— Я. Вам. Рад.
И — небольшой поклон. Не старшему, главному, вятшему… Радости. Своей души.
Мужики… смутились.
— Да не… чего уж… мы-то чего… это мы радые… а так-то… не, оно конечно… но — хорошо… прям… ну, солнце…
Выход из сильных эмоций заложен в человеческой природе: переходим к конкретным действия типа поесть.
— Кстати о Домне. А не перекусить ли на радостях? Я тут на постой встал. Вон там тройки на берег поднять можно.
Ноготок отправились вниз, где одиноко метался между коней брошенный всеми Чимахай. Как всегда — самого младшего по выслуге сторожить оставили. Радость-радостью, а майно присмотра требует. «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда» — международная народная мудрость.
Народ чуть раздвинулся и до меня добрался Чарджи. Ханыч в общей-то толпе толкаться не будет. Даже на радостях. Подержал за плечо, заглянул внимательно в глаза. Как-то даже… что он меня, как девку красную… «Он смотрел в лицо, он глядел в глаза»… Углядел мои руки. Там ещё не все следы сошли.
— Били? Мучали?
— Всё расскажу. А у меня для тебя подарок есть. Ни в жисть не догадаешься.
Остальные как-то… расстроились. Торку — подарок, а нам? Погодите ребята, там такой подарочек бегает… Как бы ханычу соболезновать не пришлось…
У ворот та же фигня — не открывают. Какая-то возня там, взвизг. Хозяин в калитку сунулся:
— Я, те, недорослю бестолковому, русским языком говорил уже…
Cудя по наблюдаемой баллистической траектории летающего посадского, удар в ухо — один из базовых элементов профессионального обучения святорусских гридней.
А вот самодеятельность пошла: тройки завели во двор, Чимахай слез с облучка, вынул посадского из сугроба. Навис над ним всем своим почти двухметровым ростом и спрашивает. Вежливо так, улыбчиво:
— Что-то ты, мил человек, вежества не знаешь. Неотёсаный ты. Может, тебя обтесать? Щепы с тебя наделать?
И тянет из-за плеча один из своих топоров. Как быстро учатся наши люди! Улыбочку Чимахай у меня перенял — волчью.
Кстати об учителях.
— Познакомьтесь, ребята. Это — Алу. Мой полонянин. Сын половецкого хана Боняка. Правнук Боняка — Серого Волка. Того самого.
— Чего?! Как это?! Ну не хрена себе! Так кто кого в полон брал?! Так я ж те талдычил: его задавить — одной орды мало будет.
— А это — Чарджи. Ханыч из Торческа. Я так полагаю, что два степных ханыча быстрее меж собой договорятся. Алу, Чарджи будет тебя учить, а ты ему — служить.
— (Алу, задвигаясь в глубь сугроба и нервно тряся головой) Не… не надо… пожалуйста
— (Чарджи, набычившись, с ненавистью глядя на маленького кыпчака) Зареш-ш-шу, освеш-ш-ш-ую, выпотрош-ш-шу…
— Кончай шипеть. Я знаю, что торки кипчаков не выносят…
— Ты не понимаешь! Мы…
— «Мы» — кто? В Степи — кем хочешь, тем и будешь. А у меня — мои люди. В Пердуновке… — «пердуны». Мне плевать на ваше степное «мы». Мы — это мы. Те, кто радуется друг другу. Сделай так, чтобы он тебе радовался. Как вы мне сегодня.
— Мы с ними — враги! Мы всегда враги! С самого начала! Исконно!
— Знаю. Верю. Плевать. Сделай из врага — друга. Пока он маленький.
— Это невозможно! Этого не может быть!
«Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Ребята, я в «Святой Руси» только тем и занимаюсь, что доказываю обратное. Я сам из серии «этого не может быть». Так что мне, сдохнуть? Дабы исключить некоторые раздражающие противоречия в наблюдаемой вами картине мироздания.
— Алу — мой слуга. И — мой друг. Как и ты. Он достоин твоего внимания и заботы. Потому что такова моя воля. И ещё потому, что вместе со мной он принял приглашение серебряных волков и был в их логове.
— (Общее звуковыражение со всех сторон) Чего?! Ё! Охренеть!! Как это?! Каких это — «серебряных»?! — Дык известно каких — про князь-волка слышал? — Да ну, брехня, бабьи выдумки! — А в морду? Я те покажу — «выдумки»! Я его как тебя… А вона — Чимахая спроси, он-то живьём видал, как боярич с ним разговаривал…
— Алу, будь любезен, покажи добрым людям Курта. Я волчонка «Куртом» назвал. От «хан-курт», князь-волк. Стая попросила, чтоб я за ним присмотрел — у них волчица померла, кормить нечем. Вон в той избе обретается. И аккуратнее, чтоб сквозняков не было. У меня там ещё гридень раненый лежит. Артёмий. Мечник смоленского боярина Гордея, князя Ростислава ближника. Его тут в поруб сунуть хотели, да я вытащил.
Народ, ошалев от перечня наглядных пособий, молча отправился в указанную избу. Ивашка задержался, потряс меня за плечи, прижал к груди, чуть не свернув шею. Снова потряс. Слов он не находил, только мотал головой. Наконец, прослезился и нашёл:
— Ну ты… ля! Ну… уелбантурил!..здец нахрен!.. еть!
И побежал догонять группу экскурсантов во главе с Алу. А чего я такого сделал? Просто пытался выжить. Но — приятно.
Впечатления моих ближников от вида живого щенка хан-курта были… эмоциональные. Алу распелся соловьём. Как пришли к нам серебряные волки и просили да челом били, а мы отнекивались. Как они злато-серебро дарили, а мы отказывались. Как они пред нами дороги лесные хвостами по-расчистили, а мы, за труды их такие тяжкие, соблаговолили-соизволили… Ещё один… песнопевец растёт.
Чарджи уловил мой несколько скептический взгляд, направленный на юного Овидия с его новыми «Метаморфозами», но прерывать малыша не стал: сказки тоже имеют право на жизнь. Только не надо путать жанры.
Их собственный отчёт удалось сделать ближе к стилю протокола.
Обнаружив моё исчезновение, мужики быстро всё поняли. Кроме двух вещей: живой ли я и в какой стороне нахожусь. Истерика, начавшаяся у Николая, позволила найти ответы на оба вопроса. Обнаружив, попутно, ещё один феномен неживой жизни.
Осыпая сотоварищей потоком вздорных упрёков и риторических вопросов, Николай, между многими другими выражениями произнёс:
— Ну, ты, мертвечина ходячая! Отвечай: где душа твоя?!
На что Сухан молча встал от костра, вышел на середину речки, покрутил головой и, махнув рукой в сторону Седятина, произнёс:
— Там.
Последующий общий хай быстро перешёл в беспорядочный допрос. У Сухана спрашивать… Несколько раз его пытались побить. Но передумывали. Выяснилось, что Сухан указывает направление, но не расстояние. Воспринимает целостность своей души и живость моего тела. Но, только когда кость с душой на мне. В какой-то момент он, на вопрос о моём состоянии, ответил:
— Холодно.
Все решили, что меня убили. Уже и помянуть меня собрались. Но случайный повторный вопрос вдруг дал другой ответ:
— Тепло.
С Суханом очень тяжело общаться — он не разговаривает, он отвечает на конкретные вопросы. Когда отвечает. Мужики его опять чуть не побили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
