сами забыли. Они тут ни при чём, и точка. Нам это тоже выгодно: сделали вид, что мы тут ни при чём, даже официально посочувствовали. «Нам» и «мы» – это я о себе и Союзе.
Вот так мы и ожидали. Лишь к вечеру этого дня на горизонте появился лёгкий дымок. С мостика мы видели вокруг не далее чем на восемь морских миль, а Взор мой работал за дальность прямой видимости, так что я заметил британский эсминец, которого явно послали за нами, раньше, чем его засекли сигнальщики. Удобная шутка этот Взор, и какие всё же нехорошие эти святые – лишать меня подобного.
Почему послали эсминец, а не связались с нами? Наверняка должны были передать позывной и коды шифров для связи. Это я выяснил, когда мы опознались с эсминцем и он подошёл ближе. Я внимательно наблюдал за кораблём и особенно за командой, но они, кроме любопытства, никаких негативных чувств к нам явно не испытывали. Эсминец действительно послали сюда в качестве связного. К слову, корабль был одного типа с тем, что находился у меня в Хранилище.
С эсминца спустили шлюпку, которая подошла к борту моей лодки и доставила меня с сопровождающим командиром на британский боевой корабль. Его капитан меня встречал. Думаю, причина того, что отправили именно меня, заключалась ещё и в том, что я полиглот, о чём достаточно хорошо известно, а это значительно облегчит совместную работу. Капитан передал мне приказ от контр-адмирала (сам не могу поверить в тот бред, что вынужден подчиняться американскому адмиралу) и на словах посвятил в суть дела.
Оказалось, никто и не говорил, что я буду действовать совместно с эскадрой союзников. Адмирал, которому было известно, что именно я провёл постановку мин на фарватере Тронхейма (видимо, наши похвастались), решил, что я смогу повторить подобное, и договорился с нашими, что меня с моей лодкой направят в его распоряжение. А те и рады стараться. Нет, я не возражаю, одно дело делаем, но с пиндосами связываться – себя не уважать: что они, что наглы, предадут и не поморщатся. Это сейчас им выгодно с нами сотрудничать, а случись что, я со своими подчинёнными могу и не вернуться из этого похода. Тут чуечка впервые и показала свой норов.
Так вот, моя задача – установка мин. Установщик не должен подвести: команда в моё отсутствие уже четыре раза проводила установку мин во вражеских водах, и проблем не было. Значит, имела место быть удачная модернизация, что они и проверили на личном опыте. После установки минного объёма мне предписывается занять засадное место у входа в фарватер и, если подойдёт кто-то из тяжёлых крейсеров немцев, торпедировать. То есть эскадра будет загонять, а я добивать. Если не торпеды, то на минах подорвутся.
На мой взгляд, план неплох, если не вспоминать о минах вокруг входа в бухту. Причём после моей последней акции немцы установили ещё несколько минных полей, видимо, опасаясь повторения. И то, что вход теперь обычно стерегут несколько сторожевых кораблей, а под водой обязательно находится подводная лодка, осуществляющая те же сторожевые функции, только подтверждает это.
Так как припасов у меня было на три недели похода, а питьевой воды едва на две, я поинтересовался сроками засады. На это капитан эсминца пожал плечами: пока не поступит приказ, что я могу покинуть засадную позицию, покидать её нельзя. На этом всё.
К слову, ужин на борту накрыли отличный. Я не один был, взял особиста, он немного английский знал и изображал моего старпома. Поужинали хорошо, но пока нас на шлюпке везли обратно, британский капитан едким тоном комментировал наши манеры за столом, заявляя, что у нас их вообще нет. Как интересно! Мы с особистом не брали руками жаренные с чесноком куриные ножки и не жрали их, причмокивая, как это делал сам командир эсминца. Говоря о нас так, он поднимал свой авторитет среди команды и опускал наш. Некрасиво, очень некрасиво. Я обещаю ему это припомнить.
Эсминец дал ход, мы тоже снялись с места и на максимальном ходу направились к месту работы. То-то здесь назначили место встречи: до Тронхейма отсюда около суток пути.
На борту всё было в порядке. Наступал вечер. Я прошёл к помещению радиста и постучался – правила вежливости. Марина, которая, глядя в зеркальце, работала кисточкой с пудрой, тут же всё убрала и разрешила войти. Она была на боевом посту: сидела с наушниками на голове и слушала эфир.
– Лейтенант, красоту будем наводить в мирное время, а пока выйдите на частоту… – И я продиктовал частоту, на которой сидел радист эсминца.
Велев Марине переключить в режим радиотелеграфа, я взял трубку. Радист на эсминце тут же встрепенулся и начал записывать.
– Капитан Мальцев благодарит коммандера Стоуна за отличный ужин. Капитан Мальцев несколько удивлён тем, что коммандер решил отбросить столовый этикет и вёл себя за столом… Капитан Мальцев напоминает коммандеру Стоуну, что он не в хлеву родился, чтобы всё за ним повторять. Благодарю.
Я вернул трубку Марине, которая смотрела на меня большими глазами (а английский она знала). Повернувшись, я чуть не столкнулся с особистом, котрый тоже внимательно слушал.
– Жёстко, – покачал он головой. – Хотя и правдиво. Не боишься международного скандала?
– В штабе флота в курсе того, как я отношусь к союзникам. И если решили направить к ним именно меня, значит, предполагали нечто подобное.
– За что же ты их так не любишь?
– А я не рассказывал? – удивился я.
– Нет.
– Тогда расскажу, кому любопытно. Через минуту буду в кают-компании.
В это время радист эсминца сбегал к Стоуну, успев по пути дать прочитать сообщение паре знакомых, не видя в этом ничего серьёзного. А уж как покраснел капитан эсминца, как бесился и топал ногами от злости – не описать. Но эсминец уже разогнался до двадцати пяти узлов и, не снижая хода, продолжал уходить. Стоуну пришлось проглотить завуалированное оскорбление.
Я же переоделся в повседневную форму, привычно убрав парадную в Хранилище. Надо будет кортик начистить, а то блеск теряет. В кают-компанию уже набился народ: слух разнёсся по отсекам боевого корабля, и здесь собрались самые авторитетные матросы, которые и до остальных доведут то, что я скажу. Все тут не уместились, едва десяток человек. Причём была и Марина, занимала самое козырное место, а в радиорубке сидел всё тот же молодой матрос, которого Марина натаскивала по радиоделу, чтобы он мог заменять её.
Я сел рядом с девушкой. Крутое и горячее, даже, как мне показалось, пышущее жаром бедро прижалось к моей ноге, отчего мысли путались. Я что, влюбился?
Я тряхнул головой, приходя в себя, и, осмотрев слушателей, начал:
– Хотите услышать, как