а рука скользнула к груди, сжимая ее через ткань платья.
— Скажи мне, – спросил он, пристально глядя на их отражение, – ты сейчас здесь, потому что я приказал тебе? Ты не сопротивляешься, потому что боишься меня? Как мне понять, что ты делаешь по моей воле, а что по своей?
— Я не знаю, – ответила Сахана, реагируя на его ласки всем своим существом. – Сейчас я хочу быть здесь с тобой.
— Ты же сказала бы мне, если бы не хотела? – спросил он. – Ты бы плакала и сопротивлялась, если бы я был тебе противен? Если ты считаешь, что это я тебя похитил, почему ты сейчас не бежишь от меня?
Алкид из зеркала пронзительно посмотрел на нее.
Сахана закрыла глаза, чтобы не столкнуться взглядом.
— Потому что мне больно от тебя бежать, – ответила она, и он взмахом руки развеял их отражение, увидев, как из-под ее ресниц выкатилась крупная слеза.
— Не плачь, пожалуйста, – он перетащил ее к себе на колени, обнимая и прижимая к сердцу. – Мне тоже больно. Если поделить это чувство пополам, то оно будет нам по силам. Мы выдержим.
Сахана вздохнула и вдруг вспомнила: сотни раз в жизни она плакала. Первое воспоминание было совсем ранним – она стояла в кроватке и звала маму, исходила на крик, но так и осталась одна. Вспомнились ночи, наполненные чудищами из шкафа и из-под кровати, когда она уже тихо плакала в подушку, зная, что никто не придет и не переходя на неприличную, молящую о помощи громкость. Затем она вспомнила школу лекарей, куда попала еще ребенком. Там она забивалась в дальний угол кровати и прижимала к себе подушку, представляя, что кто-то ее утешает. И наконец, слезы усталости в собственном доме на берегу моря, слезы от потери пациентов, от неудач и нехитрых горестей, которые она выплакивала игрушкам, пуфикам, углам и пустым кроватям. Ни разу до этого никто не предложил ей поделить эти чувства пополам. Пережить только часть, а другую взять себе. И ее вдруг унесло штормом захлестнувших эмоций, слезы быстро полились ручьем, а потом остановились, когда его руки сжались на ней. Алкид прижимал ее к себе так сильно, что ей было сложно дышать.
— Я люблю тебя, – сказал он. – Правда. У меня давно нет причин притворяться, если ты так думала.
— Я не знаю, что думать, – очень серьезно сказала Сахана. – Умом я понимаю все как есть – все это сделал со мной ТЫ. Ты – причина всего, что произошло. Но мое сердце так не хочет. Оно хочет биться рядом с твоим и верить всему, что ты говоришь, потому что это делает меня счастливой. А правда, какой я ее вижу, – только несчастной.
На этих словах она почувствовала его реакцию – руками, дыханием, биением сердца. Ей казалось, что она ощущает, как его энергия переходит в нее и обратно, будто бы они слились на каком-то невозможном духовном уровне.
— Ты что-то делаешь со мной своей магией? – спросила она.
— Нет, это ты что-то делаешь со мной, – ответил он.
Сахана слезла с его колен, утащила со стола бокал, чтобы развеять это наваждение, и Алкид налил ей еще вина.
Из-за пустых окон на них смотрело синее сумеречное небо. Было очень тихо и безветренно. Лавка давно казалась неудобной и Сахана сто раз поменяла позу, в которой сидела. Было понятно, что пора возвращаться в дом, но они оба не хотели разрушать эту идиллию.
— Ты не устал? – спросила Сахана.
— Что ты имеешь ввиду? – удивился он.
— Ну твоя магия не утомила тебя? Помнишь, что было с Лией?
Он лишь засмеялся.
— Вряд ли можно сравнить то, что у нее осталось с тем, что есть у меня. Я сегодня пытался вымотать себя. Был повод, – Алкид помрачнел, вспоминая. – Сначала думал, что выбился из сил, но мне похоже просто надоело. А то, что я делаю сейчас… Я не задумываюсь...
Сахана только задумчиво кивнула.
Они, наконец, пошли в большой дом. Поднялись к себе через вход левого крыла, чтобы ни с кем не встречаться. Вечер принадлежал только им.
***
Утреннее солнце едва смогло пробиться через толстые стекла окон. Сахана лежала, закинув на Алкида руку и ногу. Он давно проснулся, но не беспокоил женщину, любуясь ее телом, нежным красивым лицом и длинными ресницами. Наконец, она приоткрыла глаза и потянулась, обнимая его крепче.
— Доброе утро, – сонно прошептала она часто моргая.
Вместо ответа он поцеловал ее в нос.
— Ты такая забавная, – шепнул он, обволакивая ее своим телом.
— Только не снова, – простонала Сахана, пытаясь вылезти из-под него. –Честное слово, ещё немного и я буду звать на помощь.
— Ты же знаешь, что отсюда не слышно ни звука, – Алкид вдруг понял, что некоторыми вещами невозможно запастись впрок.
Она упёрлась в него руками, отталкивая и они игрались как дети в этой огромной кровати. Сахана вдруг с удивлением подумала, что всегда, пока он не уходил на работу, спала рядом с ним, или на нем, или чувствовала, как ее прижимает его сильная рука. Места было достаточно для четверых, но ни разу за это время они не воспользовались этим и не расползались в разные углы.
Наконец, их возня закончилась ее проигрышем. Теперь женщина лежала под ним на животе, распластанная его телом. Его руки мягко обвивали ее запястья, а дыхание касалось шеи, порождая волну мурашек.
— Пусти меня, – хрипло попросила она, но он почувствовал, как она приподняла бедра, чтобы подразнить его.
— Конечно, – Алкид даже на секунду отпустил ее руки, но только чтобы снова схватить их и прижать. – просто не сразу.
После почти бессонной ночи это должно было быть лишним, но почему-то они наслаждались друг другом ещё больше, чем обычно. Стоны сменились тишиной, а потом мужчина и женщина ушли принимать душ и одеваться. Все было буднично, но Сахана опять почувствовала гнетущую тревогу.
Она ждала его в гостиной и пила чай с воздушной булкой, понимая, что вот-вот что-то произойдет.
Наконец Алкид вышел к ней с бумагами.
— Я тебя отпускаю, – сказал он, протягивая руку к ее ошейнику. Звеня цепочками, серебристая змейка будто живая, прыгнула ему в ладонь. Сахана прижала руки к шее, ощущая непривычную лёгкость.
— Что? – спросила она.
