Вместо того, чтобы стрелой лететь по красивой реке, они делали меньше мили в час; приходилось идти вброд по скользким перекатам и тащить за собой байдарку. Элверна не падала духом, но лицо у нее было страдальческое, и Ральф мучился не только за себя, но и за нее.
Комары весело роились вокруг них — эти кровожадные ничтожества были для них ужаснее, чем грозные Парки.
— Придется плюнуть на эту речку и добираться до Полуночного напрямик, посуху. Судя по карте, отсюда можно выйти к Ручью Болотных Курочек, который впадает в озеро… Конечно, карта может и врать. Места здесь почти не исследованные, — сказал Ральф.
— Ладно. Попробуем, — равнодушно согласилась Элверна.
Но Лоренс Джекфиш не сказал ни слова, Лоренс только нахмурился, и Ральф спросил себя:
‹Ю чем он думает? Что замышляет? И долго ли будет мне повиноваться?»
Им удалось достичь Ручья Болотных Курочек и выйти наконец на простор озера Полуночного. Нечего и пытаться рассказать об их пути: это был бессвязный, неописуемый кошмар. Ральф никогда не мог восстановить его в памяти, не мог сказать, три с половиной или четыре с половиной дня они добирались от реки Плакучей до Полуночного озера. Они шли волоком, точно в бреду: зыбучие болота, где ноги проваливались по колено; подернутые пеной топи; кустарник, хлеставший их незащищенные лица, когда они брели, шатаясь под тяжестью ноши; легкие тучи презрительно звенящей мошки, назойливые слепни, которые вились у них перед самыми глазами, садились и взвивались снова с пронзительным «з-з-з-з», отчего цари природы вскрикивали, как безумные, хотя были измождены и обессилены.
А дым лесных пожаров неотступно висел над ними, но эта опасность казалась теперь такой же далекой, как Джо, который, вероятно, гнался за ними по пятам.
Они начали понимать, что им может не хватить припасов. Элверна первая решилась заговорить об этом.
Ральф не всегда был в восторге от того, что она рядом. По утрам, когда еще не был готов кофе, и потом, когда они, изнемогая, тащили байдарку волоком, его частенько раздражала ее привычка мурлыкать себе под нос, откидывать назад волосы, ее варварские обороты речи и наивное убеждение, что все на свете либо жутко и ужасно, либо роскошно и чудненько. Но он едва ли сам сознавал свое раздражение. Ее силой и терпеливым мужеством он восхищался так же горячо, как прежде восхищался Джо Истером.
— Надо садиться на голодный паек, — объявила она. — Припасов только-только хватит до Полуночного. По карте на южном берегу есть фактория. Вот доберемся до нее, тогда мы на верном пути, там и продуктами запасемся. Но надо как-то дотянуть… Видно, придется есть только два раза в день, а там, глядишь, и один.
— Да, выходит, так, — со вздохом сказал Ральф.
Копченая грудинка три раза в день — вот все (если не считать Элверны), что ему теперь нужно было для райского блаженства.
— Слушай, Лоренс, не хватай зараз столько бэннока! Надо сократиться, — сказала Элверна как можно мягче, но индеец насупился.
Чтобы как-то пополнить запасы, они останавливались в каждой болотистой заводи, где могли надеяться выловить хотя бы щуренка. Но рыбы было мало, а долгие задержки усугубляли их страх перед надвигавшимся лесным пожаром.
Час за часом — а каждый был долог, как день, — пробирались они через болота, топи и лесные чащи, молча, ничего не видя вокруг, и когда наконец, пройдя тенистую березовую рощу, увидели Ручей Болотных Курочек, Элверна остановилась, и по лицу ее, перепачканному, как у чумазого ребенка, потекли слезы облегчения, а Ральф был так измучен, что даже не почувствовал облегчения, не в силах был даже успокоить ее.
Впрочем, грести по течению было легко, и уже через час, на пути к озеру Полуночному, по которому парус понесет их туда, где вдоволь благословенной еды, оба воспрянули духом; на их лицах снова появилась улыбка.
Но как им хотелось есть!
В одном заливчике, пониже переката, Ральф забросил блесну и сразу же вытащил десятифунтовую щуку, которая показалась им прекрасней всех небесных светил. Они развели костер и, не дождавшись, пока рыба изжарится, рвали ее на куски своими черными руками, полусырую, как дикари, и Ральф, отдав Элверне более прожаренный кусок, совершил первый героический поступок в своей жизни.
Теперь он был уверен, что все невзгоды позади, но эта уверенность ему самому казалась шаткой. Когда воды ручья влились в величественный простор озера Полуночного, его снова обступили дурные предчувствия.
Эти суровые воды выглядели зловеще. Он понял, почему озеро называется Полуночным, когда увидел эту темную бездонную гладь. Озеро было спокойно; оно раскинулось вширь, как огромная плита черного мрамора. Но выйти на этот угрюмый простор в байдарке было не менее рискованно, чем в открытый океан.
