20 июля сицилийское собрание утвердило основы новой конституции. По форме этот документ, составленный священнослужителем и собирателем древностей Паоло Бальзамо (Paolo Balsamo), претендовал на то, чтобы быть точной копией британской конституции. Так, замышлялись палата лордов и палата общин, парламент должен был собираться на ежегодной основе и иметь законодательную власть, министры назначались королём, но отчитывались перед парламентом, все вопросы налогообложения входили в компетенцию палаты общин, монархия теряла свои имения в обмен на цивильный лист, Сицилия получала возможность пользоваться принципом законности и судом присяжных.
Более того, теперь в основном ликвидировался феодализм: упразднялась юрисдикция баронов, формально отменялись старые подати, а имения дворян превращались во владения, основанные на праве собственности. И ещё, тщательно определялся статус Сицилии по отношению к Неаполю, при этом они провозглашались полностью независимыми друг от друга (таким образом, если Фердинанд возвращался в Неаполь в качестве его государя, он оставлял на острове Франца королём Сицилии).
И что же всё это означало? Эти события, приветствовавшиеся Бентинком как великая победа сицилийского патриотизма, скорее представляются переворотом, совершённым той фракцией дворянства, которая стремилась к разрушению власти монархии и выдвижению на первый план своих экономических интересов. Так, уничтожение феодализма здесь, как и в других местах, почти ничего не дало в социальном отношении. Крестьяне фактически лишились многочисленных установленных обычаем прав, имевших жизненно важное значение, потеряли доступ к общинным землям и оказались обременены большей ношей, чем раньше (хотя все феодальные подати мнимо отменялись, решение вопроса о том, что является, а что не является феодальной податью, оставлялось на усмотрение суда). Дворянам между тем помимо огромной выгоды от неограниченного контроля над имениями, который они теперь приобрели, причиталась ещё компенсация за то, что они, по мнению суда, потеряли. Кроме того, несмотря на создание свободного рынка земли, майорат сам по себе так и не был отменён, так что имения дворян остались неприкосновенными.
Всё же господство баронов оказалось гибельным для конституционализма, а политический кризис 1810–1812 гг. вскрыл глубокие разногласия в сицилийском обществе. С экономической точки зрения с конца XVIII столетия с дворянством конкурировала недворянская олигархия, имевшая возможность извлекать значительный доход из ростовщичества, аренды земли у баронов и управления имениями, причём угроза дворянству с её стороны усилилась за счёт новых богатств, приобретённых в ходе войны. Помимо этого фундаментального экономического соперничества существовала напряжённость между крупными и мелкими дворянами, между различными районами страны и даже между отдельными городами. Поэтому в знак протеста против явного местничества конституционалистов возникло радикальное движение, воодушевляемое идеалами французской революции и кадисских кортесов. В значительной степени благодаря быстрому процессу дезинтеграции, которая в то время поразила партию баронов вследствие личных разногласий между Бельмонте и Кастельнуово и сомнений в мудрости уничтожения феодальной системы, радикалы сумели захватить контроль над законодательным собранием. Они требовали всеобщего избирательного права, создания однопалатного парламента и упразднения майората и возобновили блокирование всех поставок, вследствие чего парламентское правление вскоре полностью разрушилось. Между тем росло общественное беспокойство, вылившееся в хлебные бунты в Палермо и направленные против сеньоров волнения в провинции. Поэтому к октябрю 1813 г. у Бентинка не оставалось никакого выбора, кроме как распустить парламент и ввести военное положение в надежде, что ему хоть как-то удастся соблюсти нейтралитет до того времени, когда сицилийцы повысят свою политическую зрелость и, между тем, осуществить разносторонние административные реформы, заблокированные тупиком, в котором оказался парламент (в частности, предполагалось заменить старую систему феодальной юрисдикции новыми судами и кодексами законов). В мае 1814 г. были должным образом проведены новые выборы, которые несколько облегчили положение, поскольку из-за сильного давления государства конституционалисты получили большинство в палате общин, но враждебность между Бельмонте и Кастельнуово помешала формированию устойчивого правительства, а дворян к тому времени вконец запугали тем, что палата лордов стала оплотом консерватизма. Поскольку вновь сложилась безвыходная ситуация, Бельмонте в конце концов решил, что единственный выход из неё заключается в предложении королю возобновить свои монаршьи полномочия в надежде, что это вернёт поддержку баронов. Фердинанда, стремившегося добиться одобрения великих держав на возврат Неаполя, — решение Мюрата переметнуться на другую сторону в январе 1814 г. поставило его под сомнение — до поры до времени вполне удовлетворяла роль конституционного монарха, и 5 июля 1814 г. он, как положено, вернулся к власти.
Несмотря на торжественные заявления короля о благих намерениях, на самом деле он оставался таким же абсолютистом, как и всегда, а сохранение конституции фактически определялось продолжающимся британским присутствием. Но Бентинк, не терявший надежд на народное восстание в Италии ещё долго после того, как в Лондоне оставили всякую мысль об этом, боясь вызвать раздражение у Австрии, быстро начал впадать в немилость, к тому же, по общему мнению, в Сицилии не следовало силой поддерживать конституционный порядок. Хотя Бентинка оставили командующим армией, его лишили посольских полномочий, при этом Британия дала понять, что его преемник, А’Курт (A’Court), будет стараться поддерживать конституцию лишь постольку-поскольку. Так как в то время инициатива полностью перешла к Фердинанду, он мог ожидать подходящего момента до тех пор, пока у него не появятся гарантии возврата Неаполя. Однако в марте 1815 г. эта шарада наконец разрешилась: Мюрат, опасавшийся, что союзники собираются низложить его, ухватился за возможность, предоставленную Ста днями, чтобы гарантировать себе престол, но 3 мая потерпел поражение при Толентино и был отправлен в изгнание. Так как дорогу в Неаполь больше ничто не преграждало — союзники незамедлительно выразили своё согласие на восстановление Фердинанда на престоле — он не стал медлить с отмщением, распустив 17 мая парламент и вернувшись в свою старую столицу. Более того, через шесть месяцев Неаполь и Сицилия были провозглашены единым государством, Королевством Обеих Сицилий, а отдельная сицилийская конституция была поэтому косвенным образом отменена.
Триумф абсолютизма
Итак, в Испании, Швеции и Сицилии война одинаково привела к революции. Более того, во всех случаях источники политических передряг, в которые погрузились эти страны, как можно видеть, заключались в столкновении между просвещённым абсолютизмом и корпоративными, в первую очередь дворянскими, привилегиями, характерными для XVIII столетия. Так, в Испании экономические трудности, порождённые французскими войнами, заставили уже реформистский режим сосредоточить свои усилия на модернизации, что в свою очередь спровоцировало сопротивление группы дворянства, воспользовавшейся безвольным наследником престола, принцем Фердинандом, под прикрытием которого они могли преследовать чисто местнические цели. Эта группа, поставленная в отчаянное положение решением
