— Если на них подуть, они засыпают, — объяснил он мальчику. — Полезно знать на всякий случай — вдруг тебе придётся иметь с ними дело. Но, кажется, это относится только к синекожим.
Будить кобольда он не стал. Кобольды — народ упрямый, убеждать его придётся долго, а за это время может проснуться Волшебный Язык.
— Возьми меня с собой! — Мальчик загородил ему дорогу. — У меня твой рюкзак.
Он приподнял его, словно хотел выторговать себе право уйти с Сажеруком.
— Нет! — Сажерук взял у него из рук рюкзак, закинул за плечо и повернулся уходить.
— Возьми! — Мальчик побежал вслед за ним. — Ты должен взять меня с собой. А то что я скажу Волшебному Языку, когда он заметит, что книга пропала?
— Скажи, что ты уснул.
— Прошу тебя! Сажерук остановился.
— А она? — Он показал на Мегги. — Девочка ведь тебе нравится. Почему бы тебе не остаться с ней?
Мальчик покраснел. Он долго смотрел на Мегги, будто хотел получше запомнить, как она выглядит. Потом снова повернулся к Сажеруку.
— Я им чужой.
— Мне ты тоже чужой.
Сажерук снова пошёл от него прочь. Когда он миновал автостоянку и на много шагов углубился в холмы, мальчик всё ещё шёл за ним следом. Он старался ступать так тихо, чтобы Сажерук его не слышал, и, когда тот обернулся, Фарид застыл на месте, как будто его поймали с поличным.
— Ну что тебе? Я ведь всё равно не долго тут задержусь, — сердито сказал Сажерук. — Теперь, когда книга у меня, я найду кого-нибудь, кто сможет вчитать меня обратно, пусть это будет хоть заика вроде Дариуса, который отправит меня домой хромоногим или с расплющенным лицом. А ты тогда что будешь делать? Ты же останешься совсем один.
Мальчик пожал плечами и посмотрел на него своими угольно-чёрными глазами.
— Я научился отлично выплёвывать огонь, — сказал он. — Я без тебя много упражнялся. А вот глотать ещё не очень получается.
— Потому что это труднее. Ты слишком торопишься. Я тебе тысячу раз говорил.
Гвина они нашли у стен обгорелого дома, сонного, с налипшими на мордочку перьями. Он, похоже, обрадовался, увидав Сажерука, и даже лизнул ему руку, но дальше везде бегал за мальчиком. Они шли весь день, пока не стемнело, продвигаясь к югу, в направлении моря. Потом сделали привал, подкрепившись запасами из буфета Басты: немного острой красной колбасы, кусок сыра, хлеб и оливковое масло. Хлеб уже немного зачерствел, но они макали его в оливковое масло, а поев, молча посидели немного на траве и пошли дальше. Под деревьями цвёл голубой и бледно-розовый шалфей. В кармане у Сажерука трепыхались феи, а за ним шёл мальчик, будто вторая тень.
ДОМОЙ
И поплыл он домой, плыл почти целый год, и много недель, и ещё один день в свою комнату, где стояла ночь и ждала еда, не успев остыть.
М. Сендак. Там, где дикие живут
Когда утром Мо заметил, что книга пропала, Мегги сперва подумала, что её выкрал Баста. Ей стало дурно от страха при мысли, что он бродил тут вокруг них, пока они спали. Но у Мо возникло другое подозрение.
— Фарида тоже нет, Мегги, — сказал он. — Ты думаешь, он ушёл бы с Бастой?
Нет, этого она не думала. Фарид мог уйти только с одним человеком. Мегги живо представила себе, как из темноты возник Сажерук, в точности как в ту ночь, с которой всё началось.
— А как же Фенолио? — сказала она. Мо только вздохнул.
— Даже не знаю, стал ли бы я пытаться вычитать его, Мегги, — сказал он. — Из этой книги вышло уже столько несчастий, а я не писатель, который может сам написать слова, которые хочет прочитать. Я для книг только что-то вроде врача. Я могу сделать им новый переплёт, извести книжного червя, не дать им с возрастом потерять страницы, как люди теряют волосы. Но продолжить историю, заполнить пустые страницы нужными словами — этого я не умею. Это другая, совсем другая профессия. Один знаменитый писатель сказал однажды: «Писателя можно рассматривать трояким образом: как рассказчика историй, как учителя или как чародея… Но главный из трёх — чародей, волшебник». Мне всегда казалось, что он прав.
Мегги не знала, что на это ответить. Она знала только, что скучает по Фенолио.
— А Динь-Динь? — спросила она. — Что будет с ней? Неужели ей тоже придётся остаться здесь?
Когда Мегги проснулась, фея лежала рядом с ней на траве. Сейчас она порхала вокруг вместе с другими феями. Если не приглядываться, их можно было принять за стаю мошек. Мегги никак не могла понять, как фее удалось вырваться от Басты. Он же хотел засадить её в кувшин.
