— Какая же? — с любопытством спросила Кичик.
— Я надеюсь на твою скромность, ханум, и на то, что ты не истолкуешь дурно моих намерений: я хотел увидеть Фейзулу.
— Вот как! — удивленно протянула Кичик. — Какими же побуждениями вызвано это не совсем обычное желание?
— Верь мне, ханум, — самыми чистыми! Я заметил, что последние дни она была очень печальна. И подумал: может быть, с нею случилась какая-то беда и ей нужна помощь друга.
— Ах, ты все-таки заметил, что последние дни она. была печальна? — с легкой насмешкой в голосе спросила Кичик. — Ты очень наблюдателен. Может быть, ты понял также, почему она была печальна?
— Этого я не знаю, ханум, и именно это я хотел бы выяснить. Не могла бы ты оказать мне милость и позвать сюда на минутку Фейзулу? Если тебе моя просьба кажется нескромной, прошу и тебя возвратиться: я буду говорить при тебе.
— Фейзула выйти не может, — после короткого раздумья ответила Кичик. — Она больна и лежит в своем шатре.
— Она больна?! — с тревогой воскликнул Василий. — Что с нею приключилось, ханум?
— О, ничего опасного, — ответила Кичик, взглянув на него потеплевшим взглядом. — Просто она много плакала, и у нее голова болит. Это скоро пройдет. Но для того, чтобы узнать причину ее печали и слез, тебе вовсе не нужно с нею видеться. Все это я могу объяснить тебе гораздо лучше, чем она сама.
— Сделай такую милость, добрейшая ханум!
— Так слушай: к Фейзуле сватается хан Хисар. Он уже два раза говорил ей о своей любви и о том, что хочет просить у Чимтая ее руки. И если он до сих пор этого не сделал, то лишь потому, что надеется сначала уломать Фейзулу: он боится, что Чимтай не отдаст ему дочь без ее согласия. Но Чимтай ее ни о чем не спросит, и Фейзула это знает. Хисар-мурза хорошая партия: он очень высокого рода и, вероятно, будет царствовать в Мавераннахре. Если он попросит Фейзулу в жены, Чимтай ему не откажет и свое обещание сдержит, что бы потом ни случилось: он честен и упрям как бык! Понимаешь теперь?
— Не совсем: почему же Фейзула так убивается, если Хисар столь завидный жених? Будет она царицей Мавераннахра, — с горечью добавил Василий.
— Потому убивается, что любит другого, — строго сказала Кичик.
— А этот другой?
— А этот другой или слеп, или не считает Фейзулу достойной своего внимания.
— Кто же этот ротозей? — пробормотал Василий.
— Я думала, что вы, русские, умнее! — расхохотавшись, ответила Кичик.
— Погоди, ханум! Что ты хочешь этим сказать?! — воскликнул пораженный Василий.
— Что она любит тебя, князь. И вот подумай теперь, каково ей сидеть и ожидать, что всякую минуту к Чимтаю может явиться ненавистный ей Хисар-мурза и получить ее в жены, пока ты ходишь по берегу озера и вздыхаешь!
— Она сама тебе сказала, что любит меня?
— Ничего она мне не говорила. Но я женщина, и у меня, благодарение Аллаху, глаза на месте.
— И ты уверена, что не ошибаешься?
— Так же уверена, как и в том, что говорю сейчас с самым недогадливым мужчиной, из-за которого даже обидно будет получить нагоняй от мужа, если он нас увидит!
— Ты все шутишь, ханум! А что же мне теперь делать?
— Это уж тебе виднее. Можешь поплакать вместе с Фейзулой над ее горькой долей или предложить себя в няньки ее детей от Хисара.
— Да брось ты свои насмешки, ханум! Скажи лучше, отдаст ее за меня хан Чимтай, ежели я посватаюсь?
— Думаю, что отдаст, если ты опередишь Хисара и если Фейзула скажет, что тебя любит. Но надо действовать быстро: у Хисара-мурзы глаза позорче твоих. Он наверняка уже кое-что заметил.
— Погоди… ведь сперва надобно с нею поговорить. Нельзя же прямо идти к Чимтаю… Сегодня после обеда назначено последнее собрание курултая. Мне там делать нечего, а ханы пойдут все, и Хисар-мурза тоже. Самое время для нашей встречи. Ты мне вызовешь Фейзулу на берег озера?
— Вызову, князь. Вот теперь я начинаю чувствовать, что говорю с мужчиной.
— Ладно, ханум. Скажи ей, что буду ждать на том самом месте, где мы с нею уже встречались.
— И больше ничего не говорить?
— Еще скажи, что уже веет ветер, который без следа разгонит все тучи… Впрочем, не говори ничего, я сам скажу! Только придет ли она?
— В том положись на меня, князь. Придет.
— И ты думаешь, все обойдется, как надо?
