— Антонио де Рискаль только что приехал на 7-ю авеню, 550, где проходит одна из многочисленных демонстраций протеста против использования мехов в одежде, — возбужденно говорила в микрофон женщина-телерепортер, заранее предупрежденная о его приезде. — Мистер де Рискаль, как по-вашему, отразятся ли выступления подобного рода на судьбе вашей будущей коллекции? Повлияет ли происходящее на ваши взгляды, и намерены ли вы и дальше создавать коллекции меховых пальто? — И она тут же сунула микрофон к его лицу.
Антонио отпрянул и увидел, что смотрит прямо в объектив видеокамеры. Поняв, что идет запись, он мгновенно придал лицу бесстрастное выражение.
— Фирма Антонио де Рискаля не покупает мехов, не выращивает животных, не продает их, — отрубил он. — Мы просто поставляем обладателям лицензий наши модели.
— А не могли бы вы назвать этих обладателей?
— Я… э-э-э… должен взглянуть в наши записи. Дело в том, что сейчас у нас более шестидесяти партнеров, а с таким их количеством трудновато упомнить, у кого… э-э-э… какая лицензия и на продажу какой именно коллекции, — и он обратил на репортера подобие холодной улыбки.
— Тогда, насколько я понимаю, такое название, как „Меховой салон", ничего не говорит вам? — настаивала та.
— Это название известно всем. — Антонио уже начинал терять терпение. — Как я уже сказал, мне надо свериться с записями.
— Ну а если „Меховой салон" все-таки является обладателем вашей лицензии? Вы будете или нет продолжать сотрудничество с ним?
— Я не могу сейчас думать над этим.
— Означает ли это, будто вы не знали, что группы, выступающие против использования меха, постоянно обвиняют „Меховой салон" в особой жестокости, какой подвергаются животные на принадлежащих ему зверофермах?
— Мне ничего не известно о подобных заявлениях, но я обязательно займусь этим.
— Сейчас, когда по всей стране ширится и набирает силу движение протеста против использования натурального меха, не заставляет ли вас данная демонстрация задуматься над тем, стоит ли продолжать деловые контакты с подобными партнерами?
— Извините, но я сейчас не готов ответить и на этот вопрос. А теперь…
— Еще один вопрос, мистер…
Но Антонио уже отвернулся от микрофона. Протестующие вовсе и не подумали расступиться, и ему пришлось расталкивать их, чтобы пройти в здание.
Сзади репортер продолжала тараторить в микрофон:
— Как видите, сбитый с толку и потрясенный Антонио де Рискаль приехал в свой главный офис на 7-й авеню в разгар довольно бурной демонстрации протеста против использования меха. Но только время покажет, смогут ли подобные манифестации поколебать отношение этого и других дизайнеров к данной проблеме…
Пока Антонио дожидался лифта, он буквально клокотал от возмущения, почти полностью растеряв свое хваленое самообладание. Никто даже не потрудился предупредить его о демонстрантах, о том, что они пошли в атаку на „Меховой салон". Почему, почему его не предупредили заранее? Лиз Шрек или Клас Клоссен сто раз могли позвонить ему домой или в машину. Наверняка они в курсе того, что происходит. Неужели никто из них не следил за ситуацией? Ну хорошо, он им выдаст, врежет как надо, будьте уверены.
Когда четырьмя минутами позже он, стараясь прошмыгнуть как можно незаметнее, добрался наконец до своей приемной, его розовое лицо стало багровым, а руки дрожали от ярости.
— Лиз! — произнес он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Подойдя к столу секретаря, он уперся в него обеими руками и наклонился.
— Какого черта мне не позвонили и не предупредили, что… что там внизу беснуются эти шуты гороховые? — Его белые блестящие зубы были оскалены, а глаза превратились в щелки.
С нарочитой неторопливостью Лиз Шрек вынула неизменную сигарету. Ее подбородок атакующе вздернулся, так что задрожали тугие завитушки ярко-рыжих волос. Выдохнув ему прямо в лицо облако синего дыма, сквозь прищуренные веки она метнула на шефа негодующий взгляд.
— К вашему сведению, мистер де Рискаль, — ядовито парировала Лиз, — последние два часа я только и делала, что отбивалась от прессы. И не только я. Телефонистку буквально изнасиловали эти защитники животных, они звонили по всем номерам, так что мы вообще не могли выйти в город ни по одной линии. Мистер Клоссен заверил меня, что он спустится вниз и позвонит вам из автомата.
— Он не сделал этого, черт побери!
— Тогда почему бы вам не излить все это на него, а? — огрызнулась секретарь и принялась рыться в бумагах.
— Где он?
— А где, по-вашему, он может быть? Для начала можете зайти в его кабинет. Или в мужской туалет.
От ярости Антонио даже оцепенел. Затем он так саданул кулаком по столу, что Лиз подскочила.
— Да кто вы такая? — заорал он. — Начальник? А сейчас слушайте, и слушайте хорошенько! Или вы измените свое отношение к своим служебным обязанностям, или…
Отъехав на стуле, Лиз пристально посмотрела на него и спокойно спросила:
— Или что?
Антонио выпрямился.
— Увидите, что.
— Тогда уж и вы хорошенько послушайте меня. Я работаю в этой психушке уже тринадцать лет и не потерплю, чтобы со мной разговаривали в таком тоне, — никто, даже вы. — Она встала, вытащила из-под стола пластиковую хозяйственную сумку, расписанную желтыми маргаритками, и поставила ее на стул. Затем один за другим начала выдвигать ящики стола.
— Что это вы делаете?
— А как по-вашему? Освобождаю рабочее место. С этого момента меня уже здесь нет. Бухгалтерия может прислать мне расчет на домашний адрес.
— Как хотите, только выходного пособия не ждите.
— А вы слышали, чтобы я о нем просила?
Они стояли, свирепо уставясь друг на друга, и ни один не хотел уступать.
— Я могу продолжать собирать свои вещи, или у вас ко мне что-то еще? — зло выпалила она.
Антонио был слишком взбешен, чтобы спорить с ней или, упаси Бог, уговаривать остаться.
— Нет, — с дергающимся от ярости лицом он резко повернулся и вышел, направляясь в кабинет Класа.
Билли Дон только что подъехала к 7-й авеню, 550. Подхватив с сиденья огромную сумку, она выскользнула из арендованного лимузина и, поблагодарив шофера, в изумлении смотрела на демонстрантов. Ее глаза остановились на плакатах и отвратительных увеличенных фотографиях. Когда кто-то сунул ей в руку листовку Лиги защиты животных и она быстро пробежала ее глазами, ей показалось, что ее вот-вот стошнит.
Снимки агонизирующих норок. Лисы, бьющиеся в капканах. Детеныши котиков, забиваемые на глазах у матери. Сотни енотов в переполненных клетках. До смерти перепуганные, изувеченные животные. Газовые камеры для быстрого умерщвления. Целые поточные линии с конвейерами, где животные вспарываются и освежевываются. Фотографии зверей, отгрызающих себе лапы, чтобы вырваться из капкана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
