3–я ударная продвинулась вперед быстрее других. Мы вообще могли бы «проскочить» мимо центра Берлина на запад. Но уже в те дни, когда только завязались бои за вражескую столицу, генерал Букштынович начал планомерно проводить в жизнь свою мысль. По его инициативе 79–й стрелковый корпус повернул сначала на юго–запад, потом на юг, а затем на восток. Следом, описывая крутую дугу, поворачивали и остальные соединения нашей армии.
Оставив в стороне вопрос о рейхстаге, надо сказать, что этот маневр сам по себе был смелым и целесообразным. Теперь мы наступали на центр Берлина с запада, то есть оттуда, откуда гитлеровцы меньше всего ждали появления советских войск. Естественно, здесь было меньше укреплений. Чтобы защитить себя с этого направления, фашистам пришлось срочно перебрасывать части из других районов.
Даже после того, как 3–я ударная повернула на центр города, рейхстаг все же не входил в полосу ее действий. Согласно разграничительной линии, брать его должен был наш сосед — 5–я ударная армия. Однако события развивались не совсем так, как было предусмотрено планами.
Войска 3–й ударной наступали стремительнее других. Прогрызая оборону гитлеровцев, дивизии 79–го стрелкового корпуса вечером 28 апреля вышли на северный берег излучины Шпрее против железнодорожных путей Лехтерского вокзала. Таким образом, мы выполнили в этом районе свою задачу. Противоположный берег Шпрее был полосой другой армии. Но наши соседи отстали. Мы ближе всех подошли к рейхстагу.
Заручившись поддержкой генерала Кузнецова, Михаил Фомич Букштынович позвонил по ВЧ в штаб фронта добиваясь разрешения наступать на рейхстаг через Шпрее. В самом деле, не стоять же 79–му корпусу на месте, когда кровопролитные бои в Берлине продолжаются с неослабевающей силой.
Маневр 79–го стрелкового корпуса 3–й ударной армии в Вердине (апрель 1945 года)
Командование фронта приняло разумные доводы нашего начальника штаба и согласилось с его предложением.
В эти исторические дни командарм Кузнецов неотлучно находился на командном пункте 79–го корпуса. Там развивались главные события. Успехами дивизий генерала Переверткина жила тогда вся наша армия. И мы, работники штаба, не являлись исключением.
Особенно было приятно, что успех сопутствовал нашему коренному корпусу, прошедшему в составе 3–й ударной большой путь. Хорошо действовали и другие корпуса нашей армии, тоже стремившиеся выйти к центру Берлина, но они наступали значительно медленнее. Это объяснялось многими факторами. Командир и штаб 79–го корпуса мастерски управляли своими войсками. Они сумели отлично организовать взаимодействие пехоты с другими родами войск, особенно с артиллерией и авиацией. Непрерывно велась разведка противника, безупречно была налажена информация во всех звеньях.
Много раз за время войны приходилось мне встречаться с командиром 79–го корпуса генерал–майором Переверткиным. Это был умелый руководитель, пользовавшийся большим авторитетом у всех, кто его знал. В ответственные минуты боя Семен Никифорович появлялся там, где возникали трудности. Опыт и знания сочетались у него с выдающимся личным мужеством.
Приветливое лицо, высокий лоб, ясные и живые глаза. Обаятельный человек. Мысли свои он формулировал кратко и четко. Доклады его в штаб армии всегда отличались объективностью.
Как настоящий военный человек, генерал Переверткин имел хорошую строевую выправку, любил подтянутых, исполнительных офицеров и терпеть не мог людей неряшливых, недисциплинированных.
Проявляя большую требовательность к себе и к подчиненным, он в то же время был очень общительным и доступным. Всегда корректный и вежливый, Семен Никифорович однако не стеснялся крепко пробрать любого офицера или солдата за совершенный проступок.
В успехах 79–го корпуса важную роль играл его командир.
Начальники родов войск и служб нашей армии стремились сделать все возможное, чтобы помочь штурмовым отрядам скорее захватить рейхстаг. По их предложениям на передовую дополнительно направлялись танковые, артиллерийские, инженерные и другие части. Батальон фугасных огнеметов, который был переброшен в район рейхстага, возглавил неутомимый энтузиаст свого дела начальник химической службы армии инженер–полковник М. Б. Марра. Ему активно помогал инженер–подполковник А. И. Буйкин.
Вечером 28 апреля, согласовав с генералом Переверткиным боевую задачу, Марра, Буйкин и начальник химической службы 79–го корпуса отправились в огневой батальон. Там обсудили с комбатом предстоявшие действия. Огнеметчики должны были помогать стрелковым подразделениям при штурме рейхстага, выжигая засевших в подвалах гитлеровцев.
Закончив работу в огнеметном батальоне, полковник Марра в сопровождении трех солдат поехал на командный пункт армии.
Перед отъездом он сказал Буйкину:
— Мы с тобой уже третьи сутки не спим. Поеду домой, отдохну. А ты помоложе, оставайся здесь. Завтра сменю.
Но увидеться им было не суждено. Возле станции Гезундбруннен машина Марры попала под огонь противника и загорелась. Сам М. Б. Марра был смертельно ранен разрывной пулей. Эта скорбная весть дошла до штаба армии поздно ночыо. Через два дня мы похоронили нашего товарища на восточном берегу Одера.
Весь путь нашей армии от Невеля до Берлина был отмечен красными флагами. Эта традиция родилась как‑то сама собой. Перед боем флаги вручались лучшим солдатам, лучшим агитаторам, которых у нас называли боевиками. Они шли впереди, увлекая за собой товарищей.
22 апреля, когда перед нами встал Берлин, на самом крайнем доме его взвился красный флаг, установленный солдатом–гвардейцем Гусаровым. А потом так и пошло: от дома к дому, от улицы к улице. Рядом с белыми полотнищами, которые вывесили немцы, повсюду алели наши красные флажки. В боях за город они играли не только символическую роль. На разбитых незнакомых улицах, где легко было потерять ориентировку, флажки довольно точно показывали, какой район освобожден и где проходит линия, соприкосновения с врагом.
Член Военного совета нашей армии генерал А. И. Литвинов не раз говорил, что красные флажки боевиков явились предшественниками учрежденных затем знамен, предназначенных для водружения над главными пунктами вражеской столицы. Военный совет армии учредил девять таких знамен — по числу стрелковых дивизий. Каждое знамя имело свой порядковый номер.
Например, знамя номер пять было вручено командиру 150–й стрелковой дивизии генерал–майору В. М. Шатилову. А он передал знамя командиру 756–го стрелкового полка полковнику Ф. М. Зинченко, когда тот первым в армии доложил: «Вижу рейхстаг!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
