— Да что она может рассказать? — воскликнул я. — Все это ложь! Она давно пыталась меня как-то соблазнить, прибрать к рукам, использовать. А когда это не вышло, решила мне мстить. И вот сейчас… — Я вдруг запнулся. Перевел дух. И спросил негромко:
— Вы говорите — на последнем допросе… Она, стало быть, арестована?
— Да. Ее задержали в Абакане еще в ноябре.
— Так в чем же дело? Устройте нам очную ставку!
— К сожалению, не могу, — развел руками Хижняк. — Две недели назад случилось несчастье. Она умерла. В абаканской тюрьме.
— Как умерла? — спросил я с глупым видом. — Совсем?.. То есть я имею в виду, что с ней произошло? Заболела, что ли?
— Нет, повесилась, — сказал он, поджимая губы, — или ее повесили… История, в общем темная. Ее ведь задержали без моего ведома! И поместили в ту тюрьму, где находится Ванька Жид… А делать этого было нельзя.
— Так Ванька жив? — спросил я обрадованно. — Он, кажется, был ранен…
— Вылечился, — небрежно сказал Хижняк. — Но освободится он теперь не скоро; его ждут самые далекие заполярные рудники… А, впрочем, мы отвлеклись. Поговорим-ка о вас.
Он отобрал у меня карточку, прищурился и щелкнул по ней ногтем.
— На основании вот этого фото и показаний Клавдии Ландышевой я могу теперь ходатайствовать перед прокурором о возбуждении против вас уголовного дела.
В этот момент Никишин сказал, тяжело шевельнувшись на стуле:
— Ну, ну, зачем же так? Молодой человек, возможно, ошибся, наделал каких-нибудь глупостей… Но у него, я верю, еще не все потеряно.
— Но я все-таки хочу, — резко проговорил Хижняк, — чтобы молодой человек отчетливо понял, что ему грозит!
— А я не совсем понимаю, — сказал я, — что же вы мне инкриминируете?
— Соучастие в бандитизме.
— И у вас есть веские данные? — я вспомнил беседу с Мироновым и добавил: — Кроме доносов…
— Так вот же, вот!
Хижняк потряс фотографией. И спрятал ее в карман.
— Но это же дешевый трюк, — отмахнулся я. — Снимок был сделан для шантажа! Меня попросту обманули… И есть свидетели, которые могут это все подтвердить!
— Какие свидетели? — нахмурился Хижняк. — Откуда?
— Из Очур.
— Кто да кто?
— Нет уж, я подожду, пока дело дойдет до суда…
— Ну, что ж, — проговорил с угрозой Хижняк, — вероятно, ждать придется недолго.
И опять в разговор вмешался Никишин.
— А может, все же не стоит с этим спешить? Жалко губить такого парня. Ведь это же талант…
— В общем, да, — сказал Хижняк, — верно. И я бы дал ему шанс… Но тут все зависит от него самого.
— О чем это вы? — спросил я настороженно. — Что, собственно, от меня зависит? О каком шансе идет речь?
— Вы помните давнишний наш разговор в Алтайске? — круто повернулся ко мне Хижняк. — Помните, я тогда предложил вам одну идею?.. Но вы отнеслись к ней безо всякого интереса.
— Постойте-ка, — сказал я, — вы имеете в виду наш разговор о секретном сотрудничестве, ведь так? Да, припоминаю… Но я уже объяснил: согласиться на это я не могу.
— Боитесь?
— И боюсь. А что тут странного? Но прежде всего не хочу пачкаться. Вы же предлагаете мне быть тайным агентом. То есть доносчиком, соглядатаем, стукачом…
На минуту воцарилось общее молчание. Я поглядел на своих гостей. И внезапно все понял. Они меня просто-напросто вербовали!
Хижняк не оставил своих попыток. И передо мной тут разыгрывался спектакль, в котором все роли были четко распределены. Один запугивал меня, а другой, наоборот, подбодрял.
Теперь как раз наступила очередь другого… И он заговорил:
— Странно… При вашей любви к авантюрам, к тайнам, при вашем богатейшем опыте вы отказываетесь от такого интересного ремесла.
— Да поймите же, — начал я.
Но он перебил меня, подняв пухлую свою ладонь:
— Понимаю! Вы стыдитесь таких слов, как „секретный сотрудник", „тайный агент". А почему? Если вдуматься, это вовсе не стыдно. Наоборот, быть агентом романтично. И в какой-то мере даже почетно. Надо только отказаться от некоторых устарелых предрассудков. В наши дни на первый план история выдвинула колоритную, весьма важную, по-своему даже могущественную, фигуру тайного агента, сыщика, детектива… Так вступайте в этот клан! Он является составной частью гигантской организации, охватывающей всю нашу страну, — одну шестую часть света… Но не думайте, что это порождение только советского строя! Подобные кланы есть и на Западе. Они борются с преступностью, которая неуклонно прогрессирует. Известный французский криминалист Лару в своей брошюре „О взломе стальных касс" когда-то писал: „Мы наблюдаем ужасную картину: в центре Парижа бродят элегантно одетые толпы дикарей — преступников. Они сдерживаются мощной рукою полиции. Но с каждым годом толпы их увеличиваются. И я предвижу время, когда рука эта станет бессильна, и тогда — штурм на цитадель нрава…" Видите, как обстоят дела? Такие толпы бродят ныне повсюду… Даже и в Енисейске. Здесь они, правда, не так элегантны, как в Париже, но какая, в сущности, разница?
Он умел говорить, этот „литературовед в штатском"! Он знал свое дело. Очевидно, он так же, как и Хижняк, был профессиональным вербовщиком.
— Если же вас не устраивает сыск уголовный, — продолжал он, — поинтересуйтесь политическим… Специфика у нас несколько иная. Мы — интернациональны! Мы опутываем невидимой сетью всю планету!
— О господи' — проговорил я. Но от комментариев воздержался.
— Да, да, это так. Мы состоим в контакте с любыми тайными службами, даже с самыми враждебными… У нас своя этика, своя мораль. И повсюду, здесь и там, на Западе, центральной фигурой остается ловкий сыщик, удачлирый агент. Это подлинный герой современности! Ведь он как бы представляет собою те „подземные силы", которые, по сути, и правят нашим миром!
Что я мог ему на это ответить? Кое-что мог, конечно… Например, я мог бы сказать, что эти самые „подземные силы" когда-нибудь и погубят наш мир. Ибо там, где начинается мораль клана, касты, отдельной группы, кончается мораль общечеловеческая…
Но стоило ли так углубляться? Вряд ли бы он и Хижняк со мной согласились. Скорее — разозлились бы. А этого я не хотел. Злить их было опасно.
— Ладно, — сказал я погодя. — Я еще раз подумаю. Но не торопите меня. Да и вообще, зачем я вам? Что я из себя представляю? Я же — не гений…
— Ну, ясно, нет, — сказал Хижняк. И поднялся, застегивая шинель. — И стишки ваши, в общем-то, посредственные. И сами вы — тип жидковатый.
— Так в чем же дело?
— А мы просто жалеем вас, — сказал Никишин. — Вы ведь ходите по острию ножа. И в любой момент можете сорваться, оступиться. И тогда пропадете ни за грош…
