Она смотрела на меня и на ее бледной физиономии были видны только большие круглые глаза. Я заметил тени под ними и понял, что она плакала перед тем, как войти в помещение суда. Я повернулся к судье, в упор глядя на него.
Это была последняя возможность что-то сделать для моей дочери.
2
Я откашлялся.
– Имею ли я право задать несколько вопросов, ваша честь?
– У вас есть те же права, что у вашей дочери, полковник Кэри, – ответил судья. – У вас есть право советоваться с адвокатом, право вызывать свидетелей и задавать им вопросы, имеющие отношение к настоящему слушанию.
– Благодарю вас, судья. Мне бы хотелось задать вопрос мисс Спейзер.
– Можете задавать.
Я повернулся к инспектору.
– Мисс Спейзер, верите ли вы, что моя дочь способна убить человека?
Гордон вскочил.
– Возражаю, ваша честь! – возмущенно заявил он. – Полковник Кэри задает вопрос, оскорбительный для моего клиента.
Судья посмотрел на него.
– Мистер Гордон, – сказал он слегка раздраженным голосом. – Мне казалось, что мы уже объяснили вам: все возражения, которые служат защите интересов несовершеннолетней, принимаются автоматически. – Он повернулся к мисс Спейзер: – Можете отвечать.
Инспектор медлила с ответом.
– Я не знаю.
– Вы как-то сказали мне: трудно поверить, что такая девочка, как Дани, способна совершить убийство, – напомнил я ей. – Что вы будете чувствовать себя куда лучше, если вам удастся установить подлинные психологические причины ее действий. Почему вы так считали?
Она посмотрела на судью.
– Ни мне, ни мисс Дженингс не удалось установить достаточно близкий психологический контакт с Даниэль, исходя из которого мы смогли бы определить, на что она в самом деле способна. Мы чувствовали, что для столь юного возраста она исключительно хорошо владеет собой.
– Вы были в суде и слышали ее заявление перед жюри коронерского расследования. Вы согласны с его решением? – спросил я.
Она посмотрела на меня.
– Я приняла их решение.
– Я спрашиваю не об этом, мисс Спейзер. Учитывая, что вам так и не удалось до конца понять мою дочь, считаете ли вы, что она способна в самом деле убить человека, как утверждалось в суде?
Она снова поколебалась.
– Думаю, что это возможно.
– Но, тем не менее, у вас есть сомнения?
Она кивнула.
– Сомнения всегда есть, полковник. Но мы должны иметь дело с фактами, которые имеются в нашем распоряжении, и мы не можем позволить, чтобы личные чувства мешали их объективному восприятию. С фактами, делать выводы из которых мы предоставляем суду. И мы должны действовать в соответствии с ними.
– Благодарю вас, мисс Спейзер.
Я повернулся к судье. Облокотившись на стол, он наблюдал за мной. Чувствовалось, что его заинтересовали мои действия. Гордон снова встал.
– Я должен выразить свой протест, ваша честь, – сказал он. – Я не могу понять, чего хочет достичь полковник Кэри, задавая подобные вопросы. Вся эта процедура кажется мне довольно странной.
Судья повернулся ко мне.
– Должен признаться, что и меня она несколько удивляет, полковник Кэри. В самом деле, чего вы добиваетесь?
– Не могу исчерпывающе ответить вам, ваша честь, но меня кое-что беспокоит.
– Что именно, полковник Кэри?
– Если бы моя дочь не была несовершеннолетней и вердикт гласил бы, что она совершила «оправданное убийство», то, скорее всего, ей было бы предоставлено право вернуться к нормальной жизни. Не так ли?
Судья кивнул.
– Но поскольку она несовершеннолетняя, она подлежит наказанию, и поэтому она сегодня находится перед судом?
– Это не так, полковник, – возразил судья. – Ваша дочь находится перед судом не за убийство. Это попечительное слушание, главная задача которого – обеспечить здоровье и благополучие ребенка.
– Простите мою настойчивость, ваша честь. Я не юрист. Для меня тот факт, что она находится в заключении, уже является наказанием. По какому бы то ни было поводу – из-за преступления, которое привело ее сюда, или же по каким-то весомым для штата причинам – но для меня все они едины.
– Можете быть уверены, полковник, что суд меньше всего руководствуется желанием наказания, – вежливо сказал судья.
– Благодарю вас. Но есть и еще кое-что, вселяющее в меня беспокойство.
– Что именно?
– Если бы жюри коронерского расследования обвинило меня в преступлении, я был бы вынужден предстать перед судом. И у меня было бы право защищать себя от этого обвинения, пока раз и навсегда не была бы доказана моя вина или моя невиновность.
Снова судья кивнул.
– Но оказывается, в деле моей дочери это не представляется необходимым. Как только я появился здесь, мне было растолковано, что я могу не беспокоиться относительно наказания, потому что Дани несовершеннолетняя. Будет рассматриваться вопрос только о порядке ее содержания. И только сегодня я понял, что упущена одна важная вещь.
В горле у меня пересохло, и я налил себе стакан воды. Судья с любопытством смотрел на меня, и я продолжил.
– В ходе судебной процедуры я не увидел ни малейшей попытки защиты моей дочери. То есть, ей предоставлено право самой защищать себя.
– Она не отказывалась ни от одного из своих прав, полковник, – с легким раздражением сказал судья. – И мне кажется, что на вашей стороне и на стороне ее матери выступает один из самых способных адвокатов. Мистер Гордон присутствовал на всех слушаниях. И если у вас есть какие-то претензии к тому, как он исполняет свои обязанности, излагать их надо не здесь.
Я начал чувствовать, что запутываюсь в паутине законов и правил. С моей стороны было сущей глупостью дать понять, что я хочу разорвать ту паутину глупостей, которыми закон оплел Дани.
– Ваша честь, проще говоря, я хочу выяснить… Что я должен делать, чтобы в данном суде восторжествовала правда о моей дочери?
Судья долго смотрел на меня. Затем он откинулся на спинку кресла.
– Если это то, к чему вы стремитесь, полковник, – медленно произнес он, – действуйте любым способом, который пойдет вам на пользу, как вы считаете. Суд не меньше вас заинтересован в правде.
Гордон снова вскочил.
– Это выходит за все рамки, ваша честь, – запротестовал он. – Полковник Кэри всего лишь пытается затянуть слушание коронерского расследования. Оно уже вынесло свой вердикт. И не понимаю, какой цели служит повторное перетряхивание старых фактов. Все мы знаем, что это всего лишь слушание о порядке содержания девочки, и я категорически протестую, чтобы оно превращалось в нечто другое.
– В любом другом суде моя дочь имела бы право протестовать, судья, – продолжал я. – Разве данный суд не может представить ей такое же право?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
