дыхание от всепоглощающего чувства, что он уже стоял на этом месте в этот час бесчисленное множество раз и будет стоять здесь еще тысячи и тысячи ночей, что время свернулось спиралью и затянуло его в свои неисчислимые складки.
– Господи, умоляю, – прошептал он, – только не сейчас. Сейчас я не могу потерять память…
И вдруг мороз продрал его до костей – знакомый пронзительный, звенящий, неукротимый вопль разорвал ночь, как острый, зазубренный, дрожащий от напряжения клинок. Тот же вопль Хайд слышал у реки Лейт – скорбный крик банши.
«Это не по-настоящему, – сказал он себе. – Соберись. Это не по-настоящему».
И резко напрягся, различив в темноте какое-то движение. Выпроставшись из мрака, по усыпанной гравием дорожке, неслышно ступая, шла маленькая фигурка. Она остановилась в десятке футов от Хайда.
Девочка в лохмотьях подняла к нему перепачканное землей лицо. Мэри Пейтон, «дитя из ведьминой колыбели», прижала указательный пальчик к губам.
– Тсс-с… – услышал Хайд, хотя ее губы не шевелились. – Он идет. Он может нас услышать. Cù dubh ifrinn приближается.
Капитан зажмурился так крепко, что под веками вспыхнули зигзаги света. А когда он открыл глаза, видение изменило форму – теперь призрак был чуть выше, и лицо перестало быть безучастным: его искажал страх. Хайд узнал Нелл Маккроссан – девочку-подростка с мельницы, ту, что столкнулась с Хайдом в ту ночь, когда он нашел повешенного над рекой Лейт.
– Вы слышали это опять, сэр? – спросила она. – Слышали прачку? Слышали, как вас звала ban-sith?
– Не сейчас! – прошипел Хайд сквозь стиснутые зубы. Он еще раз закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, наполняя легкие стылым, очистительным ночным воздухом. А когда снова открыл их, видение исчезло, и окружающий мир теперь опять казался солидным и настоящим. Но Хайд знал, что это ненадолго.
Огромным усилием воли он заставил себя собраться с мыслями. Быстро дошел до двери в чулан и подергал ручку – было заперто. Но створка оказалась хлипкая и уступила под ударом левого плеча.
Капитан, достав из кармана револьвер, переступил порог и двинулся дальше, в глубь особняка.
По чулану Хайд пробирался быстро и бесшумно, насколько позволяли раны и сбивавшие разум с толку предвестья зарождавшегося приступа. Он знал, что медлить нельзя. Когда абсанс – припадок, сопровождающийся потерей памяти, – разыграется в полную силу, он окажется беззащитным перед Баллором и его людьми. Если это случится сейчас, верная смерть ждет не только его, но также Келли Бёрр и Элспет Локвуд.
Он отыскал дорогу в главный холл «Круннаха». Внутри дом, как и снаружи, казался необитаемым; лишь керосиновая лампа горела на столе, порождая своим тусклым светом длинные тени. Хайд заметил, что дверцы армуара широко распахнуты, и, прихватив керосиновую лампу, подошел ближе, чтобы его осмотреть. К удивлению капитана, задняя стенка шкафа оказалась фальшивой – она скрывала проход на лестницу, ведущую вниз, в темноту. Он выругался, вспомнив, что во время их с Поллоком недавнего визита Баллор на мгновение потерял свое надменное спокойствие, когда его попросили открыть армуар. Что, если все это время Элспет Локвуд была заперта там, внизу, и от спасения ее отделяли какие-то несколько футов? Хайд вошел в шкаф и шагнул на лестницу. Он спустился на несколько ступенек – керосиновая лампа неуверенно высветила внизу открытую настежь дверь.
Хайд понял, что, если в погребе кого-то и держали, сейчас там уже никого нет. Тем не менее он решил взглянуть, что там, за толстой дверью, но успел сделать всего один шаг, потому что откуда-то сверху, из дома, до него долетел приглушенный расстоянием женский крик.
Капитан развернулся и поспешил по лестнице обратно в холл.
Глава 63
Келли поднималась по лестнице осторожным, размеренным шагом, прижимаясь спиной к стене, глядя наверх и держа револьвер наизготовку перед собой. Освещение было тусклое – лишь кое-где горели свечи в настенных светильниках, и девушка всматривалась во все темные углы, ожидая скрытой опасности. Лестничная площадка на каждом этаже была пуста и темна, только на самом верху свет казался относительно ярким.
На мгновение Келли замерла – ей почудилось какое-то движение внизу, в холле. Она выглянула в лестничный колодец, но никого не было видно, а керосиновая лампа по-прежнему стояла на столе в ореоле анемичного света.
Келли продолжила путь наверх, к чердачному этажу. На ступеньках ей никто не встретился, никаких звуков больше не доносилось. Куда подевались ее похитители?
Что за игру они затеяли? В доме царила такая тишина, что девушка вздрогнула, когда вдруг раздался стук.
Она уже дошла до четвертого этажа дома. Шум явно доносился из какой-то комнаты у лестничной площадки. Как и на других площадках, а также на лестничных пролетах, кто-то и здесь зажег свечи в настенных канделябрах – их было недостаточно, чтобы осветить все пространство, но хватало для того, чтобы пространство не погрузилось в полную тьму. Кисть Келли дрожала под тяжестью револьвера, и она, усилив хватку второй рукой, теперь шла, держа оружие перед собой в двух вытянутых руках. Она определила верно – звук доносился из угловой комнаты. Девушка слегка подскочила на месте, услышав его снова, – это было что-то среднее между стуком и дребезжанием. Она подкралась к комнате и, увидев, что дверь приоткрыта, толкнула ее мыском туфли – не сильно, чтобы створка распахнулась пошире, но не врезалась бы при этом с грохотом в стену, выдав ее местонахождение.
В угловой комнате не горели ни лампы, ни свечи, зато в двух стенах были большие окна, и в лунном сиянии Келли увидела, что попала в большую ванную комнату, которой никто давно не пользовался. Пол, ванна, раковина и унитаз были покрыты слоем пыли. Она снова подскочила – теперь стук прозвучал громче, и промежуток между звуками был короче, – но тотчас с облегчением вздохнула, сказав себе, что это, наверное, воздух гудит в заброшенных трубах, пытаясь вырваться наружу и слегка их сотрясая.
Она подошла к окну. С этой высоты открывалась вся игра теней и света в низине. Напротив «Круннаха» проступало силуэтом могучее дерево на вершине холма; заросли папоротника и утесника черными струпьями топорщились по краю низины, а в ее центре, в чашеобразной впадине, все было залито мраком, словно сама ночь стекла туда, заполнив пространство густой чернотой.
Снова раздался шум – уже другой. Он доносился как будто бы с верхнего этажа, но звучал так слабо, почти неразличимо, что Келли подумала – это фантом, созданный ее воображением. Тем не менее она вышла из ванной комнаты на площадку
