2. — Но как узнать, имеется согласие Кламма или нет? — спросил К.
— А никак, — отозвалась трактирщица. — Никак нельзя этого узнать. Уж не думаете ли вы, что в господине Момусе внешние перемены будут происходить, когда он от имени Кламма говорит? Да он и сам этого не знает, иной раз, возможно, именем Кламма и такое скажет, чего от имени Кламма никак говорить нельзя.
— Иными словами, надо просто всякий раз слепо его слушаться в надежде, что именно в этот раз он ненароком говорит и действует именем Кламма?
— Нет, — не согласилась трактирщица, — хотя с деловой, практической точки зрения такое поведение и было бы правильным, однако по отношению к Кламму оно было бы презренно и наказуемо, пробиться к Кламму оно бы тоже не помогло, а значит, и цели своей бы не достигло.
— Но тогда выходит, — не унимался К., — что согласие Кламма распознать нельзя, а не распознав его, нельзя ему и подчиняться, то есть подчиняться нельзя никогда. Следовательно, я имею полное право отказаться отвечать на вопросы.
— Нет, — возразила трактирщица, — вы ни при каких обстоятельствах не имеете права отказываться отвечать на вопросы, даже на вопросы господина секретаря. Кто вы такой, чтобы хоть в чем-то отказывать чиновнику? Конечно, отвечать на вопросы Кламма или на вопросы господина секретаря — это не одно и то же. Отвечать на них, и отвечать по правде, вы обязаны в любом случае, а вот предполагать и решать, кому вы отвечаете, Кламму или господину секретарю, — это уж ваше дело, хотя, разумеется, ваши предположения и решения на сей счет с необходимостью повлияют как на ваши ответы, так и на впечатление, которое они произведут.
— Может быть, — сказала хозяйка, как будто даже соглашаясь с К. — Ответственность, налагаемая ответами, столь велика и непредсказуема, что, возможно, и вправду лучше от всего отказаться, чем на себя такую ответственность взваливать.]
— Спокойной ночи, — заявил К. — Любой допрос мне противен.
14
…отчасти желая проверить запасы провизии, отчасти чтобы понять, о чем это хозяева беспрестанно шепчутся. [К. не преминул этим воспользоваться, притянул Фриду к себе и шепнул, что он, мол, боится, как бы у него вскоре не появился повод выгнать помощников из дома палкой, но не столько из-за себя, сколько из-за Фриды.]
К. не преминул этим воспользоваться, чтобы лишний раз показать Фриде всю бесцеремонность помощников…
15
…под шум, смех и крики комната мгновенно опустела, [последними задержались учитель, учительница и четверо оставленных ею детей; кошку, эту по-прежнему недвижимую, ко всему и вся безучастную тушу, водрузили на небольшие носилки, после чего четверо детей медленным шагом вынесли ее за дверь.] учитель с учительницей покинули ее последними.
16
…а теперь она увядала у него в руках.
[— Я знаю, — сказала вдруг Фрида, — уйди я от тебя, тебе было бы только лучше. Но если вдруг мне придется уйти, это разобьет мне сердце. И все же, будь такое возможно, я бы так и сделала, однако оно невозможно и я рада, что невозможно, по крайней мере здесь, в деревне, невозможно. Как невозможно и помощникам от тебя уйти. Напрасно ты надеешься, будто навсегда их выгнал!
— Вот уж на это я, безусловно, надеюсь, — заметил К., сочтя за благо прочих рассуждений Фриды не касаться, какая-то неуверенность мешала ему, слишком грустно, с каждым днем все грустнее становилось ему смотреть на эти тщедушные плечи, на эти слабые руки, натужно вращавшие сейчас ручку кофейной мельницы, зажатой между острых, худых коленей. — Помощники больше не вернутся. Про какие это невозможности ты там толкуешь?
Фрида прекратила работу и смотрела на К. долгим, затуманенным от слез взглядом.
