Скользнул в щель между двумя толстыми, в руку, корнями и тут же растворился в невысокой, едва по колено, траве. Ни один стебелёк, показалось Секонду, не шелохнулся, что, в принципе, было невозможно.
Те, с кем решил познакомиться поближе андроид, явно были группой командирской рекогносцировки. Очень может быть, что, понаблюдав немного и убедившись, что штатная охрана разместилась внутри ограды, а никого из тех, кто связал боем колонну генерала, здесь нет, кто-нибудь демонстративно нарушит маскировку и направится к воротам для предъявления очередного ультиматума. Всерьез, или чтобы отвлечь внимание от штурмовой группы (или групп), заходящих с тыла.
«Как они не понимают, – думал Секонд с позиции своего времени и своего жизненного опыта, – что их дело провалилось с момента, когда прозвучал первый выстрел? Если здесь, кроме полуштатской охраны, обнаружились и действуют свойственными им методами армейские подразделения, хоть рота, значит, найдутся верные Президенту и батальон, и полк. Генерал со своими подручными так долго провозился на ближних подступах, что уже через полчаса-час могут прямо с воздуха начать десантироваться бойцы Псковской дивизии или морской пехоты Северного флота. Этих ребят под огнём не сагитируешь, значит, игра пойдёт совсем по другому сценарию – армия против мятежа столичных чиновников и жандармско-полицейской «элиты»…»
О способах организации всякого рода бунтов и мятежей полковник Ляхов, генштабист, «пересветовец», участник подавления польских и московских «событий», знал достаточно. Как и то, что «верхушечный переворот» и полноценная Гражданская война – совершенно разные вещи, со своими собственными законами. Что далеко ходить – Фёст знакомил его с документами здешних «чеченских войн», и первой, и второй. И заговорщики должны о них помнить не хуже. Если в дело вступает армия – результат предрешён независимо от всякого рода политических факторов.
Здесь боевики, сколько бы их ни пряталось по лесу, реально могут сделать только одно: если у них есть десяток «Шмелей» или ротных миномётов – уничтожить дачу вместе с Президентом, к чёртовой матери, просто со зла и отчаяния, а потом разбегаться и прятаться или вернуться в Москву, чтобы «геройски погибнуть на баррикадах», под огнём танковых пушек.
Но Секонд не предполагал, что цель заговорщиков именно такова. Ликвидировать главу государства можно было проще и без шума. А сейчас кто-то лихорадочно думает – решиться на последний отчаянный бросок или по-тихому сматывать удочки?
…Герта, подчиняясь указаниям Президента и Мятлева, соединила их уже с шестью или семью абонентами. После каждого разговора Президент всё больше мрачнел. Ни одного из тех, с кем он хотел бы поговорить, на месте не оказывалось. И невозможно было угадать – арестованы те люди, на которых Президент рассчитывал, перешли на сторону заговорщиков или ушли в подполье, спасая собственные шкуры или готовясь к «партизанской борьбе». Только вторые-третьи лица, то растерянные, то успевшие набраться наглости со слегка истерическим оттенком, отвечали примерно одно и то же: «Шеф буквально только что выехал в Кремль, в Дом Правительства, в Думу (в любое место, максимально удалённое от того, где должен был находиться сейчас), по мобильному телефону «временно недоступен».
И это было единственной правдой, которую говорили Президенту – все сотовые операторы в Москве прекратили обслуживание клиентов. Ситуация для нынешнего времени сложилась почти апокалиптическая – прервалась мобильная связь. Лет пятнадцать, даже десять назад в этом не было бы ничего экстраординарного, а теперь миллионы людей впали в панику – будто бы жители Нью-Йорка, когда там отключилось электричество. Правда, проводная связь работала пока исправно, но подавляющее большинство населения просто разучилось ею пользоваться.
– Хреново дело, – сказал Мятлев после того, как его личный друг, начальник областного ОМОНа, ответил, что он бы и рад немедленно послать на помощь все наличные силы, и сам возглавить экспедицию, но сидит вместе со штабом фактически под арестом, здание оцеплено, и коридорах бродят чужие автоматчики с изображением зубров на нарукавных эмблемах. Вот ничего не остаётся, как материться да с горя «водку пьянствовать».
– Ты чё, напьянствовался уже? – прибавив к этим словам ещё десяток непечатных, возмутился генерал. – Какой, на хер, арест, если ты со мной говоришь и никто тебе не мешает?
– Так они прошли по кабинетам, оружие отобрали и телефонные провода порезали… Снаружи блокируют, и всё. Наверное, обострять не хотят…
– Ты, бля, точно до белой горячки допился! Я с тобой что, через унитаз разговариваю?
