— Гипнос, — Мара освободился от рук бога Сна, поправил растрепанную одежду и спокойно признался, — я хочу сказать, что я на вашей стороне, не смотря ни на что! Или ты сомневаешься, что и мне не безразлично останется после меня хоть кто-то? Эти парни наследуют не только твой дар, но и мой. Я хотел бы, чтобы они сохранили свою жизнь.
Верить — не верить, верить — не верить… Гипнос был в смятении. Всё его существо протестовало против того, чтобы доверится самому великому из всех обманщиков, самом ненадёжному из всех предателей, самому изощрённому и жестокому из всех палачей. О, да, его пытки — это совершенно не то, что творят с людьми и богами его ненормальные сестрички, но они гораздо страшнее, ведь иллюзии Мары способны довести кого угодно до безумия! Он жесток и непостоянен, он лжив и коварен…
— Па, ты ведь можешь проверить его слова, — тронул его за руку Иван. — И, посуди сам, он ведь ничего не рассказал остальным богам о том, что произошло, а ведь мог же!
Гипнос горько усмехнулся:
— Он не рассказал, потому, что ему никто бы не поверил!
— Да, — согласился бог Иллюзий, — но ты забыл про камень правды! Даже я не смог бы его обмануть. Чтобы проверить меня, достаточно просто позвать твоих сестёр и правда сама выйдет наружу. Кто может обмануть эринний, когда в их руках камень правды?
Гипнос знал, что обмануть сестёр можно, надо только настроить их на то, чтобы вопрос был задан неправильно.
— Я знаю, я почти уверен, что должен тебя убить, — грустно признался бог Сна, — что нельзя верить ни одному твоему слову, но, скажи мне, что меня останавливает?
Мара лучезарно улыбнулся, от этой улыбки растаяли бы даже арктические льды, и многозначительно кивнул на близнецов.
— Они, — спокойно ответил он, — ты не хочешь выглядеть в глазах своих сыновей убийцей и психом. Дети бывают очень жестокими и не прощают ошибок.
«Всё верно, — подумал Гипнос, — эта хитрая тварь всё просчитала! В другое время и при других обстоятельствах, я бы не задумываясь снёс ему эту красивую башку без малейшего сожаления, легко и просто! Я бы не сомневался ни секунды, но не сейчас, не при мальчиках. Они так похожи на нас с Таном. Да, но ведь, если я совершаю сейчас ошибку, то именно им придётся за неё расплачиваться!». И уже чисто машинально он вновь схватил Мару за запястье, украшенное тяжёлыми золотыми браслетами. Ах, эти сомнения! Как же определиться? Чему доверять, разуму или чувству? Хотя, какая здесь дилемма и разум и чувства говорят об одном: доверять Маре нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах!
И вновь зазвенели невидимые колокольчики — это засмеялся Мара, он каким-то непостижимым образом понял, что на этот раз победил. И как же здорово, что здесь нет сейчас этого маньяка Танатоса, уж тот бы не сомневался ни секунды, как было это в прошлый раз. Сначала убил бы и только потом подумал, а за что! А Гипнос более тонкий, более чувственный, нежели его брат, с ним и проще и сложнее одновременно.
— Ты ведь его не убьёшь, верно? — Не столько спросил, сколько потребовал Антон.
Гипнос беспомощно посмотрел на своих детей, надеясь, что сейчас они придадут ему силы и решительности, ан нет. Парни стояли напряжённые, словно натянутые струны, глаза колючие и беспощадные. Стоит только совершить сейчас одну-единственную ошибку и он больше никогда не сможет вернуть их расположения.
— Ты ведь не убийца, — напомнил Иван, — это не твоё дело, а дяди.
Впервые он назвал Танатоса дядей и голос у него при этом был холодным и осуждающим.
Мара уселся на надувную кровать, закинул ногу на ногу и даже из такого положения умудрился смотреть на Гипноса немного свысока. Он был спокоен и сосредоточен, даже эта его вечная зыбкая улыбочка исчезла, а лицо перестало меняться и приобрело чёткие черты. Бог Иллюзий окинул взглядом пустое помещение и вздохнул:
— Неуютно-то как! Не люблю я находиться в такой обстановке. Понимаю, что ты здесь не живёшь, но мог бы хоть элементарный уют создать.
Он лишь слегка шевельнул пальцами и комната преобразилась в мгновение ока. Окно исчезло за тяжёлыми портьерами и теперь бог Иллюзий мог чувствовать себя более уверенно. Тяжёлый старинный дубовый стол с бронзовыми ручками возник из пустоты, несколько стульев с гнутыми ножками, приглашали всех присутствующих присесть. Мара остался доволен своей работой, а Гипнос неожиданно для себя, разнервничался:
— К чему эта показуха, Мара? Это же всё нереально. На этих стульях нельзя сидеть, хотя шторы действительно плохо пропускают свет.
Мара постучал по столу пальцами с тяжёлыми перстнями, стук словно доказывал реальность всего, что так неожиданно появилось из пустоты.
— Видишь ли, я — эстет, я люблю всё красивое и терпеть не могу скуку и убожество, — признался бог Иллюзий, — так мне гораздо комфортнее.
Гипноса всё ещё не оставляли в покое сомнения. Он готов был прогнать Мару вон и забыть о том, что видел его сегодня, лишь бы этот подонок не заговорил о чём-нибудь более значительном, о том, что вертелось у него на языке, ведь тогда-то придётся принимать очень ответственное и тяжёлое решение. И он заговорил:
— Я хотел бы быть с вами, когда придёт время, — сказал Мара более чем серьёзно. — Я долго думал над этим решением и оно осознанное и абсолютно искренне.
— Мара, послушай, что ты говоришь?! — Закричал Ги, не в силах больше сдерживать своё раздражение. — Когда ты был искренним? Вспомни хотя бы один такой случай! Уходи немедленно, иначе я не сдержусь и всё-таки убью тебя!
И сразу же на него уставились внимательные и напряжённые глаза Ивана и Антона. «Вот, зараза, — подумал бог Сна, — нашёл себе адвокатов! Они ведь его совершенно не знают! Пацифисты хреновы! Если я сейчас совершу ошибку, а я её совершу, то платить по счетам придётся нам всем».
— Хорошо, Мара, — наконец-то выдавил он из себя, — я не могу один принимать такое решение, я должен посоветоваться с остальными.
Мара напрягся.
— И с Танатосом? — Спросил он нервно.
— С ним в первую очередь, ведь он — мой брат, ты не забыл это?!
— Такой брат и врагов уже не надо, — заворчал недовольно бог Иллюзий, но понял, что ничего другого он не добьётся. — Хорошо, совещайтесь сколько угодно, но ты бы не мог мне сказать хотя бы, от кого зависит моя судьба? Кто, кроме тебя, твоего сумасшедшего брата-убийцы и точно такого же психа Сёмы, будет принимать решение?
Этот вопрос насторожил Гипноса. Ему показалось, что Мара явился только для того, чтобы узнать имена заговорщиков и донести верховным. Зачем? А просто из подлости, или по привычке. Очень уж сомнительными были эти его внезапно прорезавшиеся родственные чувства. Он, не стесняясь, разглядывал лицо Великого Фокусника, пытаясь найти хотя бы намёк на возможное предательство и злился на себя за то, что никак не может найти. Лицо Мары было по-детски наивным и чистым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
