— Дурак я, дурак. Надо было сразу политического убежища просить, — сокрушался Братчиков.
В автозак «шестерку» загружали последней. Голубятни битком набиты, один стакан заперт, в другом, приоткрытом, сидела цветущая Лиана Аскерова, похудевшая и помолодевшая. Сразу за решеткой голубятни, в утрамбованной арестантской массе я наткнулся на Шафрая.
— Слышал, Боря, тебе тоже карцера выписали?
— Две недели, представляешь? Сволочи! В будни еще туда-сюда, а в выходные тоска жуткая, под радио чуть с ума не сошел… Я через суд кур вареных затянул, но холодильника же нет, они у меня на следующий день и стухли. Вонь на весь этаж, выкинуть-то можно только на следующий день. Короче, весело. Дней через пять вызывает Романов: извиняться пришел, свидетелей привел. Я говорю, сколько можно издеваться? Нужных вам показаний я на Френкеля все равно не дам. Стар для таких фокусов. Романов в ответ: «Хорошо, подумаем, просьбы есть еще?» Я ему говорю, что четыре месяца не могу палочки ватные со склада получить, серные пробки в ушах, отит и все такое. Он смеется, гад, мол, многого хотите, уж выбирайте или карцер, или палочки.
— Ну, а ты?
— Оставь, говорю, палочки себе, серу из ушей как-нибудь пальцем выскребу, верните в хату… Кстати, тебе привет от 610-й. Недавно Ключников ездил в Мосгор. Вместо тебя к ним какого-то жутко блатного грузина подселили.
— Что Олег рассказывает?
— У них все по-прежнему. Кумарин тренируется. У Олега, по его словам, сто пятьдесят мультов зелени зависло в Европе. Короче, тюрьму перемены трогают в последнюю очередь.
— Самуилыч, у тебя-то состав прежний?
— Меня до карцера перекинули в 607-ю. Там сидит пара мутных, чечен по Политковской, Олег Махалин, которому пэжэ дали, и Володя Некрасов.
— «Арбат Престиж»?
— Ага. С ним Махалин спортом занимается. Некрасов, когда заехал, с верхней шконки слезть не мог, мы его по двое страховали, чтоб не разбился. Месяц упорных тренировок, и Вова уже три раза может присесть. Для него это сумасшедший прогресс…
Автозак остановился в подвале Мосгорсуда, началась выгрузка. Кому в Басманный и в Мещанский — поехали дальше. Оставшейся публики было не много. В основном молодежь с общей «Матроски». В Мещанский ехала судиться банда — четыре человека, самому младшему — семнадцать, старшему — двадцать девять. На Ярославском вокзале вчетвером отобрали тысячу шестьсот рублей. Судились они уже второй месяц и были преисполнены блатной гордости.
Рядом со мной сидело существо проблемной половой и возрастной идентификации. То, что значилось некогда лицом, давно утратило признаки человеческого. Оно не деградировало, нет, оно просто мутировало от постоянного пищевого потребления спиртосодержащей бытовой химии. Существо было закутано в безразмерную зимнюю куртку, из-под капюшона которой торчала жабья мордочка. Бедолага сразу привлек внимание вокзальных бандитов своей внешностью и безответностью.
— Мужик, ты откуда? — окликнул его проходивший в шайке за главшпана.
— Сы Бытырки, — зашамкал арестант.
— Слышь, ты меня не понял. Я интересуюсь, откуда сам?
— Из… — прожевал сиделец, но я не расслышал.
— Это где такой? — промычал грабитель.
— Смоленская область, река Угра, знаешь? — пояснил алкоголик.
— Не в курсе. Я не интересуюсь. За что судят?
— За три гуся.
— Двести двадцать вторая?! Автоматы-пулеметы, ха-ха?! — уважительно удивился парень.
— Да, нет. Птица, — беззубо улыбнулся страдалец. — Три гуся, летают которые.
— Так ты гусей, что ли, спер? — заржал разбойник.
— На рынке, мороженых, — вздохнул арестант.
Утратив интерес к колхознику, коллектив переключился на обсуждение насущного.
— Когда примут год за два? — спросил малолетка авторитетных товарищей.
