Последнее, впрочем, не имеет отношения к смерти праведников, которые ко времени отхода с земли подвигами благочестия были вполне очищены и приготовлены для Царствия Божия (вспомним, например, о кончине прп. Серафима Саровского).
Вместе с тем, как пишет епископ Игнатий (Брянчанинов):
«Внезапная смерть не случается с людьми, желающими очистить себя покаянием, хотя бы они по временам и побеждались своими немощами».
Как пишет о. Александр Ельчанинов:
«Рождение мистично — к нам приходит вестник из другого мира.
Смерть близких еще сильнее будит в нас мистические чувства: уходя от нас, они из ткани нашей души протягивают за собой длинный провод, и мы уже не можем жить только этим миром — в наш теплый уютный дом поставлен телефонный аппарат в бесконечность…
Смерть близких — опытное подтверждение нашей веры в бесконечность. Любовь к ушедшему — утверждение бытия другого мира. Мы вместе с умирающими доходим до границы двух миров — призрачного и реального: смерть доказывает нам реальность того, что мы считали призрачным, и призрачность того, что считали реальным…
Зрелище смерти всегда поучительно. Какая бы она ни была, она всегда — чудо и таинство. Наша мысль, а если это близкий человек — наша любовь — вместе с умирающим как будто переступают через эту грань, заглядывают в иной мир и удостоверяются в его существовании.
Советы близким умершего: оторвать свои чувства и боль от телесности, которая пойдет в землю, не терзать себя воспоминаниями земных чувств и земных радостей, связанных с умершим, а перешагнуть, хотя бы мысленно, с умершим в тот мир, утешаться любовью близких и совместными молитвами, дать отдых своим нервам и своему телу…Скорбь по умершему — неверие, язычество. Надо прийти к христианскому ощущению реальности Царства Небесного…
У умерших наступает непосредственное ощущение и видение духовных сущностей, нападение демонов и т. д.
Наше горе, смущение, слезы, а иногда и отчаяние усугубляют смущение души: ведь она еще очень близка к нам, она — одно существо с нами, и если при жизни, закрытая телом, она не всегда чувствовала душевное состояние близких, то сейчас она особенно беззащитна против нашего отчаяния, усиливающего ее смущение.
Вот почему наш долг перед почившими — оказать им помощь приведением себя в состояние молитвы — гармонического, светлого вибрирования, которое распространяется и на них.
Всякая смерть — урок для нас, оставшихся: она — чудо, как и чудо рождения: "како предахомся тлению"; она — напоминание о нашей близкой смерти и в построении плана нашей жизни…
Пусть наша вера и вообще наша духовная жизнь слабы, но ведь наша любовь к почившим — ведь она-то не слаба; ведь оттого и скорбь наша так велика, что велика наша любовь.
Так пусть она же, эта наша любовь, выведет нас из мрака скорби. Напряжением нашей любви переступим и мы тот роковой порог, который переступили они. Войдем усилиями нашего воображения в тот мир, в который вступили они, дадим в своей жизни больше места тому, чем они сейчас живут, — и постепенно, незаметно наша печаль обратится в радость, которую никто от нас не отнимет».
Есть одна склонность у христиан, которую они заимствуют у неверующих людей мира: это стремление скрыть от умирающих близких серьезность их положения и близость смерти.
Господь посылает длительные предсмертные болезни как последнее средство, служащее для спасения души;
Он хочет, чтобы в это время душа задумалась бы над жизнью, заглянула бы в себя, осознала бы свою нечистоту и непригодность для вечного блаженства, ужаснулась бы своему недостоинству и в страхе вспомнила бы о Боге и с покаянием и надеждою на Его милосердие устремила бы к Нему свое сердце.
Этому благому Промыслу Божию очень часто мешают близкие тяжело больных.
Как пишет епископ Феофан Затворник:
«Благоразумие окружающих болящего не должно бы, по-видимому, отвлекать его внимание от мыслей — "Не умереть бы".
Но у нас, по обыкновению, в большинстве подобных случаев всячески стараются как бы разуверить больного в грозящей ему опасности, хотя нередко и сами сознают, что больной безнадежен. Понятно, что такое лицемерие у постели болящего, как и чем ни оправдывай его, кроме нравственного вреда ничего не может ему принести, а нередко и самих так неуместно лицемерящих, в случае неожиданно ускорившейся смерти больного без должного христианского напутствия, подвергает тягчайшей скорби.
Мало разве умирают у нас без надлежащего подготовления исключительно лишь по нерадению окружающих больного родственников?