– Слушай, Лёня, а правда. Вот же провод срезанный висит, а я тебя слышу…
Мятлев махнул Герте рукой, чтобы отключилась.
– И как же это получается?
– А я вам разве говорила, что мне провода нужны? Лишь бы аппарат был, и номер известен…
– Полный дурдом, – безразличным голосом сказал Президент и невольно процитировал Николая Второго, уж больно обстановка соответствовала: «Всюду предательство, подлость и обман!»
– Никак нет, – бодро возразила Витгефт, – всё идёт очень даже нормально. Враг полностью раскрылся, все свои резервы в дело ввёл, а про наши как не знал ничего, так и не знает… Если как следует заняться, к утру полный порядок навести можно.
Президент пожал плечами и снова потянулся к пачке сигарет. Последний час, забыв об имидже, он курил почти непрерывно.
– Слушай, может, действительно приказать командующим Северным и Балтийским флотами направить к нам самолётами все наличные силы? – предложил Мятлев, от возбуждения бегающий по кабинету то кругами, то по диагоналям. – И устроим зачистку, как в старые добрые времена. Тысяча девятьсот пятый год, Семёновский полк…
– Ты бы сел, – устало сказал Президент, – голова от твоих зигзагов кругом идёт.
Снизу сначала раздался пронзительный свист Журналиста, сразу за ним несколько коротких очередей из его автомата и частый перестук выстрелов снаружи. Пока не очень близких, метров с пятидесяти.
– Всем лечь! – крикнула Герта Президенту и Мятлеву, сама метнулась к окну, присела сбоку, осторожно, буквально одним глазом выглянула поверх края подоконника. На пулю снайпера ей нарываться не хотелось. Если в лоб – и гомеостат не поможет, никто ей не даст спокойных суток на регенерацию.
По поляне от леса змейкой, непрерывно меняя направление, то приседая, то несинхронно, в противофазе, отпрыгивая вправо и влево, бежали четыре человека в меняющих рисунок и цвет камуфляжах. Чем-то они напоминали ораву выбегающих на арену полупьяных клоунов. Короткими очередями стреляли на бегу, не очень стараясь попасть, просто «на подавление».
«Вокруг бедного Анатолия сейчас щепки и осколки стекла летают, кисло ему, – подумала «валькирия». – И прицелиться некогда, да и бесполезно… Не с его способностями».
Девушка оглянулась. Президент и Мятлев послушно растянулись на полу. Хоть тут выпендриваться, самостоятельность изображать не стали.
Герта не знала, как называется тактика поведения под огнём неизвестных спецназовцев, но что она эффективна самой своей нестандартностью – очевидно. Удастся кого-нибудь в плен взять – узнает. А ведь возьмёт, очень они её заинтриговали, в «печенегах» так не умеют. Да и многое другое знать должны, вот и поделятся…
Все эти фокусы с ужимками и прыжками в расчёте на обычных строевых солдат должны действовать ошеломляюще – никто не станет спорить, а вот для «валькирии» слишком всё предсказуемо и примитивно, особенно с учётом её впятеро быстрейшей реакции. Она перешла в режим ускоренного восприятия, и эти парни с нерусскими автоматами в руках сразу словно оказались в куда более густой и плотной среде, чем воздух.
Герта выпрямилась, выбила окно стволом и вскинула к плечу свой «АКМ». Могла бы и от пояса, одной очередью всех положить, но сейчас не это нужно. Четыре одиночных выстрела, прозвучавших едва ли не быстрее, чем автоматическая очередь, и все лежат, не добежав до крыльца двадцати шагов. Да не лежат, а корчатся, ещё не совсем понимая, что отвоевались. Один, похоже, тянется к карману за аптечкой, думает, что укол промедола его на ноги поставит. Едва ли, даже после госпиталя. Кому в коленный сустав утяжелённая пуля попала, кому в тазобедренный. «Огнестрельное, первично-инфицированное разрушение костной ткани с одновременным поражением связок, нервов и сосудов», – сказал бы любой из Ляховых, взглянув на результат «зачётной серии» Герты. «Травматический шок, естественно, эректильная пока что фаза[132]».
Заметив едва видное шевеление кустов на краю поляны, у самой земли, девушка послала туда три очереди по четыре-пять патронов, в качестве предостережения. Скорее всего, убила и того (или тех), кто неосторожно демаскировался.
Вернулась в нормальный ритм, сменила магазин в автомате. Приказала Мятлеву:
