После того как я прожила несколько месяцев в Лос-Анджелесе, Карлос принялся за стрижку моих волос. Это был явный признак самой тесной близости, потому что волосы имели особое значение для магов. Как только он начинал подрезать волосы ученице, ей не разрешалось стричься в другом месте или самой просить нагваля о стрижке. Карлос сказал мне, что в волосах содержится наша личная история, попавшая в ловушку и «удерживающая нас от полета». Подрезание волос восстанавливает нашу легкость и свободу. Каждый волос на моей голове был антенной для восприятия: чем короче, тем более восприимчивой.
Он утверждал, что мог бы стать профессиональным парикмахером, и я верила — его стрижки были превосходны. Иногда женщины останавливали меня на улице и спрашивали: «Кто стриг ваши волосы? Я должна знать!» Но я не могла ответить им на этот вопрос.
У нагваля было старомодное оборудование — электрическая бритва и любимые ножницы. Он обычно сажал меня на высокий табурет в маленькую прямоугольную ванную. Во время стрижки я смотрела на табурет и ковш, который он держал в ванне, и спрашивала себя, купал ли он других возлюбленных в розмариновой воде, как меня. Иногда я вглядывалась в проем душевой кабины, в которой он хранил ботинки, поставленные аккуратными рядами. Там на подоконнике стояла курильница для ароматов и лежал пепел, хотя я никогда не ощущала запаха.
Рядом находилась большая спичечная коробка. Спички, я полагаю, были предназначены для «спичечной техники». Это было секретной медитацией, которой обучали во внутреннем круге.
Практикующий зажигал спичку и смотрел на пламя, воображая, как ее свет проникает в третий глаз.
Потом пламени давали разгореться (деревянные спички использовать было нельзя, они слишком быстро сгорали), сгоревшую головку опускали в блюдце с холодной водой и снова брали ее в руки, переворачивая спичку. Пламя разгоралось снова, и остальная энергия постепенно втягивалась в третий глаз пока спичка не сгорала целиком. Первое пламя, как считали, просветляло ум, второе очищало сердце. Главная цель состояла в том, чтобы достичь внутренней тишины.
Во время стрижки мы беседовали редко. Карлос концентрировался. Я с изумлением наблюдала, как Карлос сосредоточивался — стриг ли он волосы, занимался ли любовью или смотрел кинофильм, — его внимание было абсолютно.
Карлос все время менял стиль моих стрижек. Стрижка почти «под ноль» была моей любимой.
Волосы слишком короткие, но лицо становилось выразительней. Как-то раз Карлос узнал, что я должна присутствовать в качестве наблюдателя на деловой встрече, и дал мне старинные серьги с сапфирами филигранной работы, «чтобы они охраняли меня во время переговоров». Потом чутьчуть подправил длину волос. Он считал, что так я буду выглядеть как профессионал, а не гроза мужчин. Я оценила его стратегию, но все-таки расстроилась: через неделю прическа будет опять короткой и я как бы возвращусь к началу пути.
Флоринда была моим посредником. Она подталкивала, упрашивала и теребила Карлоса, чтобы он стриг мои волосы. Иногда они становились настолько длинными и неухоженными и выглядели так ужасно, что я выливала на них целые пригоршни геля или завязывала в хвостик. Карлос критически оценивал меня в классе и говорил: «Уже нужно постричься, chola». Проходили месяцы. Чем короче была стрижка, тем счастливее я была, потому что это дарило мне месяцы свободы от беспокойства о моей дикой копне завитков. «Мне так хочется самой постричь тебя! — сочуствовала Флоринда. — Но он узнает, поймет, даже если подрезать совсем чуть-чуть, и никогда не простит мне этого».
Однажды, отчаявшись, я пожаловалась одному ученику воскресной школы — он был парикмахером — и попросила его слегка постричь меня. Никто ничего не заметил. В другой раз я спросила Астрид, можно ли мне потихоньку подрезать волосы. Она была шокирована: «Не делай этого! Это может повредить твою энергию! Я бы никогда не позволила никому, кроме нагваля, подстригать мои волосы! Кроме того, если он узнает, то никогда не будет подстригать их снова!»
Карлос, заканчивая стрижку, никогда не позволял мне подметать остриженные волосы. Было что-то неожиданно трогательное в том, как он тщательно сметал мои завитки в совок, отказываясь от всех моих предложений помочь.
— Дай я подмету! — Я улыбнулась и потянулась за метлой
. — Нет, нет, нет, preciosa, ты расслабляйся! — Карлос носился с моими состриженными завитками, пока пол не стал совершенно чистым. Он разглядывал свою работу с большой гордостью, ставя меня перед зеркалом и поддерживая другое, чтобы показать мне стрижку сзади.
— Вот теперь ты похожа на нестоящего duende! Твои волосы растут так быстро, chica! Ты смотришься прекрасно, теперь иди домой и отдыхай, мой малыш. Он всегда провожал меня до дверей, целовал, говорил «до свидания» и просил позвонить ему, как только я доберусь домой, чтобы он знал, что я нахожусь безопасности в своей кровати. Он любил, когда я отдыхала после занятий любовью и после стрижки, так как оба этих события «требуют много энергии — быть с нагвалем, это очень утомляет».
Карлос говорил, что он дает мне энергию, но он так же часто говорил, что я даю ему энергию, как у даосов, где женские флюиды, как считается, омолаживают мужчину. Муни соглашалась, что он заряжается нашей энергией, говоря: «Миллион даосов не могут ошибаться!»
Иногда после секса и короткого отдыха он готовил «магическую еду», чтобы подкрепить меня: несколько кусочков жаркого, немного фиг из своего сада, стакан первоклассного портвейна. Нередко он играл со мной, прося угадать его любимые в детстве мелодии — кансонэс или изящные джазовые пьесы тридцатых и сороковых, которые он обожал, особенно соло на саксофоне.
Как-то раз (это никак не связано с группой Кастанеды) я оказалась на шоу Фила Донахью, который с двумя биографами обсуждал, этично ли описывать сексуальную жизнь известных людей. Я растерялась, когда ярость толпы обрушилась на одного из приглашенных гостей. В моей книге, написанной в соавторстве с членами моей семьи, кратко описаны амурные дела сотен недавних знаменитостей. Толпа с азартом линчевала елейного биографа Элвиса, биограф Бинга Кросби также был выброшен на обочину.
Но сексуальная жизнь Карлоса Кастанеды — предмет, полностью отличающийся от других. Он сделал секс действенной составляющей своей философии, письменного творчества, речей и интервью, активно проповедуя целибат и рассуждая о сексе как о магическом акте. Осмысленное обсуждение жизни, трудов и влияния Кастанеды было бы неполным без открытого обсуждения его убеждений, касающихся этого вопроса и его собственных действий. Если вы верите во что-то, то действуйте, так как, по его мнению, только те достойны восхищения, у кого слова не расходятся с делом.