— Это все фуфляк! Не будет такого. Понял, да? Короче, сейчас будет закон, по которому всех, у кого срок до четырех лет, нагонят.
— Бильджо[26], откуда знаешь? — на ломаном русском оживился грузин в глубине клетки.
— Я тут с депутатом ехал из Лефортова. Понял, да? А еще весной амнистию, короче, должны сделать. Это в честь семидесятилетия победы.
— Это, за амнистию, бильджо, я тоже слыхал. А то третий раз заезжаю… В конце концов должен же быть этот чертов амнистия в этой стране.
— Миронов, на выход! — раздалось снаружи, и в голубятню ворвался взлохмаченный сквозняк.
На улице пристегнули к толстому арестанту, которого первым вывели из стакана. Мужику где-то полста, медленно тащится, захлебываясь тяжелой одышкой. От воронка до конвоирки успеваем перекинуться лишь несколькими фразами, из которых становится лишь понятно, что пассажир с «девятки», привезли его на вторую продленку по истечении первых двух месяцев ареста.
— Старшой, посади нас вместе, — говорю принимающему старлею.
— Ты-то вообще что здесь еще делаешь? — улыбается тот, закрывая за нами стакан.
— Николай, — толстый неуверенно протягивает руку, с опаской вглядываясь в меня.
— Иван, — нервоз соседа настораживает.
— Ты милиционер? — со старта огорошивает толстый.
— Я-то нет, а ты, значит, по ходу, мусор?
— Нет! Нет! Я чиновник! — бормочет Николай, стараясь держаться ближе к двери.
— Вижу, что не вор. Где чиновничал?
— В Солнечногорском районе, — натужно кривится улыбкой сосед.
— Так это ведь… Там прокурора приняли…
— Да, я прокурор Солнечногорского района, — с вызовом скрипит толстый.
— Людей, значит, закрывал, — испытующе смотрю на соседа.
— У меня по прошлому году по району возбуждено 438 уголовных дел, по ним я закрыл всего сто двенадцать человек, — затараторил прокурор, покусывая нижнюю губу. — Причем все они — убийцы детей и женщин, маньяки. Меня называли «неправильным прокурором»… Я даже думаю, что меня могли с подачи наркоконтроля закрыть. А то приводят ко мне людей, на кармане грамм, явно подброшенный. Давай сажай! Я, естественно, отказываю.
— Какой ты правильный! Взяли-то тебя за что?
— Место мое кому-то понадобилось или за мою принципиальность.
— Слышь, заканчивай заливать. Все вы одним дерьмом мазаны. Принципиальный, б… Закрыли тебя за что?
— За взятку, — сник прокурор. — Представляешь, даже не на факте.
— Как это? — Беседа приняла занимательный оборот.
— У меня знакомый армян. Много лет с ним общаюсь. Как-то помог мне очень крепко… Ну, эта… оборудование в больницу поставить. А он, значится, строительством занимается. И построили они в городе торговый центр «Магнит». А у нас в стране такая практика: чтобы собрать все разрешительные документы на землю и строительство нужно пару лет, поэтому сначала строят, а потом бумаги подбивают. Поскольку уголовной ответственности за незаконный захват земли и незаконное строительство в нашей стране нет, только административная, гораздо выгодней до легализации объекта выплачивать штрафы. И вот построили они тот чертов «Магнит», а запустить не могут, нет документации. Ну, и этот армян по старой памяти ко мне: «Помоги решить через замглавы района», ну, того, кто курирует строительные вопросы. Я, дурак, и пожалел его. Он еще плачется, мол, невеста в Лондоне без денег сидит, вся надежда, дескать, на меня. Я и решил по доброте своей помочь. Невеста эта меня еще смутила, как не выручить-то. И вдруг армян этот приезжает ко мне на работу с портфелем, говорит, что срочно надо куда-то лететь, а деньги оставить негде. Я сразу его прогнал, говорю, езжай в Москву к родственнику, там оставь, когда вернешься, заберешь. Тот забрал портфель и уехал, но через полчаса приезжают менты и меня задерживают на основании записей разговоров и показаний армяна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
