Евгений Иванович почувствовал, что сейчас обрушится на его голову шквал всяких помоев. Ведь не случайно был объявлен перерыв, Дунаев наверняка успел поработать среди своих приближённых. И вдруг в Боброве проснулся какой-то спортивный азарт, возникло желание схлестнуться с Дунаевым, и это желание росло и крепло вместе с нарастающим шумом в зале. Говорили пока те, из обоймы Дунаева, но люди их не особо слушали, и Степан довольно толкал Боброва в бок.
Наконец и Плахов не выдержал, сорвался с места и гулко протопал к трибуне.
– Вот тут прозвучало, – усмехнулся Степан, – что я не колхозник. Правильно, а по чьей вине? По моей? Нет, товарищи, дорогие, это случилось потому, что я не исполнил прихоть председателя. И единственный, кто меня поддержал – Евгений Иванович Бобров. Да, я не скрываю, что он товарищ мой давний, но я знаю твёрдо и думаю, что и люди убедились: Бобров любит землю, ценит их труд. Так что же нам ещё надо?
– Голосуй, хватит! – выкрикнули из зала.
Дунаев вздрогнул, покосился на Фокина, но тот сидел, опустив голову, и молчал.
– Ну что, голосовать будем? – снова крикнул кто-то.
– Да! – И люди оживились, словно на них пахнуло свежим ветерком.
– Голосовать будем по порядку! – вскочил Фокин, испуганно глядя в зал. – Как известно, товарищи, первой была названа кандидатура Стрекалова…
– За Боброва давай!..
Фокин назвал первой всё-таки фамилию Стрекалова, однако, увидев лишь несколько робко поднятых рук, не стал даже их считать, предложил голосовать за Боброва. И когда взметнулся лес рук, он первым захлопал в ладоши, приглашая Боброва на сцену. Сунул потную ладонь Дунаев, зло пробурчал: «Повезло тебе, Бобров…»
Около дома Евгений Иванович остановился, предложил Степану:
– Зайдём?
– Нет, Женя, в другой раз. Тебе сейчас с семьёй побыть надо.
– Ладно, тогда один вопрос: а Степан Плахов, случаем, не желает вернуться в колхоз?
– Хоть завтра!
– Тогда жду.
Подошёл дядя Гриша Культя, дребезжащим голоском пропел:
– Ну, что я говорил, а? Победили мы или нет? По закону с тебя, Евгений Иваныч, большой магарыч причитается… Да уж ладно, по-соседски простим. А может, ты и в соседях теперь не останешься, в председательский дом переедешь?
– Мне и здесь хорошо, – улыбнулся Бобров, в самом деле почувствовав, как стало вдруг легко и покойно на душе.
– Ну и правильно! – подхватил дядя Гриша. – Ведь родной дом всё-таки. Он как печка, и греет, и ласкает…
Бобров распрощался с мужиками и легко, как мальчишка, взбежал на крыльцо.
* * *
Утром Кудрявцев принёс Безукладову толстый московский журнал, раскрыл на заложенной странице, предложил:
– Прочтите.
Сергей Прокофьевич бегло глянул на заголовок «В защиту русского чернозёма», пролистал страницы и, увидев в конце подписи, недовольно крякнул и углубился в чтение.
А было у статьи три автора: Н. Белов, Н. Артюхин, Е. Бобров. Знакомые все лица, как сказал бы классик!
Безукладов читал и невольно замечал, что, в отличие от той, первой бобровской статьи эта была более отточенной, аргументированной, чётче била в цель. И главное – факты, убийственные факты разбазаривания земли, падения плодородия, потерь от ветровой и водной эрозии, бездеятельности колхозов и совхозов в этом направлении.
Секретарь стиснул кулаки: ничего себе подарочек области! А разве в других местах не так? Так, но там подобных стрикулистов нет, все помалкивают, не трезвонят в набат, не выдумывают громких заголовков. Да разве в одной их области земля в колокола бухает? Если бы так было, тогда… было бы всё нормально.
Безукладов просто кипел: ведь беседовал же он с Бобровым, и с Артюхиным был разговор на парткоме. Ан нет, неймётся людям, на волне критикантства решили создать себе авторитет страдальцев-великомучеников.
И чем дальше думал Безукладов, тем сильнее наливалась голова тяжестью, которая вызывала и раздражение, и холод, и незнакомую прежде боль. Он закончил читать, посмотрел на Кудрявцева, и тот торопливо спросил:
– Что будем делать? На бюро готовить вопрос?
– Да не лотошись ты, Кудрявцев, – оборвал Безукладов подчинённого. – Тут надо всё обмозговать. А может, и вообще не заметить эту статью? Ведь не в партийном издании опубликована, и никто с нас ответа не потребует. А в писательском журнале можно всякую муть печатать, там действуют по старому принципу: писатель пописывает, читатель почитывает…
– Верно, Сергей Прокофьевич, ох, верно! – воскликнул Кудрявцев.