— Насколько я помню, Питер Пэн со временем все равно забыл о её существовании, — сказал Мо. — Верно?
Да, Мегги тоже это помнила.
— И всё-таки, — пробормотала она, — бедняга Фенолио!
Но Тереза, услышав эти слова, энергично закачала головой. Мо стал рыться в карманах в поисках бумаги и нашёл квитанцию автозаправки и фломастер. Тереза с улыбкой взяла их у него. Мегги присела рядом с ней на траву и прочла за её рукой:
— «Его не надо жалеть. Он попал в очень хорошую книгу». А Каприкорн по-прежнему там? А ты с ним там когда-нибудь встречалась? — спросила Мегги.
Они с Мо так часто задавали друг другу этот вопрос. Ведь в «Чернильном сердце» по-прежнему говорилось о нём. Но, может быть, и за печатными страницами что-то скрывается, целый мир, меняющийся, как и этот, с каждым днём.
«Я о нём только слышала, — писала её мама. — Говорили, будто он уехал. Но там были и другие, не лучше его. В этом мире много ужасного и прекрасного и… — это она написала так мелко, что Мегги с трудом разбирала буквы, — я отлично понимаю Сажерука с его тоской по дому».
Последняя фраза вселила в Мегги беспокойство. Она с тревогой посмотрела на мать, но та рассмеялась и потянула к себе её руку. «По вас я всегда тосковала больше», — написала она на ладони дочери, и Мегги зажала эти слова в кулачке, словно желая удержать их. Она не раз перечитывала их на долгом пути к дому Элинор. Прошло много дней, прежде чем они стёрлись.
Элинор не могла примириться с тем, что ей придётся снова пешком перебираться через холмы среди колючек и змей.
— Что я, с ума сошла? — ворчала она. — У меня при одной мысли об этом ноги начинают болеть.
Поэтому они с Мегги снова принялись искать телефон. Странно было снова бродить по этой теперь и вправду заброшенной деревне, мимо покрытого чёрной копотью дома Каприкорна и полусгоревших дверей церкви. На площади перед ними стояла вода. В ней отражалось голубое небо. Казалось, площадь за ночь превратилась в озеро. Шланги, которыми люди Каприкорна тушили дом хозяина, извивались в воде, как гигантские змеи. Выгорел только нижний этаж, но Мегги так и не решалась войти в этот дом. Наконец, после того как они безуспешно обшарили десяток других домов, Элинор в одиночку прошла в обугленную дверь. Мегги объяснила ей, как найти комнату Сороки, и Элинор прихватила с собой ружьё — на случай, если старуха вернулась за награбленными разбойником сыном сокровищами. Но Сорока исчезла бесследно, как и Баста, а Элинор вскоре вернулась с торжествующей улыбкой на губах и телефоном в руке.
Она вызвала такси. Нелегко было объяснить водителю, что он должен проигнорировать заграждение, которое встретится ему на дороге. К счастью, он хотя бы не верил в истории про дьявола, живущего в этой деревне. Мо и Элинор встречали такси на дороге, чтобы водитель не увидел фей и кобольдов. Оставив Мегги с матерью в деревне, они вдвоём доехали до ближайшего городка и вскоре вернулись на двух взятых напрокат микроавтобусах. Дело в том, что Элинор решила поселить у себя все странные существа, которые занесло в их мир. «Предоставить убежище, — называла она это. — Ведь наш мир никогда не проявлял терпения и понимания к тем, кто отличается от других. Чего уж ждать тем, у кого синяя кожа и крылья?»
Чтобы разъяснить предложение Элинор всем, к кому оно относилось, потребовалось немало времени. Конечно, она пригласила и людей, но большинство из них решили остаться в деревне Каприкорна. Деревня, очевидно, напоминала им родные края, почти изгладившиеся из их памяти в смертном сне. Тогда Мегги рассказала детям о сокровищах, хранящихся в подвалах Каприкорна. Их, наверное, хватит, чтобы прокормить всех обитателей деревни до конца их дней. Птицы, собаки и кошки, возвращённые к жизни Призраком, давно уже разбежались по окрестным холмам. Несколько фей и двое стеклянных человечков тоже решили остаться в прежде проклятой деревне — так очаровали их цветы дрока, аромат розмарина и узкие улочки, где каждый камешек нашёптывал им старые истории.
Тем не менее в автобусы в конце концов впорхнуло и расположилось на спинках обитых серым сидений целых сорок три феи. Каприкорн, видимо, прихлопывал фей не глядя, как мошек. Динь-Динь не поехала с ними, что не особенно огорчило Мегги, поскольку девочка успела заметить, что фея Питера Пэна — очень вредная особа. Кроме того, её звон действительно действовал на нервы, а звенела Динь-Динь почти непрерывно, особенно если не получала, чего хотела.