«Коварная штука. И ни единого островка, негде укрыться. Интересно, часто здесь штормит?» — думал Ральф. Но скрыл свое беспокойство от Элверны.
Штормило часто.
Не успели они пройти на веслах и полумили, как поднялся ветер. Ветер был попутный, им следовало воспользоваться. Ральф с облегчением заметил, что Лоренс старается держать как можно ближе к восточному берегу, и все же близко подойти не удавалось, потому что берег был извилистый, со множеством заливов и мысов. Ральф прикинул, что они ни разу не отошли от берега дальше чем на милю, но с таким же успехом они могли быть и в сотне миль от него. Если байдарка перевернется, ни ему, ни Элверне не проплыть и полумили, а трусливый Лоренс пальцем не шевельнет, чтобы их спасти.
Неужели до тех далеких деревьев, что окаймляют берег, всего миля? Ральф посмотрел на юг, потом на запад: сто двадцать миль до южного берега озера и сорок — до западного. С низкой байдарки темная ширь озера Полуночного казалась страшнее, чем замкнутый круг пустыни.
Он недолго носился с этими мыслями. Теперь он уже не мог позволить себе такую роскошь, как нерешительность; и когда Лоренс предложил пристать к берегу и приготовить поесть, а такая остановка позволила бы на полчаса забыть об опасности, Ральф резко сказал:
— Нет, плывем дальше. Ветер может перемениться.
Если верить карте, место, где они в тот вечер разбили лагерь, находилось на полпути до Белопенного и всех благ цивилизации, сосредоточенных в гостинице Берта Бангера.
На ужин была только грудинка и чай без молока.
В пятом часу утра, когда Ральф проснулся и вылез из палатки, протирая заспанные глаза, весь мир был окутан таинственным туманом. Озеро виднелось серым пятном, почти недвижное, только в легких узорах ряби. Он почувствовал бодрящее прикосновение сырого тумана. Земля казалась обновленной, странно молодой, отдохнувшей, и если бы не призрак Джо, Ральф был бы полон только радости и отваги.
Внезапно он обнаружил, что их лагерь выглядит как — то не так, совсем не так, как нужно, не хватает чего-то очень важного. Не было байдарки, которая обычно лежала, перевернутая вверх дном, на берегу. Ее не было нигде. Не видно было и Лоренса Джекфиша под сеткой от комаров.
— Лоренс! Лоренс!
В его голосе звенело отчаяние.
Из палатки показалась Элверна, сонная и взъерошенная.
— Ральф, что случилось?
— Нет ни Лоренса, ни байдарки. Ну, да он, верно, на озере, ловит рыбу к завтраку. Из-за этого тумана собственного носа не видать.
Она недоверчиво огляделась по сторонам, бросилась к брезенту, которым были накрыты их припасы.
— Нет. Поминай как звали, — сказала она решительно. — Он забрал весь провиант, оставил только горсть муки, четверть банки сала и щепотку чая. Все забрал, подчистую. А нас бросил подыхать с голоду.
Глава XXI
Она не плакала, не ругалась. Оба они кривили душой; они уверяли друг друга, что Лоренс непременно вернется. Но взгляды их, встречаясь, откровенно выдавали их мрачные предчувствия.
— Давай подождем полдня, может, он еще вернется, — сказала она.
— Да… Ах, черт! Остались без лодки! Что ж, попробуем добраться до фактории пешком. Интересно, далеко это? Прикинь-ка по карте, Эл.
— Миль восемьдесят, не меньше, конечно, если сумеем пройти берегом или хоть близко от него и если впереди нет обрывов и непроходимых чащоб, а то оттеснят нас от озера — в два счета заблудимся. Но как бы тони было, дорогой мой… — голос ее звучал бодро, — …скажи спасибо, что Лоренс не утащил с собой леску и крючок с блесной. Спичек у меня хватит, всегда можно наловить рыбы и сварить в ее собственном благословенном соку. И револьвер у меня есть и сумка патронов… Возможно, два последних нам особенно пригодятся.
До полудня они прождали, сидя на берегу, — малые дети, брошенные на произвол судьбы, черпающие храбрость только друг в друге. Они были похожи на дикарей. Ральф четыре дня не брился. Раньше, когда достойнейшие Джесси и Луи работали за него веслами, он мог позволить себе роскошь ежедневно бриться в байдарке, положив на колени зеркальце и макая кисточку за борт. Но с тех пор, как началось это отчаянное бегство, у него не было свободной минуты. На лице его появились обильные всходы черной щетины, под ногтями была грязная кайма, парусиновая куртка, некогда краса и гордость лощеных молодых знатоков спорта от «Фултона и Хатчинсона», была облеплена рыбьей чешуей, усеяна пятнами утинои и дупелиной крови, покрыта запекшейся серой грязью.
