бу
дучи го
лодными, немед
ля взя
лись за лож
ки. Ели об
жигаясь, хо
телось быст
ро на
сытиться и пре
даться от
дыху.
— Бери, Васька, на мушку худого, но не пали, а я завалю бугая, а там по ходу рассудим.
Грянул внезапный выстрел, Герасим с ложкой в руках замер, не донёс кашу до рта и замертво завалился на землю, пуля прошла меж лопаток. Емельян же вскочил и к ружью, взвёл курок и направил ствол в сторону появившихся из зарослей незнакомцев.
— Не глупи, оставь ружьишко! — бросил Лаптев. — А не то рядом ляжешь.
Емельян, понимая, что одним выстрелом он не свалит сразу двоих злобных бандитов, сокрушённо опустил ружьё и смотрел на обездвиженное тело Герасима.
— Понимаю, жалко напарника, но так судьба распорядилась. — Лаптев подошёл к Емельяну и забрал у него оружие. — Дай сюда, кто знает, пальнёшь сдуру.
— Что ж творите, человека сгубили… — через трясущиеся губы промямлил Емельян.
— Ну, не мы, так он бы нас сгубил, так что кто успел, тот и съел. Мы тут давеча с другом с вами в прятки играли, да слух донёсся, золото копаете, так покажешь ямки золотоносные, отпустим, а нет, так извини, рядом с твоим Герасимом положим, а что вы, где мыли и намыли, мы и без твоей помощи отыщем.
— Изверги, нелюди… До чужого рвёте, золото оно не сыплется с небес, чрез горб достаётся, — зло сверкнул очами Емельян. — Человечья кровь не овечья, обернётся вам, попомните слово моё.
— Ты глазами-то не больно постреливай, не в тех санях сидишь, чтоб покрикивать. Пока не смерклось, укажи нам ямки золотоносные.
Емельян опустил руки.
— Если убить собираетесь, так сразу, не терзайте душу…
— Поглядим, можа, сгодишься на что, — с неопределённостью ответил Лаптев.
Предположения Лаптева подтвердились. Прошли до устья Бугарихты, а там ещё с половину версты на левом берегу Хомолхо и указал Емельян приямки с золотыми наносами. В четверти версты на склоне сопки в зарослях припрятаны промывочный лоток и примитивная бутара, мотыга и лопата.
Такую бутару, что показал Емельян, Лаптев с Никитиным видели впервые. Собрана из жердей, одинаковых по толщине и длиной в косую сажень, днище и невысокие борта накрепко скреплены гибкими прутьями, была лёгкой для переноски, не то что изготовленные из тёса. На дно бутары укладывали полосы шкуры крупного рогатого скота, а на неё клали сетку, плетённую из толстых стеблей от веток деревьев. Бутара была схожая с приисковой, только отличалась размером.
— Однако умельцы, — удивился Лаптев, разглядывая простецкое изделие.
— Тут пески и мыли, — сдавленным голосом произнёс Емельян.
— Ладно, бери лопату, и пошли к шалашу, — распорядился Никитин.
— А лопата-то на кой?
— Не оставлять же Герасима на земле сырой, а то ещё простудится, — усмехнулся Лаптев. — Закопать следует его, мил человек, определить ему хату с постоянным жительством.
Емельян молча взял в руки припрятанную лопату, и втроём направились обратно.
Костёр у шалаша догорел, Лаптев разворошил пепел, положил на горячие угли сухих веток, сверху бросил крупнее палок, склонился над очагом и подул, огонь возродился и охватил пламенем дрова. Установив на таган котелок с водой, обратился к Емельяну:
— Ты давай копай могилу, не квасить же нам до утра покойника.
Отойдя несколько метров, Емельян, найдя подходящее место, сплюнул в обе ладони, потёр их, цепко хватил руками черенок лопаты, глянул в небеса и что-то прошептал. Земля подавалась легко, песок с суглинком и без камней. Яма глубиной в маховую сажень была готова довольно-таки быстро, Емельян спешил до темноты погрести мёртвого товарища, не подозревая, что эта могила окажется для двоих. Наконец закончив рытьё, смахнул со лба пот и произнёс:
— Готово… Помогите выбраться.
— Погоди, поднесём тело, а ты примешь, потом и поможем подняться, — отозвался Лаптев.
Лаптев и Никитин отложили чаепитие, подкинули дров в костёр и направились к покойному Герасиму.
— Давай, Василий, хватаем бедолагу и потащили к яме, — сказал Лаптев, хитровато переглянувшись с Никитиным.
Ухватились за рукава и ворот одежды покойного, подтащили его и сбросили, тело упало на дно могилы, руки и ноги в неестественной позе.
— Поправь, Емельян, ему конечности, а то как-то не солдатиком лёг, — предложил Лаптев.
Емельян вытянул руки покойника вдоль туловища, поправил ему ноги, затем выпрямился и подал руку, чтобы помогли ему выбраться. Но тут по его голове со всего маху прилетела лопата. Лаптев нанёс настолько сильный удар её ребром, что рассёк череп. Емельян взвыл от смертельной раны, скорчился, завалился рядом с Герасимом, издал звуки стона и затих.
— Прости, Емельян, но и нас пойми… — после этих слов Лаптев принялся спешно засыпать трупы. Пока Лаптев работал лопатой, Никитин перетаскал всё нехитрое имущество убитых и бросил в могилу и завершил вторую половины работы, сровняв яму с поверхностью земли.
Вторая загубленная душа ушла из жизни, и они не первые, а очередные на счету Лаптева и Никитина. Эти две личности, превратившиеся в хладнокровных убийц, ничего не имели общего с добрыми людьми. Они лишь представляли собой облик человека, но с нутром алчным и коварным, хитрым и изворотливым. Тяжкие грехи не давили им души, не тяготили, вероятно, по причине их отсутствия в них. Бездушие — это отсутствие внутренней теплоты, осознанный эгоизм, отторжение сочувствия к кому бы то ни было, чуждость к страданиям людей. Но это мелочь в сравнении с тем, до чего опустились Лаптев с Никитиным — злодеяния ради обогащения, жизнь за счёт загубленных жизней других — эта мера, не знающая снисхождения и прощения, их человеческая сущность стала несовместимой со здравым смыслом, попав в лапы дьяволу, они отдали ему свои души.
Глава 45
Завершив чёрное дело, Лаптев и Никитин направились к пню. Сняли пласт дерна, отгребли слой земли, извлекли кожаный мешочек. Сумерки стали плотнее, и только пламя костра бросало свет вокруг на несколько шагов. Возле него приятели и развязали шнурок, обвязывающий горловину мешочка, развернули его края. Свет огня отразился на золотых гранулах сыпучей фракции, средь которых имелись несколько десятков разной величины самородков.
— Солидный куш сняли, Васька! — воскликнул Лаптев. — Чистая работа!
Никитин приподнял мешочек.
— Вес имеет, это ж надо нарыли сколько, чертяги!
— Размышляю, спешить до прииска не будем, зачистим ямки, что копачи отыскали, добавим в мешок и определим в тайник, а как приисковые покинут посёлок, промоем породу на Хомолхо, сколько погода позволит, сюда подскочим и сложим в общую копилку. Одобряешь?
— Лучше и не выдумать. — Никитин передал мешочек с золотом Лаптеву. — Всё же, Степан, давай постараемся шустрее обработать западения, смести быстрее пески, промыть, и айда до Спасского, задерживаться негоже.
— Поддерживаю, лениться не станем, напряжёмся и сладим как надо, главное, есть к чему руки приложить. Давай