– Сам знаю, – усмехнулся секретарь. – А вот авторов, авторов следовало бы заметить. Надо подсказать парткому института ещё раз вернуться к Артюхину. Видно, тот разговор не на пользу пошёл…
– Подскажем, Сергей Прокофьевич, подскажем! – протараторил Кудрявцев. И добавил озабоченно: – Должен сообщить вам ещё одну неприятную новость – в Осиновом Кусту вчера председателем колхоза избрали Боброва…
– Что?!
– Заупрямились колхозники. Присутствовал второй секретарь Фокин, да, видимо, растерялся. А самое главное…
– Дунаев на собрании был? – перебил Безукладов.
– Вот я как раз и хотел об этом. Похоже, пошатнулся авторитет Егора Васильевича, люди его не послушались…
– Ну, это вы бросьте, – Безукладов замотал головой. – Дунаев мужик деловой. Скорее всего, просто недоразумение вышло. А Бобров… Ну что же, его надо теперь в руках держать. А Фокина наказать следует, чтоб сопли не распускал, понятно?
– Понятно, Сергей Прокофьевич. – Кудрявцев поднялся, заспешил к выходу: кажись, обошлось без разноса, хоть и неприятные вести он доставил с утра.
Уже у порога Безукладов окликнул подчинённого:
– Так вы не забудьте, о чём я сказал. Нельзя допустить, чтобы Бобров в колхозе самоуправничал!..
– Конечно-конечно! – И Кудрявцев скрылся за дверью. Вроде пронесло!
Глава двенадцатая
И снова пришла в Осиновый Куст весна. Она была голосистой, бурной. На реке у закромков берегов ночью звенел лёд, но раннее жаркое солнце растапливало его быстро, пожирало снег, и вскоре на холмах выбилась первая трава – ярко-зелёная, острая, как сосновые иголки. В балках бурлила, пузырилась на перекатах мутная ещё вода.
Паводок прошёл быстро, и установившаяся теплынь словно распахнула дверь новой жизни: полезли вверх озимые, в лесных полосах потянулась примула – бледно-жёлтый первоцвет. Евгений Иванович не утерпел – выскочил в поле верхом на Воронке и, любуясь оживающей природой, набирающей силу и свежесть от приветливого солнца, осмотрел озимые.
Хотя и была весна ранней, но до её прихода Бобров успел многое. Он, как и в прошлый год, объехал бригады, разобрался с подготовкой техники, осмотрел семена, а потом как-то под вечер пригласил к себе Степана Плахова.
– Ну, что, – улыбаясь, спросил Бобров, – не пропало ещё желание поработать на земле?
– Не пропало…
– Тогда давай браться за дело. У меня есть предложение – а не взять ли тебе бригаду, полный севооборот под свою опеку, а? На такой площади развернуться можно в полную меру…
Степан буркнул: «Подумаю», – и ушёл. Он заявился дня через два не один, а с высоким рыжим бородачом, и спросил:
– Не узнал?
– Нет, – покачал головой Бобров.
– А Серёгу-лесника помнишь?
Бородач засмеялся:
– Забыл, наверное…
– В общем, я сразу по двум делам, – начал серьёзно Степан. – Ну, во-первых, согласен на бригаду. А, во-вторых, хочу вот Сергея взять к себе…
– Неужели вернёшься? – спросил Бобров.
– Вернусь… Да у меня в лесу душа как в тюрьме жила. Только с квартирой помогите.
– Поможем, получишь в новом доме, – ответил Евгений Иванович, и Сергей повеселел.
Дня через два Бобров собрал правление и внёс предложение принять в колхоз Плахова и доверить ему тракторную бригаду. Эта новость удивила членов правления, они с интересом глядели на Степана, только Дрёмов спросил:
– А куда же Приставкина девать?
– Да вот хочу с вами посоветоваться. – Бобров перевёл взгляд со Степана на Дрёмова. – Если мы его на место Кузьмина поставим? Просится мужик, два раза ко мне приходил…
Правленцы согласились, и снова возник разговор о Степане:
– У нас с товарищем Плаховым, – начал Бобров, – был разговор. Я предложил ему взять в аренду землю, определить условия работы на договорных началах, размер оплаты, в том числе и натуральной…
– А если люди не согласятся? – спросил Дрёмов.
– Тогда я один возьмусь! – отрезал Степан.
– У нас же пока предварительный разговор, товарищи, – пояснил Бобров. – Сейчас надо в принципе выяснить, согласно ли правление на приём Плахова и передачу его бригаде земли в аренду, а с людьми пускай он сам договаривается.
Проспорили долго – часа два, но главное решили: пусть Степан работает со своей бригадой, а всю прибыль, кроме платежей за землю, технику и горючее, распределяют сами. Бобров дал задание Стрекалову и экономистам помочь Плахову разработать технологические карты, определить затраты, одним словом, произвести расчёты, которые легли бы в основу договора.
