Андрей хмыкнул неопределенно, посмотрел с сожалением на выдохшееся вино, взял бокал из руки Сильвии, выплеснул остаток в фарфоровую кадку с огромным, на полкомнаты, рододендроном.
– Только добро переводишь. Для такого разговора, как у нас, водку надо пить под сало и луковицу. А по вашей бедности и коньяк сойдет. Так вот насчет власти… Означенный в предыдущем абзаце полинезиец, если он не совсем дурак, должен бы послать тех цивилизаторов подальше и заняться, особенно если есть надежда, что они более не вернутся, дальнейшим благоустройством своей единственной и неповторимой жизни. Что я сейчас в меру сил и делаю. Прозит! – Он подмигнул собеседнице и залпом опрокинул рюмку, не тратя времени на растирание продукта языком по небу и смакование образовавшейся вкусовой гаммы.
– Мы получили от Антона «в подарок» данную реальность. Не самую лучшую из возможных, но вполне приемлемую. Средневековье было бы куда неудобнее для жизни. Но и ты, и мы знаем, что должно последовать в истории нашего любезного века в интервале ближайших шестидесяти лет. А я вдобавок заглянул еще и на семь лет глубже в наше гипотетическое будущее… – Андрей чувствовал, что говорит как-то не совсем так, как следует. Все же о серьезных вещах принято и беседовать серьезно, без навязшего в зубах ерничества эпохи «поздней оттепели». Но по-другому он уже не умел. Или интуитивно смягчал непомерную тяжесть реальных проблем несерьезностью их изложения.
Это вообще было бедой их поколения. Научившись более-менее остроумно переводить мысли в слова и фразы, навсегда усвоив ироничное, с оттенком незлого цинизма отношение к понятиям, которые официальная идеология требовала считать святыми, они в конце концов почти потеряли способность переживать что-либо действительно всерьез. За исключением, может быть, самых элементарных вещей – собственной любви, смерти близких, того, что в их круге принято было считать честью и совестью. А в остальном – в полном соответствии с учением Марка Аврелия: «Никогда не расценивай как полезное тебе что-нибудь такое, что вынудит тебя нарушить верность, забыть стыд, возненавидеть кого-нибудь, заподозрить, проклясть, притворствовать, возжелать чего-нибудь, что нуждается в стенах и завесах…» И так далее…
– Так вот, все это нам крайне не нравится. А в то же время знание подробностей будущего, исторического материализма и теории цивилизаций А.Тойнби дает основание надеяться, что в наших силах избавить мир от малоприятных перспектив. Миллионов десять людей уже погибло в мировой и гражданской войнах, но еще миллионов полтораста ныне живущих и еще не родившихся ждет такая же участь. Сама знаешь – войны, революции, коллективизации, атомные бомбы. И к концу века тупик – политический, военный, демографический и экологический.
– Уверен, что удастся вам все это переделать? И как же? Нам, к примеру, за сто лет не удалось изменить земную жизнь к лучшему…
Он заколебался. Говорить ли ей все до конца? А почему бы и нет? Если даже захочет кому-то разболтать, так кто в такое поверит? Рассчитывать же на ее добросовестное сотрудничество, по-прежнему оскорбляя недоверием, которого она не может не чувствовать…
– Хорошо. Если ты свой выбор сделала и готова идти с нами до конца… Как?
Сильвия молча кивнула. Колебаний в ее глазах Андрей не заметил.
– Аллес гут. Каждый солдат должен знать свой маневр. Суть нашего замысла столь же гениальна, как и примитивна. Все беды ХХ века оттого, что мир оказался разделен на два непримиримых блока, примерно равных по силам. Отсюда и гонка вооружений, и вторая мировая, экспорт революций и контрреволюций, бессмысленное разрушение экологии… Много чего. Значит, этого нужно избежать. Первый этап мы выполнили. Вместо устрашающего СССР, прямо заявившего о своих глобальных аппетитах, получились две России.
Одна будет отрабатывать на своей территории (под негласным контролем) методику достижения социальной справедливости. Вдруг да получится что-нибудь толковое, вроде «свободного труда свободно объединившихся людей». Тогда это будет действительно положительный пример, вроде израильских кибуцев.