— Милый, — сказала она, — только пойми меня правильно. Не мною так установлено, я просто объясняю тебе все как есть, когда ты этого требуешь, а еще потому, что иногда мне так легче оправдать свое поведение, которое иначе покажется тебе непонятным да и с моей любовью к тебе несовместимым. Ты ведь чужак, поэтому ни на что здесь притязать не вправе, может, к чужакам у нас вообще чересчур строго и несправедливо относятся, не знаю, знаю только, что ты ни на что притязать не вправе, так уж заведено. У нас если ты здешний и тебе помощники нужны, ты их просто берешь, и все; а если ты уже взрослый и жениться надумал, то просто берешь женщину в жены. Власти и тут, конечно, имеют большое влияние, но в главных вещах все-таки каждый волен решать за себя сам. Ты же, как чужак, зависишь от их милостей, угодно власти дать тебе помощников — даст помощников, угодно дать жену — даст жену. И это, конечно, никакой не произвол, просто исключительно и только прихоть властей, а значит, причины тех или иных их решений навсегда остаются скрыты. Вероятно, ты можешь их милостям сопротивляться, хотя не знаю, да нет, наверно, даже наверняка можешь сопротивляться; но если ты какую милость принял, тогда и на ней, и, следовательно, на тебе лежит бремя вверенной властями ответственности, и снято с тебя это бремя может быть тоже лишь по воле властей, только так, и никак иначе. Это все мне хозяйка растолковала, так и сказала, мол, перед тем как ты замуж выйдешь, я обязана тебе кое на что глаза раскрыть. И особенно напирала, что все, кто в этом хоть что-то смыслит, всегда чужакам советуют с подобными милостями, если они их однажды приняли, смириться, потому как отделаться от них все равно не удастся, а единственное, чего такой строптивостью добиться можно, — это вместо дружески дарованной тебе милости нажить себе муку врагов и наказание на всю оставшуюся жизнь. Так хозяйка сказала, я только повторяю с ее слов, хозяйка, она все знает, и надо ей верить…]
— Фрида! — позвал ее К.
17
И не кошки вовсе я боюсь — [И не кошка меня пугает, а моя нечистая совесть. И когда эта кошка на меня упала, у меня такое чувство было, будто меня кто в грудь ткнул: ага, мол, попалась, вот мы тебя и раскусили! Фрида опустила занавеску, закрыла внутреннюю раму и с мольбой в глазах увлекла К. на соломенный тюфяк.
И не кошку я тогда со свечой искала, а тебя хотела поскорей разбудить, потому как это помощнички, оба-два, меня напугали. Понимаешь, мне и этой дурной кошки не нужно, я и без нее от всякого шороха вздрагиваю. То боюсь, что ты вдруг проснешься, и тогда всему конец, а то сама вскакиваю, свечку зажигаю, чтобы ты поскорее проснулся и меня защитил.
— Так ведь они посланцы Кламма выходит, он беспрестанно со мной говорит, а мне с ним и словечка сказать нельзя,— заметил К. и, притянув к себе Фриду, поцеловал в затылок, в ответ она вздрогнула всем телом и, поворачиваясь к нему, вскинулась так резко, что оба скатились на пол и там, задыхаясь от страсти, впились друг в друга в неистовом и пугливом соитии, словно каждый норовил в другого зарыться, словно истома, которой они упиваются, украдена у кого-то третьего, и кража уже раскрыта, и этот третий стоит тут же, рядом…
— Может, мне открыть дверь? — спросил К. — Побежишь к ним?
— Нет! — вскрикнула Фрида, вцепляясь ему в плечо. — Не хочу я к ним, я с тобой хочу остаться. Защити меня от них, удержи меня!
— Но если это и вправду посланцы Кламма, как ты их называешь, тогда тебе не помогут ни двери, ни моя защита, — сказал К. — А даже если и помогут, хорошо ли это?
— Не знаю я, кто они, — проговорила Фрида. — Я называю их посланцами, потому что Кламм как-никак твой начальник, а помощников тебе прислали по службе, больше я ничего не знаю, только вижу, что их глаза, вроде простецкие, но с искоркой, почему-то глаза Кламма мне напоминают, да, в этом все дело, из их глаз на меня иногда вроде как Кламм смотрит и всю меня взглядом будто пронзает. И неправда, когда я говорю, что мне на них смотреть стыдно. Это я только хочу, чтобы мне стыдно было. Хоть и понимаю, что где-то еще, ну, в других людях, подобное поведение показалось бы мне глупым, отвратительным, но только не у них, на их дурачества я смотрю с почтением и восторгом. Любимый, впусти их обратно, не бери грех на душу перед тем, кто, быть может, их послал.
К. высвободился из рук Фриды.
— Помощники останутся на улице, я их больше возле себя не потерплю. Как? Эти-то двое способны проложить мне путь к Кламму? Сомневаюсь. А даже если и способны, я не способен за ними следовать, меня одно их присутствие всяких способностей лишает и вообще сбивает с толку. Они мне на нервы действуют, и не одному мне, но, как я только что услышал, к сожалению, и тебе тоже. Я предложил тебе выбор — или я, или они, ты выбрала меня, вот и предоставь мне все остальное. Еще сегодня я надеюсь получить важное, решающее известие. Они сразу с этого и начали, когда пытались тебя против меня настроить, с умыслом или без, не знаю, мне все равно. Фрида, неужели ты и вправду подумала, будто я отопру двери и сам, по доброй воле, открою тебе к ним дорожку?] что, я кошек не видала, что ли, да и в буфетной, за стойкой, всякого насмотрелась…
