Хвост пистолетом и барабан на шею.
Вот только…
Выхожу из уборной и снова попадаю в его смертельную паутину зеленых глаз.
Чертов кукловод.
— Едем? — и лишь снова киваю и отвожу взгляд.
Потому что мне страшно. Мне пусто. Мне больно. От того, что еще раз придется ставить жирную точку, которая сейчас волей кудесницы-судьбы смазалась в запятую.
И да, я, словно послушная дойная корова, иду за ним, наивно хлопая глазами.
Садимся в такси. Представительский класс. Рядом со мной точно такой же представительский мужик — пожирает меня откровенным взглядом. А я краснею как школьница и не могу сбавить обороты собственного, разогнавшегося до скорости света, сердца. Что в Роме такого особенного, что пульс в его присутствии шарашит на сверхчастотах?
Магия? Мистика? Фантастика?
Колдовство!
— Сильно напугал? — пришпиливает вопросом, а я говорить не могу.
Ком в горле, голос рвется под шквалом эмоций, огненное торнадо из воспоминаний сносит все мои бастионы. Я тогда ехала к нему, нарыла его адрес, думала устроить допрос с пристрастием. А еще сказать, что он мудак! И трус!
Что это на нем негде ставить пробу. Что вся его самоуверенность — это всего лишь банальное блядство, поданное под удобоваримым соусом.
Я хотела плюнуть ему в лицо и дать понять, что он меня не достоин.
Чувствую, что подбородок начинает предательски дрожать, но я ругаю себя безбожно за эту слабость.
— Сильно. Да.
— Прости, — произносит проникновенно и чуть подается ближе, — но, если бы не эта авария, то мы бы с тобой не познакомились. Это — судьба. Не иначе.
Прикрываю глаза, ощущая себя приговоренной преступницей. По позвоночнику гуляет электричество. Горю!
А что, если так и есть?
Просто наше счастье стоит вот столько…и мы эту цену заплатили сполна. Я заплатила.
И бабочки только от одной возможности, что это прописная истина, вспархивают в моем животе сумасшедшим роем. Боже!
— Ну что же, Роман Ветров, рассказывай тогда, что мне тут судьба подкинула? — стреляю в него глазами и прищуриваюсь, покусывая губу, потому что хочется улыбаться, видя его пораженный вид.
Откашливается. Ерошит гриву светлых волос. Складывает губы трубочкой и качает головой, будто бы раздумывает, что мне о себе поведать.
О, Рома, я все знаю! Знаю и все равно жду, что же ты скажешь мне.
— Что-ж, боюсь, что если расскажу о себе все и сразу, то ты сбежишь от меня, а я бы этого не хотел, София. Из сухих фактов? Я — Рома Ветров, мне двадцать восемь, имею два высших, увлекаюсь спортом и путешествиями. Люблю…
— Что любите? — спрашиваю, вибрируя от ожидания его ответа.
Ну же, испорть все!
— Мороженое, — сбивается и отводит взгляд, поджимая губы, а я от чего-то облегченно выдыхаю.
А потом смотрю на него и вдруг совершенно точно понимаю, что согласна на этот чистый лист. Только в этот раз мы должны написать его правильно, без помарок и уродливых клякс. Если не позволю себе этого, то всю жизнь буду жалеть.
— Ванильное?
— Клубничное, — вскидывает на меня глаза и облегченно выдыхает, — а ты?
— А я вообще мороженое не люблю, — смеюсь почти с облегчением.
— А что любишь?
— Стейки, Роман. С кровью.
— Оу…
Машина останавливается у авторской кофейни и нам приходится на некоторое время прервать разговор, пока мы не усаживаемся за столик на открытой веранде. Рома просит оставить выбор за ним и я подчиняюсь, заинтригованная тем, что же меня ждет.
Удивляет.
— Что это?
— Ванильный латте с сиропом бабл-гам, — усмехается Рома.
— А у тебя? — рассматриваю и его стакан с мудреным напитком.
— Мандариновый раф с шоколадом и корицей. Хочешь попробовать?
— Хочу, — киваю я тут же.
— Хорошо, закажу тебе, когда допьешь свой, — и подмигнул мне с видом заговорщика.
И да, было много кофе. Миндальный капучино с соленой карамелью. А еще латте с лавандой и маршмеллоу. И мне все хотелось сказать ему «мне пора», да только все никак не получалось.
Сегодня мы узнавали другу друга. Сыпались вопросы, на которые у нас раньше не было времени, а за ними и ответы. Я говорила — он слушал. И наоборот.
Про моего брата тоже не забыли. Оказывается, эти два идиота снова стали друзьями. Вашу ж мать, а раньше нельзя было? Правда, злиться я не стала. Наоборот! Я облегченно выдохнула, потому что знала — не будет больше смертельных дуэлей, мести и разбитых до крови лиц.
И уже не важно какой ценой дался всем нам это мир.
Но когда в ход пошли десерты, я испугалась, что из меня самой скоро ваниль покапает. Стиснула пальцы, прикрыла глаза, выдохнула и выдала.
— Уже поздно.
— Разве?
— Да.
— Как скажешь, но…
А между тем наши ладони лежат на столе в миллиметре друг от друга. Еще немного и пальцы соприкоснуться. Молния лизнет взвинченные нервы. Я сойду с ума. Я уже с него сошла.
Зачем мне ум, когда рядом Рома?
— Но?
— Но все же мне кажется, что я не искупил вину за разбитую фару и потасканный бампер.
— Разве?
— Да! Тут нужна тяжелая артиллерия.
— Какая же?
— Свидание.
— Ну, это уже наглость, Роман, — пытаюсь не рассмеяться.
От радости. Тупой и абсурдной, но да! Видимо, кофе в голову ударило.
— Значит я наглею, да? Что-ж…ничего не могу с собой поделать, София.
— Стараться не пробовал? Говорят, помогает.
— Так не пойдет, — поджимает недовольно губы, но глаза его улыбаются.
— А как пойдет?
— Завтра в семь вечера — пойдет. Осталось только разузнать куда за тобой подъехать и номер телефона для связи.
Офигеть. Летчик истребитель, чтоб его.
Но, пока ждем такси, Рома все-таки выбивает у меня согласие на новую встречу и цифры моего номера телефона. Через час уже рядом с моим домом. Вызвался проводить, отказать шанса не предоставил.
Перед прощанием все-таки переплел наши пальцы.
Замерли оба. Глаза сами собой захлопнулись. Закоротило. Электрические щупальца коснулись каждого оголенного нерва.
Это страшно. Это прекрасно. Это цунами.
Это любовь, встающая с колен…
Ее, вырванные с корнем крылья, со сладостной агонией отрастают вновь. Неужели я снова буду летать благодаря ей?
И ему?
Неужели я настолько дура?
Дура, да!
Потому что первым, что я делаю, когда захожу в свою квартиру — это достаю из прикроватной тумбочки его письмо. Перечитываю, прыгая через слова. Потом еще раз, но уже медленно и вдумчиво.
И хоть я по-прежнему боюсь разбиться, упав камнем с огромной высоты, но…
Я все равно взлетаю, в облаке своих одурманенных бабочек. Мы парим на неизмеримой высоте. Мы там, да…
— Рома, — всхлипываю и глаза вновь наполняются соленой влагой.
Только сейчас мне уже
