15 соток принадлежали очень важной и когда-то красивой еврейской даме, которая в закрытом правительственном ателье подбирала пуговицы для пальто и платьев жён и секретарш членов правительства. Наша соседка по даче имела некрасивую дочь и крепыша внука. Дочка этой дамы стала кандидатом химических наук и зам. секретаря парторганизации одной из кафедр Московского Института Тонкой Химической Технологии (МИТХТ). И мама, и дочка очень стеснялись, как они говорили, мужлана – отца ребенка и мужа дочери. Его звали Илья. Все лето он ходил голый в одних сатиновых темно-синих трусах и всегда был занят какой-нибудь ручной работой по хозяйству. Если на своем участке работы не было, то Илья шел в гости к соседям и начинал жаловаться, как им помыкают и унижают его жена и ее мамаша. Тут же он усматривал какую-нибудь работу на чужом участке и начинал ее бесплатно выполнять. Эти работы включали ежегодную очистку от сосновых иголок шиферных крыш, починку электропроводки, починку заборов и даже чистку выгребных ям уборных. Особенно любил Илья корчевание пней. При среднем росте он казался невысоким из-за кубической фигуры с мощной грудной клеткой и могучей шеей. Никаким спортом Илья никогда не занимался.
Во время бесед со мной и моим папой выяснилось, что Илья Гореловский работает инженером-механиком на каком-то заводе, что ему уже около 50 лет, и что он знает язык идиш. Также выяснилось, что его сестра и мама сумели еще в 58 году через Западную Украину и Польшу уехать в Израиль. Затем оказалось, что Илья и мой папа имеют общих родственников по Житомирскому местечку и что в роду Ильи также как у других евреев, если один из мужчин получает имя Илья, то его сына называют Матвеем, и наоборот.
Где-то зимой, в 1976 году, раздался телефонный звонок. Звонивший человек спросил наш адрес и сказал, что хочет к нам прийти. Он назвал себя: «Это говорит Илья». Зимой мы никогда не общались со своими дачными соседями, и в моем голосе ему послышалось удивление. Поэтому Илья сказал, что он хочет попрощаться перед отъездом. Вечером к нам пришел худенький и сутулый человек с бегающим и полубезумным взглядом и выбитыми передними зубами. Папа сразу спросил, что случилось, и Илья очень коротко рассказал, что он нашёл запрещённые в СССР и караемые тюрьмой и лагерем подпольные курсы по изучению иврита, и на третьем занятии весь кружок забрали в КГБ по доносу его жены. Там Илье, так же как, наверно, и другим, предложили сотрудничать уже из Израиля, а потом из Канады и пересылать в КГБ какую-то (ему не сказали какую) разведывательную информацию. Илья отказался. Тогда два гэбэшника начали его ежедневно, но не сильно избивать. На четвёртый день побоев Илья так сильно оттолкнул одного из своих палачей, что тот упал и разбил в кровь голову. Тут же прибежали ещё трое гэбэшников, повалили Илью на пол и долго били ногами так, что потом он провел три недели в тюремной больнице. У него были почти несовместимые с жизнью травмы всех внутренних органов и выбиты передние зубы. Потом Илья подписал бумагу со своим согласием сотрудничать с КГБ, и ему дали разрешение на выезд в Израиль к маме и сестре.
Сразу же после того, как его забрали в КГБ, партийная жена подала на развод и не разрешила видеться с сыном. Илья просил папу и меня как-то приглядывать за судьбой его сына, хотя нам не было понятно, как это сделать. Папа сказал Илье: «Надо было тебе все сразу подписать, а по приезде в Израиль тут же рассказать об этом кому следует. Сейчас тебе все равно надо будет там все рассказать – не забудь это сделать, и тебе наверно всё простят. Если бы ты сразу подписал, никто бы тебя не бил». Тогда я в очередной раз удивился папиному знанию реальной жизни.
Уходя, Илья сказал, что он не надеялся ни на такой добрый разговор, ни на такое сочувствие со стороны большого начальника и члена партии КПСС с 1925 года. А папа, назидательно глядя на меня, ответил ему: «Мы всегда евреи, и ещё мы родственники». Потом папа пожелал Илье здоровья и успехов в Израиле.
Через 10 лет после этого мы узнали, что Илья прислал из Канады (эту страну он упоминал 10 лет тому назад) заверенный в одном из госпиталей вызов своему сыну Матвею для предсмертного прощания в связи с неизлечимым раком. Советская почта и цензура доставили вызов через месяц после отправки, и еще почти месяц ушел на оформление выезда из СССР. За это время Илья умер, и Матвей приехал в Канаду через 12 дней после его похорон на одном из еврейских кладбищ.
До этого Илья успел жениться на еврейской женщине с тремя взрослыми детьми. Жена передала завет Матвею от Ильи стать настоящим кошерным евреем и изучать Тору. Матвей к этому времени женился на хорошей еврейской девочке и заимел от нее двоих чудных детей. Он, вопреки партийной маме и жуликоватой бабушке, стал после недельной поездки в Канаду исповедовать иудаизм и соблюдать кошер. Своего сына он назвал Илья. В Израиль он уехал вместе с поумневшими бабушкой и мамой через два года после нас, продав бабушкину половину нашего общего дачного дома тому же человеку из КГБ, который купил нашу половину.
Новый хозяин вырубил на объединённом участке большинство сосен, сломал двухэтажный бревенчатый сруб и построил за высоким забором трёхэтажный европейский коттедж, гараж и домик для гостей и охраны. Пожизненная охрана из трёх посменно и вместе кайфующих бездельников полагалась его жене, как дочери большого генерала КГБ.
Илья был одним из десятков тысяч евреев, которых за изучение иврита или отказ сотрудничать с КГБ начинали всячески мучить и избивать. Это помогало отпугнуть сомневающихся евреев и тешило самолюбие гэбэшников. Мучили и вербовали не менее 50 % евреев отъезжантов. Всех их выгоняли с работы и этим лишали средств к существованию.
Акт третий. Еврейский погром в Подмосковье
Сцена 1. Предиогромнал обстановка
Начиная с 1986 года, когда КГБ создал под вывеской псевдопатриотического общества «Память» общероссийское нацистское движение, везде, и явно по команде руководства КГБ, начались на предприятиях и в учреждениях, как в конце 40-х годов, проявления антисемитизма. Проводились «антисионистские» партийные и общие производственные собрания, а также появились гнусные статьи в газетах. Чувствуя безнаказанность, из нутра многих людей попёрла прирождённая неприязнь к евреям. В числе прочего, антисемитизм выплёскивался при проезде евреев в общественном
