– Это стоило больше, чем горстка долларовых купюр.
Схватив с дивана подушку, я бросила в его самодовольное лицо. Он сумел увернуться в самое последнее мгновение, хотя мой «снаряд» немного взъерошил его волосы.
– Ну ты и хитрозадый!
– Я такой.
Ухмыльнувшись, я побрела на кухню, вытащила из ящика кухонное полотенце и принялась убирать на столе. Потом налила стакан холодной воды из-под крана и наклонилась к холодильнику, чтобы посмотреть, что можно перекусить. В этот момент сзади подошел Алекс, положив руки мне на бедра. Его промежность натолкнулась на мои ягодицы.
– Ох, извини, – сказал он, явно не желая извиняться. – Я тебя не заметил.
Я обернулась, с трудом удерживая в руках колбасу и горчицу.
– Держи себя в руках, приятель, не то я сделаю тебе сэндвич не с тем сыром.
Но Алекс прижал меня к себе, чтобы поцеловать, его не остановил даже стакан ледяной воды, коснувшийся наших животов. Потом он выпустил меня. Я наскоро приготовила ужин, мы поели, и Алекс вымыл тарелки, пока я приняла душ. К тому моменту я уже не могла дурачить саму себя, думая, что смогу еще немного поработать. Только не теперь, когда мне не удавалось убедить даже свои ноги подняться вверх по лестнице в студию, где я всегда трудилась, пытаясь придать своей деятельности серьезности.
Вместо этого, пока Алекс принимал душ и проводил в ванной все свои бесконечно долгие процедуры – он изводил больше увлажняющего крема и средств по уходу за волосами, чем я тратила когда-либо за всю свою жизнь, – я включила свой ноутбук и уютно устроилась на диване. Проверила, нет ли у Алекса своей странички в «Коннекс», но не нашла ничего подходящего. Либо он вообще не был зарегистрирован в этой сети, либо сделал страницу закрытой, недоступной для поиска. Я обновила свою страничку, изменив статус на вкрадчивое, самолюбивое «Вкусно ем, сладко сплю, и вообще все в шоколаде». Я зашла на страничку Патрика, но там ничего не поменялось. В статусе по-прежнему было указано, что он встречается с Тедди. А вот страница Тедди была удалена.
Я запретила себе ввязываться в эту драму. Бегло просмотрела несколько сообщений от друзей, с которыми редко виделась, и ознакомилась с последними фотографиями Сары. На снимках она красовалась в компании какого-то симпатичного парня с темными волосами и множеством татуировок. Я прокомментировала одну из фотографий, поставив один-единственный знак вопроса. Она должна была понять, что я имею в виду.
После этого, под шум воды, все еще доносившийся из ванной, я проверила свою электронную почту. Ничего особенного, обычные письма от моих братьев и их жен. Главным образом шутки, несколько фотографий. Переадресованное мне письмо счастья с ангелочком, очередная ерунда от моего папы, с суперрелигиозной Иисусовой молитвой в конце. Я удалила сообщение, не ответив на него. И наконец, увидела электронное письмо от мамы.
Я читала сообщение по второму разу, когда Алекс вышел из ванной с одним полотенцем вокруг талии и другим, обернутым вокруг головы. Он, должно быть, пытался быть забавным или даже не задумывался над тем, как смешно выглядит – это была одна из тех вещей, которые я так в нем любила, не умея выразить то, что чувствую. Алекс был очаровательно-бесцеремонен во всем, что делал.
– Что случилось? – встревожился он.
Я и не осознавала, что хмурюсь, пока не улыбнулась ему в ответ.
– Это письмо по электронке от мамы. Она хочет приехать, навестить меня.
– Понятно. – Алекс резко сдернул полотенце с волос и принялся энергично сушить свою шевелюру, дергая головой из стороны в сторону и покачивая ею так, чтобы вытряхнуть воду из ушей. Уловив мое настроение, он вдруг замер на месте, посмотрев на меня. – Это плохо?
– Это не плохо, просто… странно.
– Да? – Алекс набросил полотенце на плечи и положил руки себе на бедра. – Что ж, по крайней мере, это не нечто плохое.
– Мать всегда говорила, что не приезжает ко мне, потому что ехать слишком далеко, дорога займет целый день. А еще потому, что она не может оставаться здесь, в моем доме. И потому, что не может тут питаться.
Он кивнул с понимающим видом, но все-таки спросил:
– Почему не может?
Мы с Алексом никогда по-настоящему не углублялись в эту тему, не копались во всех этих «зачем» да «почему», касающихся превращения моей матери из последовательницы прогрессивного иудаизма в верующую, строго исполняющую все религиозные ритуалы.
– У меня еда не кошерная.
– А почему бы тебе не приготовить для нее что-нибудь кошерное?
– Даже если я куплю для нее кошерную пищу, тарелки и столовое серебро все равно не будут кошерными. Черт! Думаю, ей сам воздух у меня кажется не кошерным или что-то вроде этого.
Это был чуть ли не главный камень преткновения в отношениях с матерью – не только для меня, но и для моих братьев, которые жили еще дальше, чем я.
– Это важно для моей мамы.
Алекс нахмурился и подошел ближе, чтобы бросить взгляд на письмо через мое плечо.
– Важнее, чем увидеться с собственными детьми?
– Полагаю, да.
– Знаешь, мне кажется, Бога меньше заботит то, что ты кладешь себе в рот, чем то, как ты обращаешься с людьми, которых должен любить, – сказал он. – И кроме того, она могла бы привезти свою собственную пищу. Использовать одноразовую посуду. Верно?
– Она может так поступить, но никогда этого не делает.
– Но теперь хочет, да?
– Не знаю, как насчет еды, – отозвалась я, с досадой махнув в сторону компьютера. – Мама лишь написала, что хотела бы приехать на пару дней с ночевкой.
Рука Алекса сжала мое плечо.
– Так скажи ей, когда она сможет приехать.
Мне не нужно было смотреть в ежедневник, чтобы понять, что у меня не будет свободного времени в ближайшие несколько недель. Кроме того, мама не смогла бы приехать ко мне в пятницу или субботу, потому что это нарушило бы Шаббат.
– Даже не знаю, мне нужно оценить, смогу ли я сделать небольшой перерыв в работе. Но, черт, я действительно не могу позволить себе лишние выходные, Алекс.
– Оливия, детка, – сказал он мне на ухо прежде, чем поцеловать. – Тебе не нужно волноваться о всякой ерунде. Дело в деньгах? Не переживай об этом, я ведь тебе уже говорил.
Я подвинулась на диване, чтобы взглянуть на Алекса:
– Мне приходится волноваться об этом. В конце концов, у меня есть счета, которые нужно оплачивать.
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Ты ведь знаешь, когда мы поженимся…
– Но мы еще не поженились. – Я упрямилась и не собиралась уступать.
Это было бы слишком просто – позволить Алексу сделать меня своей Золушкой. Во мне не было этой неуместной феминистской гордости по поводу умения заработать себе на жизнь. Но мои доводы наверняка причинили бы Алексу боль – ну не признаваться же в самом деле, что я не собиралась ставить на эту лошадь, пока она не пересечет линию финиша. Свои сомнения по поводу нашего брака я предпочитала держать при себе.
