Я предполагал, что своей коричневой окраской лед обязан организмам, обнаруженным мною прошлой осенью (в октябре) на молодом красновато-буром льду; но взятые мной сегодня пробы состоят главным образом из минеральной пыли с примесью диатомеи и других составных частей органического происхождения[214]. Те же результаты получил Блессинг, который взял несколько проб на поверхности льда в начале лета. Необходимо продолжить анализы льда и удостовериться, действительно ли эта коричневая пыль – минерального происхождения и, следовательно, занесена сюда с земли[215].
В полыньях мы нашли множество комочков водорослей такого же вида, какие попадались раньше. Почти в каждой маленькой полынье большие скопления таких водорослей. Мы убедились также, что по краям ледяных полей бурый слой спускается с поверхности в воду на большую глубину. В этом случае своей окраской он обязан водоросли, растущей на льду. В воде плавает также довольно много мелких студенистых комков, частью белых, частью желтовато-красных. Я собрал несколько комков.
При исследовании под микроскопом оказалось, что все они состоят исключительно из скоплений диатомей, среди которых было, кроме того, немало крупных красных одноклеточных организмов, в высшей степени характерного вида[216]. Эти скопления диатомей держатся на определенной глубине, примерно на метр ниже поверхности; в некоторых небольших полыньях их собираются большие массы. На той же глубине обильно развиваются водоросли, о которых я уже говорил выше, ветви их поднимаются к поверхности.
Очевидно, все эти скопления диатомей и водорослей плавают на той именно глубине, где лежит граница между поверхностным слоем пресной воды и соленой морской водой. Вода на поверхности совершенно пресная, и диатомеи в ней тонут, тогда как, доходя до соленой воды, они плавают».
«Четверг, 19 июля. Случилось, как я и ожидал. Начинаю довольно прилично ориентироваться в здешних ветрах. Днем дул «мельничный» ветер (т. е. такой, сила которого достаточна для вращения крыльев нашей ветряной мельницы), к вечеру он затих; завтра у нас будет, вероятно, западный или северо-западный ветер.
Вчера вечером выкурил последнюю сигару из старого ящика, а сегодня закурил первую из нового и последнего. Я рассчитывал, что к тому времени, когда старый ящик будет опорожнен, мы продвинемся достаточно далеко, а на самом деле мы едва ли ушли дальше, чем тогда, когда я его начал. Бог весть, далеко ли мы будем, когда опустошится и этот последний. Ну, будь что будет!»
«Воскресенье, 22 июля. Норд-вест задержался, зато в пятницу вместо него пожаловал норд-ост, который ночью перешел мало-помалу в ССВ. Вчера же утром ветер дул прямо с севера; сегодня это закончилось западным ветром, старым знакомым, который нам больше чем прискучил. Линь показывает сегодня вечером отклонение к СЗ или С[217], притом довольно явственно; это означает, что нас снова несет на юг.
День я провожу теперь за микроскопом. Изучаю различного рода диатомеи и водоросли, которые растут на льду в самом верхнем пресноводном слое моря. Бесспорно, это явление в высшей степени интересное; целый новый мир организмов, переносимых льдом от известных нам берегов через неведомые области Полярного моря, где они каждое лето пробуждаются, расцветают и живут. Да, это, несомненно, интересно. Но у меня нет прежнего пылкого стремления засесть за опыты, хотя запах гвоздичного масла, канадского бальзама и ксилола будит дорогие сердцу воспоминания о моей старой тихой лаборатории.
Каждое утро, когда я подхожу к микроскопу, стекла и краски на столе манят меня засесть за работу. И хотя я неутомимо сижу за микроскопом день за днем и до самой поздней ночи, это всего лишь обязанность, и я радуюсь каждый вечер, когда могу наконец оставить работу, растянуться на койке и почитать еще часа два роман, выкурить сигару. С каким бы восторгом отшвырнул я все это от себя и, воспрянув, зажил бы настоящей жизнью, пробиваясь вперед на санях или на лодках сквозь льды и волны!
Глубоко верно, что «легко жить жизнью, полной борьбы»; но здесь нет ни бурь, ни борьбы. Я жажду их, жажду применить свои силы и проложить себе дорогу вперед – эта была бы жизнь! Что за радость ощущать в себе силы, если не к чему их приложить! Нас несет то вперед, то назад, и вот уже два месяца, как ни с места.
Все готово для возможной экспедиции или на случай необходимости покинуть судно. Нарты собраны, тщательно осмотрены и подбиты вторыми металлическими полозьями. Шесть нарт для собак тоже готовы, завтра мы начнем постройку каяков на всю команду. Их легко будет перевозить на нартах, в случае если придется возвращаться обратно по льду без корабля. Для начала мы сделаем каяки – каждый на двух человек. Я намерен сделать их 3,8 метра длины, 0,9 метра ширины и 45 сантиметров глубины. Надо сделать шесть таких каяков. Обтянуты они будут тюленьей кожей или парусиной, палуба будет сплошной, с двумя отверстиями для гребцов.
Чувствую, что мы имеем – или, вернее, будем иметь – все необходимое для блистательного отступления. По временам я почти желаю неудачи, решительной неудачи, чтобы мы могли доказать, на что мы способны, и положить конец этой томительной бездеятельности».
«Понедельник, 30 июля. Западный ветер. Западный и потом для приятного разнообразия северо-западный; такова у нас погода ежедневно неделя за неделей. Выходя утром на палубу, я уже не смотрю ни на флюгер на вершине мачты, ни на линь в воде; заранее знаю, что первый указывает на восток или юго-восток, а линь – в противоположную сторону, и что, следовательно, нас несет на юго-восток.
Вчера были на 81°07' северной широты; днем раньше на 81°11', а в прошлый понедельник (23 июля) на 81°26'. Но это меня больше не занимает; знаю, что рано или поздно наступит перемена – знаю, что путь к славе усеян терниями. Я открыл новый мир: мир животных и растительных организмов, которые кишат почти в каждой луже пресной воды здесь на льду.
С утра до вечера, до самой поздней ночи я поглощен микроскопом и ничего не замечаю вокруг.
Я живу с этими крошечными нежными существами в их собственном мире, где они родятся и умирают, поколение за поколением, где они преследуют друг друга в борьбе за существование, ведут свои сердечные дела с теми же чувствами, теми же страданиями и радостями, как и всякое другое живое существо – от микроскопической букашки до человека, – стремясь к самосохранению и размножению.
Как ни горячо борется человек, пробивая себе путь в жизненном лабиринте, но и их борьба, наверное, не менее тяжела; безустанно и беспокойно спешат они туда и сюда, отталкивая друг друга в стороны и отнимая для себя то, что им нужно. А что касается любви, то посмотрите, с какой страстью ищут они друг друга. Всеми нашими мозговыми клеточками мы не чувствуем так сильно, как они, никогда не живем чувством так всецело. Но что такое жизнь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