Вторая Россия станет развиваться как классическая европейская демократия с национальным колоритом. Вроде Швеции или Исландии. Приличная территория, промышленность, благоприятный климат, весьма образованный средний класс, кулацки настроенное, работящее крестьянство. Почти оптимум. Вдобавок – отсутствие общих границ с сильными потенциальными врагами. И самое главное – никаких геополитических амбиций. То есть наплевать на все, кроме собственной души. Экзистенциализм Камю как национальная идея. В перспективе возможна и третья Россия. На базе Дальневосточной республики. Это уже будет аналог США начала прошлого века. В итоге интересная складывается геополитика: одна нация – три социально-политические системы. Готовые в случае общей опасности сплотиться для самозащиты, но не представляющиеся остальному миру агрессивным монстром…
Сильвия хотела что-то спросить, но, увлеченный собственной лекцией, Новиков ее остановил.
– Остается внешний мир. Каким образом заставить его сохранить в ближайшие годы нейтралитет, более того, исключить возможность нарушения мирового равновесия путем создания блоков типа Антанты, НАТО и т. п.? Вот этим мы сейчас с тобой и занимаемся. Читала Эренбурга? Нет? Зря. В романе «Хулио Хуренито» главный герой имеет кличку «Великий провокатор». Я решил исполнить здесь его функцию. Наша первая задача – сделать нечто такое, чтобы на много лет перессорить друг с другом всех возможных наших противников. Прежде всего это Англия и Франция. Германия надолго выбита из «Европейского концерта», тем более что наметились пути ее сближения именно с Россией. Хоть с одной, хоть с другой. А то и с обеими сразу, на базе разделения труда. Турцию мы можем сделать своим союзником, оказав ей помощь против Греции и той же Антанты. США далеко, причем есть способ переключить их интересы с европейского театра на Дальний Восток. США, Китай, Япония и ДВР – узелок там можно завязать на десятилетия. Остаются Англия и Франция. И тебе предстоит немного поиграть против твоей исторической родины…
– Ты что, собираешься спровоцировать войну между Англией и Францией?
– Как ты могла подумать! Наша цель как раз предотвратить любые крупные войны в обозримом будущем. Мы с Воронцовым собираемся спровоцировать вооруженный конфликт между Англией и Югороссией…
Его слова вызвали у Сильвии почти что шок.
– Это уж совсем из разряда бреда! Сильнейшая мировая держава, только что выигравшая большую войну – и обрубок изнуренной России. Вы только что кое-как сумели удержаться на грани полного разгрома и вдруг… Да Гранд-Флит только пошевелит стволами своих пятнадцатидюймовок, и Врангель капитулирует без всяких условий… – В Сильвии вдруг прорезался агрессивный патриотизм британской аристократки.
– А вот это вряд ли, как говорил товарищ Сухов. Сухопутной армии у вас нет. А если бы и была – нет подходящего театра, чтобы ее использовать. Пешком через десять европейских границ?
– Не забывай уроки Крымской войны. Из Босфора до Севастополя двое суток ходу…
Новиков весело рассмеялся. Цель была достигнута. Если Сильвии пришла в голову именно эта мысль, значит, и всем остальным, кто имеет право решать, она тоже придет.
– Отлично. Вот тебе и конкретное задание. Разжечь общественное мнение, прежде всего в верхах, таким образом, чтобы после некоторых демаршей врангелевского правительства возникло единодушное мнение – наказать наглецов, устроить очень наглядную демонстрацию британской мощи, то есть послать в Черное море флот и предъявить ультиматум.
– И что это даст?
– Скажу чуть позже. Одновременно поручаю тебе купить редакторов и обозревателей нескольких авторитетных оппозиционных газет, десяток-другой членов парламента, чтобы они резко осуждали предлагаемую акцию, кричали о предательстве верного союзника – России, правопреемником которой является Югороссия. Чтобы требовали отставки правительства и выполнения обязательств перед спасшей мир от большевистской угрозы маленькой, но гордой части русского народа. В таком примерно духе. Причем дозировать кампанию, чтобы она не помешала интервенции, но достаточно запомнилась, и когда Британия получит по соплям… – От грубого слова Сильвия непроизвольно поморщилась. – Ай бэг ё пардн… Когда она получит не смертельный, но крайне серьезный и оскорбительный урок, гнев нации должен обратиться не на Россию, а на собственное правительство и бездарных адмиралов…
– Сделать все это можно, однако в чем же будет заключаться урок?
– О деталях – позже. Ты усвоила свою задачу? А я завтра выезжаю в Париж. Там у нас тоже есть свои люди, и мы развернем кампанию прямо противоположного плана. Объявим, что Югороссия в полном объеме принимает на себя обязательства царской России и немедленно начинает выплату процентов по всем облигациям русских займов начиная с четырнадцатого года.
