое?
— Доверие не бывает односторонним. А если участников отношений двое, это значит, что каждый из них может однажды начать хозяйничать в жизни другого.
— И это плохо?
— Как по мне, нет. Но у ронинов на это свое мнение.
Тогда понятно, к чему эта безликая маска и все прочее.
Странные правила, но почему бы и нет?
— Сейчас начнут, — пихнул меня в бок Боря, не особо прислушивавшийся к разговору, зато во все глаза следящий за событиями на арене. Видно, даже несмотря на врожденный пацифизм, происходящее все же слегка будоражило хряка. Хотя бы в плане выяснения, насколько хорош тот, кто собирается нас защищать.
Я бы назвал сооружение, перед которым мы сидели, скорее аквариумом, чем ареной, потому что зрителей от участников поединка отделяла прозрачная стена, а пол был посыпан чем-то очень похожим на разноцветный песок. Не хватало, конечно, ракушек, домиков, декоративных скал и водорослей, но рыбки в наличии имелись. Бойцовые.
То, как будут себя вести противники, сомнений не вызывало: слишком разные весовые категории. И парни не подвели. Не пошли наперекор логике.
Бабуин сделал ставку на массу и сразу же ринулся в атаку, надеясь если не снести ронина за один заход, то хотя бы помять, но тот словно и не заметил угрозы. Даже не сошел с места, как можно было предполагать, и все же каким-то чудесным образом увернулся. То ли прогнулся, то ли выгнулся — я не заметил.
Поскольку первый блин вышел явным комом, бабуин сменил тактику, переходя в плотный контакт и начиная теснить противника к краю арены, вздымая в воздух цветные облачка. Удары сыпались бесперебойно и вроде бы должны были попадать в ронина, потому что тот двигался по-прежнему слишком мало. Вроде бы. А на деле…
Он просто делал шаг, потом еще один. И еще. Медленно, размеренно, лениво. И не поднимал рук: ладони как покоились на бедрах в самом начале поединка, так там и оставались.
Наверное, это особенно злило бабуина. То, что противник не отвечает, а только уклоняется. С другой стороны, ставленник Коляна ничего не мог сделать, кроме как продолжать начатое и выкладываться по полной. И никого из нас не удивило, что в одну из атак он снова промахнулся, не удержался на ногах, полетел носом в песок, да так там и затих.
Пока мои приемные родители поздравляли друг друга с чужой победой, я воспользовался моментом и подошел поближе к тому участку стены, от которого было ближе всего до поверженного противника. Дистанция все еще оставалась слишком большой, чтобы разглядеть детали, но справа от морды песок был уже не разноцветным, а однотонным.
Ржаво-красным.
Значит, один удар ронин все же провел? Ага. И этого хватило.
— Есть вопросы?
Что-что, а подкрадываться он умел: бесстрастный голос прошуршал прямо у меня над ухом. Испугал? Немного. Но не настолько, чтобы не обернуться и не спросить:
— А можно было обойтись без кордебалета? Время бы сэкономили.
Глупо, наверное, смотреть не в глаза, а в неспособную что-то выразить маску. Но я смотрел. Пока не услышал:
— Это твое условие?
— Нет у меня никаких условий. Не я же с тобой контракт подписывать буду, а…
— Вообще-то и ты тоже, — поправил меня Миша.
— С какой такой радости?
— Предприятие ведь семейное, — напомнил Боря.
Ощущения были странные. С одной стороны, происходящее очень даже грело душу, потому что доказывало: меня признают. Равноправным участником. Партнером. А с другой казалось: затягивают в какой-то бездонный омут. Благими намерениями, корыстными — разница небольшая. Еще один шаг, и уже не выпутаюсь. Стану условной фигурой на доске, и буду послушно ходить по клеточкам так, как угодно тому, кто играет партию.
Но ни первое, ни второе не вызывало протеста — вот что поражало сильнее всего. Поэтому, когда Миша достал из сумки палку, похожую на ту, к которой моя рука прикладывалась в первый раз, и сжал в пальцах один конец, а Боря — другой, я накрыл ладонью один из двух оставшихся свободных участков.
Ронин остался стоять неподвижно, вызывая вопросы во взглядах моих «родителей», но смотрел, похоже, только на меня одного, потому что повторил:
— Это твое условие?
— Какое именно?
— Не медлить.
Никаких личных привязанностей, говорите? Ха! Да мы еще ни о чем не договорились, а уже выясняем отношения. Или я ничего не понимаю, или…
Но охранник нам все равно нужен. Защитник. И если этого безликого все устраивает, я тоже не вижу причин для возражений:
— Да, это мое условие.
Регистрация заключенных договоренностей прошла быстро: наш контрактный штырь втиснули концами в какие-то пазы, пустили по нему что-то вроде тока — до получения натурального белого каления, и повернули вокруг оси. Уже привычные светлячки-символы вспорхнули с палки в воздух, покружились и прилепились к потолку, сливаясь со своими многочисленными родичами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