И допустившие такую неосмотрительность не убиваются ли горем, иногда целую жизнь, считая себя виновными в том, что допустили своего близкого человека умереть без христианского подготовления?»
Также и Оптинские старцы считали, что врач обязан предупреждать больного о приближении смерти.
И, очевидно, не только не скрывать надо опасность перед больными из христиан, но, даже может, быть несколько преувеличивать ее и говорить, что нельзя иметь надежды ни на лекарства, ни на врачей, так как последние — только люди.
Есть случаи из жизни праведников, когда они предсказывали скорую смерть кому-либо из близких к ним, причем эти предсказания потом не оправдывались. Но те, кому они предсказывали, были впоследствии им глубоко благодарны. Это предсказание заставляло их вовремя — когда еще у них были и время и силы — покаяться, изменить свой образ жизни и в усиленных духовных подвигах приготовить себя к переходу в иной мир.
В тех случаях, когда хотят прекратить или облегчить предсмертные страдания больного, надо прибегать к усиленной молитве о нем.
Прп. Афанасий Афонский в тех случаях, когда узнавал духом, что какому-либо больному иноку его монастыря исцелиться не было воли Божией, совершал всенощное бдение и просил Бога, чтобы Он как Благоутробный упокоил его, избавляя таким образом и больного от мучений, и окружающих от тяжести длительного ухода за больным.
И к утру, когда молящиеся кончали свои молитвы, кончал обычно свою жизнь и больной.
Здесь следует, однако, заметить, что чего бы ни просили молящиеся, им следует заканчивать свою просьбу так, как заканчивал Свою молитву Господь в Гефсиманском саду: «Да будет воля Твоя» (Мф. 26, 42).
Приложения к главе 47-й
Из писем епископа Феофана ЗатворникаЧто нам говорить умирающим? На этот вопрос дается ответ в письме к умирающей сестре епископа Феофана Затворника:
«Прощай, сестра. Господь да благословит исход твой и путь твой по твоем исходе.
Ведь ты не умрешь. Тело умрет, а ты перейдешь в живой мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая.
Там встретят тебя батюшка и матушка, братья и сестры. Поклонись им и наши им передай приветы и попроси попещись о нас. Тебя окружат твои дети со всеми радостными приветами. Там лучше тебе будет, чем здесь. Так не ужасайся, видя приближающуюся смерть: она для тебя — дверь в лучшую жизнь. Ангел хранитель твой примет душу твою и поведет ее путями, какими Бог повелит.
Грехи будут приходить — кайся во всех и будь крепкой веры, что Господь и Спаситель все грехи кающихся грешников изглаждает. Изглаждены и твои, когда покаялась. Эту веру поживее восставь в себе и пребудь с ней неразлучно.
Даруй же тебе, Господи, мирный исход. День-другой — и мы с тобой. Потому не тужи об остающихся. Прощай, Господь с тобой».
Его же письмо к мужу умирающей сестры«Я всегда молился и молюсь, чтобы Господь дал сестре пожить, пока последние дети станут на ноги.
Но судя по тому, что вы мне сказали, теперь уже надо молиться о мирной кончине. Что же делать? Что судил Бог, тому надо покориться.
Что умирает — ничего необыкновенного нет. Вслед за ней и мы пойдем той же дорогой. Это — общий всех путь. Но все же смерть поражает всех, и ко всем умирающим мы относимся так, как бы они нечаянно умерли.
Вы останетесь оканчивать воспитание и устроение детей, а она отойдет, и там что нужно и можно приготовит для встречи вас. Будьте мужем силы. Скрепите силы и мужайтесь. Ведь сестра-то сама не умрет: тело умирает, а личность умирающей остается. Вот и вы, пока она отойдет, — в тот же мир переходите вниманием.
В теле, лежащем под образами и потом выносимом, ее нет. И в могилу не ее прячут. Она в другом месте. Также жива, как и теперь. В первые часы и дни будет около вас. И только ни поговорить, да и увидеть ее нельзя, но она — тут. Вникните в это. Мы, остающиеся, плачем об отошедших, а им сразу легче: то состояние отрадное.
Те, которые обмирали и потом вводимы были в тело, находили его очень неудобным жилищем. То же самое будет чувствовать и сестра. Ей так лучше, а мы убиваемся, будто с ней беда какая случилась. Она смотрит и, верно, дивится. Я всегда был такого мнения, что по умершим не траур надо надевать, а праздничные наряды.