— Аллах милостив, но он не любит тех, кто в этом сомневается. Дело в твоих руках, князь.
— Ну, тогда прощай, ханум Кичик! Спаси тебя Аллах за все!
И Василий поспешно зашагал к своему шатру.
Глава 50
И скажите женщинам верующим: пусть они потупляют взоры и прячут свои члены, пусть закрывают покрывалом вырезы на груди и пусть не показывают своих прелестей никому, кроме как своим мужьям, или отцам своих мужей, или сыновьям мужей, или своим братьям и сыновьям братьев, или тем слугам из мужчин, которые не могут иметь желания, или детям, которые еще не постигли наготы женщины. Обратитесь к Аллаху, вы, верующие, и, может быть, вы окажетесь счастливыми [143].
Коран
— Женюсь, Никитушка! — без всяких предисловий объявил Василий, входя в шатер, где в это время Никита, сидя на обрубке дерева, чинил уздечку.
— На Фейзуле? — спросил Никита, поднимая голову, но не обнаруживая никаких признаков удивления. — Уже и сговорились?
— На ней, — ответил озадаченный Василий, рассчитывавший ошеломить друга этим известием. — А ты как догадался?
— Да нешто я слепой или тебя не знаю, Василей Пантелеевич? Ты бы и так перед нею едва ли устоял, а тут еще целый год других баб не видел.
— Ну и что ты скажешь?
— Да что ж тут говорить? Видать, девушка она хорошая, собою красавица, к тому же еще и царского роду. За такую княгиню не стыдно будет ни в Карачеве, ни в Брянске. Мне она, к примеру, куда более глянется, нежели Ольга Юрьевна Муромская.
— А ничего, что она татарка?
— Да что ж с того? Мало ли русских князей на татарках женилось? Сам великий князь московский, Юрий Данилович, на Узбековой сестре был женат. А ярославский князь, Федор Ростиславич! А суздальский, Михайло Андреевич! А Глеб Васильевич Белозерский! Его жену-татарку, во святом крещении нареченную Феодорой, вся Русь оплакивала, как она преставилась. Ныне, слыхать, Церковь наша ее к лику святых сопричислить хочет. А сколько одних ростовских князей на татарках переженилось! А у холмских, у городецких, у стародубских нешто того не бывало? Да всех и не переберешь!
— Стало быть, одобряешь?
— Да жениться тебе ведь надобно, Василей Пантелеевич, не век же бобылем станешь жить! А до русских невест кто еще знает, когда мы доберемся. К тому же тебе сейчас много сподручнее взять за себя ордынскую царевну: в твоем деле немалую вагу [144] будет иметь родство с татарскими ханами!
— Может, и так, да я про то и не думал. Тут главное дело в том, что люба она мне, Никита, и я ей люб! Этой от меня не надобно Черниговского княжества, как Ольге Муромской, и в ней ни хитрости, ни корысти нет. Пойдет за меня, за изгнанника, каков я есть!
— Значит, вы уже вовсе сладились?
— В том-то и горе, что еще не вовсе, — сразу помрачнев, ответил Василий и рассказал подробно о всех последних событиях.
— Эх, опять этого чагатайского пса на нашу дорогу сунуло! — с досадой сказал Никита, выслушав все. — Кабы не он, как все было бы ладно. А теперь жди, чего он вычинит, когда узнает, как дело-то обернулось. Гляди, еще и нож в спину получишь!
— Ну, мы тоже не лыком шиты, чай, он нашу первую встречу помнит! Сейчас мне не нож его страшен, а то, как бы он прежде меня Фейзулу не посватал.
— Едва ли он в том успеет, коли мы сами не оплошаем. Покуда он будет на курултае, ты договорись с Фейзулой, а там сразу и к Чимтаю. Я же с Хисара глаз не спущу, доколе ты дела не завершишь. И ежели он полезет куда не надо, ужо сумею его попридержать.
— Как же ты его придержишь?
— Да это как случится. В крайности прикинусь пьяным и затею с ним свару. И ежели легонько ему рыло подправлю, к Чимтаю он не пойдет ни сегодня, ни завтра.
— Лучше бы без этого. Но коли уж до такого дойдет, гляди, не перестарайся. Все ж таки он не простой татарин, а хан.
— Будь спокоен, Василей Пантелеевич, и делай с Богом свое.
* * *
Василий, сидя в своем шатре и поминутно выглядывая наружу, еле дождался начала курултая — каждый протекающий час казался ему вечностью. Наконец все ханы были в сборе, среди них находился и Хисар. Едва они вошли в шатер Мубарека, Василий поспешно пустился в путь и через десять минут был уже на условленном месте.
Фейзулы тут еще не было, но ждать ее пришлось недолго. Она пришла бледная и, видимо, сильно волновалась, хотя глаза ее сияли радостью. Сделав несколько быстрых шагов навстречу, Василий взял ее за обе руки.
