На «Большую землю»
Теперь, когда стало известно, что Западный фронт отказался от наступательной операции, наша борьба в тылу противника не могла принести большой пользы. Справиться в одиночку с крупными силами регулярных фашистских войск, имевших задачу уничтожить нас, мы не могли. Надо было искать выход из сложившейся обстановки.
Вечером 4 июня мы с комиссаром послали в штаб Западного фронта радиограмму:
«Настало время просить вашего совета. Оценка обстановки: три дивизии противника [18] с громадным превосходством танков и авиации успешно продвигаются, ломая героическое сопротивление войск группы, не считаясь со своими большими потерями, подводя резервы.
За 12 суток тяжелых боев противник овладел большей половиной ранее занимавшегося группой района. Еще сутки боя - и возможен прорыв противника в центр группы и разъединение наших сил. Дальнейший бой в окружении грозит уничтожением живой силы наших войск. В целях сохранения живой силы, качественно высокой боеспособности просим разрешения на выход из окружения при условии продолжения упорных оборонительных боев.
План: прорваться восточнее Ельни в район 5-го партизанского стрелкового полка. В дальнейшем прорываться в направлении на Киров для соединения с войсками фронта.
Просим срочных мер помощи и совета.
Белов. Щелаковский. Заикин».
Ответ поступил на следующий день. Командование Западного фронта рекомендовало нам два варианта прорыва через линию фронта: на север, для соединения с главными силами Калининского фронта, и на восток, в направлении на Мосальск, навстречу наступающему противнику. Оба эти варианта имели существенные недостатки.
При прорыве на север нам пришлось бы форсировать Днепр, а переправочных средств мы не имели. Кроме того, нам нужно было бы пересечь железную дорогу и автостраду Минск - Вязьма, где немцы могли свободно маневрировать своими войсками и наносить нам значительные потери.
Прорыв на восток, к 50-й армии, исключался потому, что на этом направлении действовали главные силы противника. Если бы мы и смогли пробиться через плотные боевые порядки гитлеровцев, то жертвы с нашей стороны были бы слишком велики.
Чтобы обсудить варианты прорыва и выбрать наилучший, я собрал военный совет, на котором присутствовали бригадный комиссар Щелаковский, начальник штаба полковник Заикин, мой заместитель генерал Галанин, мой помощник генерал Калмыков (оба генерала прибыли к нам незадолго до наступления немцев), командир 215-й авиационной дивизии полковник Самохин, начальник оперативного отдела подполковник Вашурин, начальник разведки подполковник Кононенко, начальник политотдела батальонный комиссар Лобашевский, начальник Особого отдела подполковник Кобернюк и начальник тыла подполковник Грибов.
Высказывались, как принято в таких случаях, начиная с младших по званию. Подполковник Вашурин выдвинул еще один вариант: прорваться на запад, в Белоруссию, и перейти к партизанским действиям в глубоком тылу врага. Однако это предложение было отвергнуто. Конечно, прорваться на запад было сравнительно легко, в этом направлении противник не имел крупных сил. Но такой вариант превратил бы наши регулярные войска в партизанские части, а это я считал нецелесообразным. Кроме того, двигаясь на запад, мы удалялись от наших аэродромов и лишались поддержки своей авиации.
Выступая последним, я предложил идти на юго-запад, прорываясь близ Ельни. Противник здесь был сравнительно слабый, а южнее Ельни значительный район контролировался 5-м партизанским полком имени Лазо, который был подчинен мне. Пройдя через этот район, мы могли пересечь Варшавское шоссе, прорвать линию фронта и соединиться с войсками 10-й армии, действовавшей близ Кирова. Такое решение давало возможность избежать боев с крупными силами гитлеровцев, выйти из вражеского тыла с честью и без больших потерь. Оно и получило общую поддержку.
На следующий день, 6 июня, мы собрали в небольшой деревушке юго-восточнее Дорогобужа всех командиров и комиссаров регулярных и партизанских дивизий, а также 4-го воздушнодесантного корпуса. Неподалеку, приближаясь, гремел бой. Мы вели разговор под аккомпанемент орудий и пулеметов.
Я поставил командирам войсковых соединений задачу: до 9 июня вести сдерживающие оборонительные бои на указанных им рубежах, потом сразу оторваться от противника и, сломив сопротивление блокирующих войск, пробиться близ Ельни на юг.
Директива штаба фронта запрещала нам брать с собой партизанские части. Партизаны должны были остаться в тылу врага и действовать небольшими отрядами от пятидесяти до четырехсот человек, нападая главным образом на коммуникации противника. Нам нелегко было расставаться с боевыми товарищами, бок о бок с которыми сражались несколько месяцев.
Переход к новым формам борьбы для многих партизанских частей, особенно для тех, в которых было много военнослужащих из числа окруженцев, представлял немалые трудности. Нужно было менять тактику, вырабатывать новые приемы. Многие бойцы и командиры стремились влиться в воинские части, где воевать им было привычно и где они могли принести больше пользы. Учитывая это, мы направили большую часть партизан на пополнение наших частей, имевших серьезные потери.
В тылу противника решено было оставить политрука Петрухина и некоторых других партизанских командиров. Им поручалось формировать отряды из бойцов и командиров, которые могут отстать от войск группы.
Встал трудный вопрос: как быть с ранеными. У нас их насчитывалось около двух тысяч. На совещании мы решили тех из них, которые не могли передвигаться, укрыть в лесных госпиталях, передав на попечение партизан, а тех, кто мог двигаться, сосредоточить в своих дивизиях, сформировав из них в каждом соединении дивизион или батальон. Но почти никто из раненых не пожелал остаться в тылу противника. Медицинский персонал по своей инициативе доставал лошадей и повозки. Тяжелораненых бойцов везли на телегах. Многие раненые кавалеристы ехали верхом. Я видел гвардейцев, сидевших на неоседланных лошадях, свесив обе ноги на правую сторону. В левой руке - повод, а в правой - костыль. Дивизии взяли с собой всех раненых, которых можно было везти. Бойцы и командиры трогательно заботились о них, отдавали им свои продукты, лучших лошадей. Большое количество раненых обременило наши обозы, но я не препятствовал этому, понимая и уважая святое чувство воинской дружбы, двигавшее бойцами....
За время, пока шло совещание в штабе, немецкая пехота с танками почти вплотную приблизилась к деревне. Пора было закончить разговор и отпустить командиров соединений. Все вопросы были решены, но люди как-то не торопились разъезжаться. Они понимали, что впереди трудные испытания, и многие из тех, кто сейчас сидит за столом, могут никогда больше не увидеть друг друга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
