— Дай-ка я поговорю с ковбоем, — заявил о себе его приятель, и я сразу узнал голос Билла. Были ли они Руди и Билл или их звали иначе и, идя на каждое дело, они избирают прозвища, не имело значения. Я их вычислил.
Кивнув Руди, чтобы следовал за мной, я вышел на улицу. И он вышел следом, несчастный!
— Чего хочешь, ковбой, говори, — сказал Руди, вытаскивая сигарету.
— Надо поработать лопатой и все. Час работы.
— Но с чего вдруг я? Ведь дело нечисто или нет?
— Я сразу выбрал тебя и твоего друга. Вы мне подходите. Две тысячи долларов и никаких вопросов.
— Когда? — спросил Руди тем самым сиплым голосом.
— Сегодня вечером. В шесть вечера. Я подъеду к этой пивной.
— А аванс? — спросил Руди.
— Аванс получите перед работой, — ответил я.
— Хорошо. В шесть. Иду пить пиво. А ты, ковбой?
— А я боюсь индейца, — сказал я. — Пока.
Я смотрел, как походкой ленивого кота он опять залез в ту дыру.
Глубоко, глубоко, глубоко вздохнув, я пустился по улице, то есть по тротуару…
Два часа я шатался по городу, размышляя о своем дрянном Коэффициенте доброты. В чем конфликт, я не осознавал. Наконец, чтобы расплатиться, я выпил вина. Это было мое последнее вино в том жутком положении. Меня ждали гонки. Надо было вернуть себе прекрасную физическую форму, необходимую для дела, когда пульс перескакивает за двести ударов в минуту.
Почему сердце призывало меня к мести? Неужели все присяги государства Нобль стекли с меня, как с гуся вода?.. Что-то не так во всей этой путанице мотивов и принципов.
Светило солнце. Пыльное небо лоснилось от пота. По улицам Детройта вился шлейф выцветшего лета. Изъеденная короедом лодка скуки раскачивалась под дымчатым солнцем середины лета. Облака смога, словно отяжелевшие груди, тащились по земле и выглядели желтыми, как зимний дождь. Около небольшого кафе негр полицейский пил кока-колу и смотрел на окружающих полным безразличия взглядом. Когда он вытащил сигару, я подошел к нему.
— Много людей, но мало преступников, — сказал я, Щелкая зажигалкой.
— Ночные бабочки еще спят, — сказал полицейский, прикуривая. — Хотя их хватает и в полдень…
— Решите маленький кроссворд… Согласны? У моего Друга изнасиловали девушку. И так зверски, что она сошла с ума… Мой друг нашел преступников. Как полагаете, покарать ли ему их самому или передать в руки правосудия? Ответьте не как полицейский, а как человек. Как бы вы поступили, если бы такое произошло с вашей сестрой?
— Трудный вопрос… Все мы выросли в атмосфере ковбойских фильмов, в которых личность сама решает, покарать мерзавца или помиловать. Я, наверное, устроил бы самосуд. Наше правосудие далеко от совершенства. Преступность растет, потому что не получает достойной отпоры. Но расскажите мне вашу историю подробнее — это произошло в Детройте?
— Неважно, — ответил я, глубоко вздохнув. — Ожидание доставляет мне пьянящее удовольствие.
— Какое ожидание? — спросил полицейский.
— Не обращайте внимания, — сказал я, прощаясь. — Все это слова из моего сна.
— Хорошенькие сны вам снятся! — с подозрением покачал головой полицейский. Пыхтя сигаретой, он наблюдал, как я растворяюсь в людском потоке.
Пробежал небольшой дождик. Воздух стал мягким и нежным. Черные парковые деревья мягки и нежны, как бархат. Мокрый тротуар мягок и нежен, как грудь женщины. Влажный туман липнет к лицу и сулит покой, желтые голуби сидят на фасадах домов и на балконах. Внизу белеет их гуано.
Я вспомнил вечер, проведенный с Летицией. Оборванный ветер, паршивый и мелкий, затих среди ветвей. На плече рука синего вечера. Мы шли обнявшись. Взошли неоны, и клоаки неврозов запузырились на городском асфальте и бетоне. Лишь наша любовь была тем островом, которому не угрожали хаос и абсурд.
Увы… Процитирую хайку Мацуо Басио, которого любит мой шеф Хонда:
Утренний туман:Я думаю о том, что в прошлом —Как далеко!
И теперь, разгуливая по морскому цветочному базару, вдыхая в легкие дождливую пыль, я думаю о Летиции.
Три женщины покупают роскошные розы. Ты, Мари-Луиза, назвала бы их Закатом гнойных кровавых сгустков.
— Отчего так дешево продаете розы? — спросил я у монахини в роли проповедницы.
— Вот именно!.. Да и те цветы вчера отняли откуда-то взявшиеся бритоголовые…
_— Что вы говорите! — вмешалась одна покупательница — Но это и неудивительно. На прошлой неделе у моей мамы отняли шесть долларов, которые она несла в церковь.
— Сатанинский заговор, — закивала головой ее подруга — они покупали розы вдвоем.
— А что вы скажете, если я расскажу, как мою несовершеннолетнюю сестру изнасиловали два выродка, да еще так, что она, несчастная, помешалась… — вырвалось у меня, хотелось узнать мнение посторонних об этом несчастье.
— Электрического стула им мало! — сказала монахиня, заворачивая розы в целлофан.
— Да дойдут ваши слова до Бога! — сказал я и, наклонившись, поцеловал монахиню.
Это было мое последнее интервью. Если уж полицейский и монахиня побуждают меня к кровной мести, так нечего выслушивать другие мнения. Я решил не укрощать свое сердце и дать свободу чувству удовлетворения. Пусть оно торжествует! Да! Пусть мой Коэффициент доброты будет таким, каким он запрограммирован в моей природе. Окончательно решившись, я почувствовал облегчение и блаженство. Да! Я ничтожно малый Роберт и не могу быть большим. Зато я остаюсь личностью, сохраняю особенность своего внутреннего мира, а это мне дороже, чем государство Нобль со стерильными принципами и длинноногими инспекторшами Комиссии доброты…
Итак, Мари-Луиза, приобретя оружие, в шесть вечера я уже ждал свои жертвы в условном месте. Для этого у меня был взят напрокат новенький «Форд». Они опаздывали.
— Открывай двери, ковбой, — услышал я хриплый голос Руди.
Я предложил им место на заднем сиденье. Рисковал ли я? Нет. Я пояснил, что денег у меня с собой нет, только задаток в 500 долларов. Остановившись у небольшого хозяйственного магазинчика, я сказал:
— Здесь мы сделаем некоторые покупки…
— Что? — спросил Билл. — Что будем покупать?
— Две лопаты, — сказал я сухо.
— Гони деньги, — с руганью прорвался Руди. — На свои покупать не будем, не жди!
— Когда я тебя найму грабить банк, тоже должен буду купить тебе пистолет? — спросил я, смотря ему прямо в бегающие глаза.
— Черт с тобой, ковбой. Убедил, — отошел он наконец и послал Билла за теми злополучными лопатами.
Вскоре Билл вернулся с двумя лопатами.
— Что за работа, шеф? — спросил Билл, устраиваясь на заднем сиденье.
