Грамматиков направил себя вверх по лестнице. По немытой десятилетиями, истоптанной крысами, излеженной алкоголиками, иссиженной пацанами лестнице, которая сейчас ему показалась чужой и враждебной.
В данный момент, конечно, пригодилась бы доза наркоинтерфейса, снимающая страх и бздение, но горсть мелочи — все что удалось получить по украденной чип-карте, которая тут же была заблокирована — это все его запасы...
Ноги казались ему сделанными из толстых стальных прутьев вроде тех, которыми когда-то армировали бетон. Словно сдавленное в жестяной коробке натужно билось сердце. А еще Грамматикову показалось, что кто-то вместе с ним вошел в дверь и поднимается следом по лестнице. Но в его положении не стоило обращать внимание на подобные мелочи.
Вот и дверь квартиры, под краской проглядывается надпись, которую он процарапал своим первым перочинным ножиком. "Андрюша уже не маленький". В тот день семилетний Грамматиков за счет нехитрых приемов увидел трусики у своей классной руководительницы...
Выпуклый глазок видеокамеры раскололся, наверное, под напором "сил свободы" в дни падения старого Питера.
Табличку с именем, похоже, кто-то уже пытался свинтить.
Грамматиков поднес руку к звонку.
Черная с выщербинками (как они могли образоваться?) кнопка тянула его пальцы к себе как пылесос.
Но Грамматиков не смог надавить на нее, хотя чертовски давно не был дома. Если его ждет засада, то именно здесь.
Грамматиков снова спустился на первый этаж, и выглянул через дверь, полупрозрачную из-за плесени.
Как снова выйти на этот замкнутый пятачок двора, где он будет представлять собой такую удобную мишень для стрелков, находящихся на верхних этажах...
Чёрт, какие стрелки, какой пулемет? Стоп, отставить этот заразный солдафонский бред, источником которого был невменяемый Сержант.
Я — мирный, трусливый, спокойный, вернее очень психованный, но от этого еще более мирный интеллигент, всего навсего удравший из психушки. Да, побывавший на войне, но никак не отличившийся, обычное пушечное мясо.
На него сегодня не охотятся снайперы и ракетчики, за ним максимум явится наряд из санитарного отдела полиции.
Упакуют и увезут обратно. И пусть там его залечат так, чтобы он забыл про техножизнь. Да и зачем ему этот бред? Если она когда-то и начнет развиваться, от техноинфузорий, к технодеревьям и технодинозаврам, то он к этому не будет иметь никакого отношения.
Грамматиков дошел до мусорного бака и начал копаться в мусоре, который выбросила его мать. На глаза попался обрывок вчерашней газеты. Мама все никак не может запомнить, что в послевоенном постиндустриальном мире газеты не нужно бросать в мусорный бак, что они съедобные, и обладают химическим составом и вкусом, соответствующим макаронам. Учитывая, что прежних дешевых продуктов больше нет (новые власти заставляют население вертеться, зарабатывать и приносить прибыль), то газетным гарниром пренебрегать не стоит.
В съедобной газете — анимация, радующая сердце любого добропорядочного горожанина.
Генерал-губернатор Свободной территории Ингерманландия, она же мэр Открытого города Санкт-Петербург — госпожа Лера Найдорф. Улыбочка у госпожи губернаторши, как у хорошего наноструктурного робота. А может она и в самом деле не вполне человек?
Начальственная дама открывает в Сити новый потрясный объект — нанопластиковый ДОМ СВОБОДЫ, который сам растет согласно заложенной в него программе, сам потребляет и выделяет. Уже сейчас в нем, считая по самой высокой башне, километр, а будет еще больше. В доме расположился музей мучеников за свободу имени Джохара Дудаева, мемориальная фондовая биржа с памятником репрессированным отцам-основателям крупного российского бизнеса, Церковь Терпимости, производительностью сто однополых браков в сутки, образцовый Чайна-таун на пятьдесят тысяч китайцев, и мечеть, крупнейшая на территории экс-России. Сладко кричать муэдзину, владельцу искусственной гортани, с километровой высоты...
Грамматиков с мудрым видом сел возле помоев, как археолог около костяка древнего человека.
Картофельные очистки, настоящие, сегодняшние. Маманя так и не привыкла к продуктам из наносборщиков, которые лежат по бросовым ценам почти в каждой лавке, насыщая радостью сердца бедных, но любящих пожрать граждан.
Еще газета, только двадцатилетней давности, тонкая и дряблая как кожа мумии. Похоже, что ведомственная многотиражка. На пожелтевшей фотографии его маме вручают орден за ликвидацию киднеппера и работорговца, Аслана такого-то. Уж не того ли бандита, который родил Марину Аслановну. Впрочем, какая сегодня разница...
А вот, похоже, мама совершила давно намечавшуюся уборку в его комнате. Множество упаковок от использованных лекарств, в основном успокоительных и слабительных. Сломанный карманный компьютер, которым, похоже, заколачивали гвозди, некогда классный дисплейчик с голографическим расширением выглядит так, будто им заколачивали гвозди, из дыры сыплется труха, все что осталось от нанотрубок процессора. На обрывках сенсобумаги люминисцируют остатки текста. Надо ж, это черновики его опуса о грядущей техножизни: "Нам не нужен искусственный интеллект, бесконечно далекий от нас и желающий избавиться от нас, как от паразитической биомассы. Нам нужна искусственная жизнь, функционирующая по схожим с нами принципам, с которой мы будем комплиментарны как хороший муж с верной женой..."
А вот это что?.. Визитная чип-карта на имя Бориса Дворкина.
Грамматиков провел по ее рельефу пальцем и неожиданно сработал скин-коннектор, который вроде был уничтожен прибалтами перед отправкой в концлагерь!
Перед носом Грамматикова в виртуальном окне зажглась неоновая вывеска. Адрес. Значит, этот самый Борис реально существует...
Грамматиков прошел сквозь подворотню на улицу. На улице Гороховой текла обычная послевоенная петербургская жизнь.
По улице гуляют юноши и девушки, словно вышедшие из манги. Их одежда стилизована под школьную форму времен империи, лица скрыты или, вернее, смазаны, тончайшими нанопластиковыми масками. Мимика масок программируется, сегодня в моде выражение "сама невинность". Около рта мушка микрофона. В круглых глазах мелькают искорки и огоньки, это плавают на слезной подушке мономолекулярные проекторы. Они втюхивают в юные мозги чудеса, сотворенные дрим-компьютером.
Юноши и девушки гуляют, но не друг с другом, потому что это невыгодно, а вдвоем с клиентом, пузатым немцем или толстопятым америкосом.
Свободный город Петербург — мировая столица терпимости, маяк голубого мира... Вот канальи, педики обдолбанные, набить бы им морду, побрить череп и вперед, марш-бросок через болото с полной выкладкой и песнями...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
