мужчин, он был доволен собой, и считал себя неотразимым любовником. Вряд ли Гюльнар тоже так думала. 
Николай ревновал ее еще к одному человеку. И этот его соперник был далеко не хилым. Речь идет об Отто. Хоть и был он вдали от Гюльнар, но часто писал и обеспечивал ее деньгами. А деньги нужны Гюльнар как воздух!
 - Мерзавец! Нет, он жид! - гневно шипел Николай.
 Как и большинство русских, он был ортодокс, и все неславяне для него жиды.
 - Но его мать из рода Галициных!
 - Это еще надо доказать! Кто может засвидетельствовать? - ворчал Николай. Николай недолюбливал Отто еще из-за того, что тот сотрудничал с «теми подлецами», то есть с Советами, получая прибыль. А разве сам Николай не пользовался той прибылью? Разве не поглощал он икру, не пил вино, купленное на деньги Отто?
 Служанка Клемантин рассказывала Николаю о «старом муже» и оправдывала измену «старику». А несчастный «старик» писал письма, которые Гюльнар так и не дочитывала до конца. Они валялись по всей квартире.
 Однажды я попыталась попрекнуть Гюльнар в равнодушии.
 - Он тяготил меня своей любовью, - ответила она. -Такие люди напоминают мне птичников, которые силой заставляют гусей есть: Жри! Хочешь - не хочешь, а должен! Страсть делает грубыми и назойливыми даже культурных людей. Вот, представь, что и ты гусыня.
 А зачем мне было это представлять? Я и без того знала - гусыня и есть! Потому и одна до сих пор.
 - Верно, ты и есть гусыня, - подтверждала Гюльнар. -У нормальной молодой женщины должен быть мужчина. Зря ты кичишься своим целомудрием! Ты просто дура. Если хочешь отличиться - найди другой способ. И вообще, таким поведением ты оскорбляешь меня.
 - ?..
 - Да, дорогая, оскорбляешь! Очнись, ты просто невыносима! Великая любовь бывает только в дешевых романах, и верят в нее только такие дуры как ты.
 - Дешевые романы, говоришь? Выходит, «Красное и черное», «Пармская обитель».
 - Стендаль писал и чтоб привлечь к себе женщин, -прервала меня Гюльнар. - Лучше читай Шодерлоса Лаклоса...
 Наверное, Жером, очень обрадовался бы, услышав наш спор. Ведь всего пару месяцев, как он обучал нас французской литературе, а мы уже обращались к ней. Образ мадмуазель Аисы начинал вырисовываться.
 - Ладно, хватит. Я попросила Жерома подыскать тебе друга среди своих приятелей.
 - Я не кошка, чтоб искать себе кота. Нужен будет мне мужчина - сама найду! Не так, как в прошлый раз!
 Я намекала на свой неудачный брак. В конце концов, и у меня есть самолюбие. Даже Жером говорил, что не все могут быть распущенными. Вот и я не могу.
 Но ни Гюльнар, ни Жером не обращали внимания на мои слова и через несколько дней Жером заявил, что нашел для меня кандидата.
 - Этот человек - родственник Жерома. Он живет в Орлеане, хирург, вдовец, очень милый человек, богат и ищет себе подругу. Жером так расхваливал тебя ему, что он просто мечтает о встрече! Чувствуется не хитрец, не мудрец, но очень порядочный человек. Сможешь лепить из него, что захочешь.
 - Не хочу ничего лепить! Оставь его себе.
 - Не глупи! Начни с этого. А там посмотрим, что дальше.
 - Не нужен мне твой хирург! - продолжала я упираться.
 - Завтра вечером они с Жеромом придут сюда, - не обращала на меня внимания Гюльнар. - Пойдем поужинаем вчетвером. Будет здорово.
 - Для кого?!
 - Для всех.
 Всю ночь я проворочалась в постели. Я и желала, и опасалась предстоящей встречи. Суть ее была ясна. Все понимали, что после встречи предполагалась близость. Думая об этом, я испытывала стыд. Нет, не надо, я не стану с ним встречаться!
 Следующий день был безрадостный. Я ходила как во сне, переодевала платья механически, на вопросы отвечала вяло.
 - Что с тобой? - участливо спросила Мария. Все перемены она чувствовала раньше других. Но я ничего не сказала ей: просто у меня болит голова.
 Неуверенность не покидала меня и дома. Я и боялась встречи, и опасалась упустить эту возможность. Судьба давала мне шанс, а я колебалась.
 - Сделай макияж поярче, - посоветовала Гюльнар, увидев мое бледное лицо.
 - Достаточно того, что есть.
 - Нет, не достаточно! Нужно понравиться господину Люсьену Грандо. Он провинциал, который собирается встретиться с нарядной манекенщицей. Нужно оправдать его расходы.
 - Какие еще расходы? Думаешь, и я хочу быть содержанкой, как ты? - рассердилась я.
 - Вот и делай добро людям! - побледнела от злости Гюльнар.
 - Какое добро? Я не хочу быть любовницей деревенского хирурга! Разве я не свободна?
 - Хорошо. Скажу этим господам, что ты не здорова и не можешь пойти с нами в ресторан.
 Гюльнар ушла. А я поплелась в свою комнату. Спеси поубавилось и я стала сожалеть о своем упрямстве. Было слышно, как Гюльнар собирается на встречу. Я едва сдерживала слезы. Теперь мне так захотелось пойти с ней! А она уже не звала. Жером и его родственник должны были подъехать к восьми часам. Я думала и искала выход из положения - ведь мне очень захотелось пойти на встречу! Прислушивалась к шагам Гюльнар и надеялась, что она снова позовет меня. Она вышла из ванной и прошла в комнату. А потом послышался звонок в дверь, чьи-то голоса и смех. Неужели я упрямством спугну свое счастье? Меня никто не звал. Я никому не нужна! И тут я, отбросив гордость, вышла в прихожую. Подошла к Гюльнар и объявила ей сердитым голосом, что изменила свое решение. Гюльнар покачала головой и, обозвав меня пустоголовой дурой, сказала:
 - Ладно, собирайся побыстрее. И не веди себя как деревенщина. Люсьен Грандо хороший человек.
 Я подбежала к зеркалу и стала укладывать волосы. Подрумянила и без того горящие от волнения щеки. Постояла в нерешительности у двери, вновь прежняя стеснительность сковала мою волю, никак не могла прикоснуться к дверной ручке, какой-то непонятный рефлекс заставлял отводить руку. Если б не догадливость Гюльнар, я так и осталась бы стоять за дверью. Она, будто чувствуя мое состояние, толкнула дверь снаружи, сначала тихонько обозвала меня «недотепой», а потом повернулась в сторону гостей:
 - Ах, она уже шла! Проходи, дорогая.
 Теперь у меня не оставалось выхода, пришлось войти в комнату. Протянув руку Жерому, поздоровалась с ним, а потом с гостем, села на краешек стула. Сидеть так было неудобно, но я не шевелилась, не проронив ни слова. Гюльнар говорила за