точным, то у тебя была доброкачественная опухоль в правой височной доле. И то, что мы смогли с тобой поговорить – счастливое совпадение целого ряда обстоятельств.
– Что значит – счастливое совпадение?
– Чтобы ты понимал, Петр, доброкачественные опухоли очень сложно диагностировать. По статистике, они выявляются только у одной трети больных. Плохое питание, аллергическая отечность слизистой в сочетании с системой регулировки давления в самолете удачно её проявили на ранней стадии. Не сложись эти факторы вместе, шансы на успешное завершение операции резко снизились бы.
– Что ещё за система регулировки давления? – переспросил я, хмурясь.
– Я и сам особо не в курсе, просто уточнял причину проявления ранних симптомов. Знаю только, что в самолете автоматически понижают давление, прежде чем он наберет высоту. Для здорового человека в этом нет ничего страшного, уши заложит, и все, а вот опухоль себя проявила.
– Понятно. А почему настолько сложно диагностировать? Мы же не в средние века живем.
– Тут-то и заключается весь секрет. Человек не понимает, что болен, его сознание воспринимает симптомы как норму, пытаясь связать в логичные цепочки. Всё время ты рассказывал о чудо-фигурке и её влиянии на тебя, совершенно не подозревая о том, что это обычная выдумка.
– Но как же это может быть выдумкой, если я действительно её нашел?!
– Нет, фигурка, наверное, была. По сути, это не важно. Но только те мистические свойства, которые ты, Петр, ей приписал, отсутствовали. Скорее всего, на такое решение повлияло просмотренное фентези о наделенных силой артефактах, возможно, компьютерная игра.
Мне ужасно не хотелось в это верить, я не мог даже предположить, что сказанное Стефаном может быть правдой. Я слишком многое получил, слишком многое прочувствовал и узнал, чтобы это было неправдой. Даже само предположение о возможности выдумки казалось недопустимым.
– Не понимаю, как такое возможно?! – пробубнил я себе под нос с обидой на весь мир.
– Давай я перечислю тебе симптомы, сопровождающие опухоль головного мозга, а ты сам попробуешь привязать всё под свой рассказ. Итак: искажение пространственного восприятия, расстройство схемы тела, вестибулярные деперсонализационные расстройства, приступообразные галлюцинаторные расстройства, нарастание состояния оглушенности, перемежающееся с вялостью и апатичностью. Мне продолжить?
Каждое сказанное Стефаном слово эхом отражалось в моем сознании, каждый симптом был привязан ко мне со стопроцентным совпадением. Только такая безжалостная сволочь, как Стефан, могла с такой легкостью разрушить укоренившуюся веру во что-то необычное, испепелить тебя изнутри. Я начал сомневаться в реальности этого мира.
– Так что же из рассказанного мною было правдой, а что – нет?!
– Именно выяснением этого мы и занимались здесь всё это время. Больные с опухолью плохо ориентируются в месте и времени, а их сознание умело связывает события реального мира с вымышленными. Неужели ты, Петр, думаешь, что мог смотреть на предметы в комнате своей сестры, лёжа в своей? Или что тебя кто-то преследовал?
– А что же было, с вашей точки зрения?
– Мы пытались уточнять по ходу рассказа факты, происходившие вокруг тебя, насколько это было возможно. Судя по твоему состоянию, ты точно был в какой-то неблагополучной стране около девяти месяцев, но в пределах Европы. То, что происходило там, нам выяснить не удалось. Но подумай, бывают ли поезда без окон и дверей, конопляные заросли, лесопосадочные полосы из фруктовых деревьев и пляшущие коровы?..
– И что, это были галлюцинации?
– Многое из рассказанного – определенно. Были фрагменты, которые сознание исказило и преувеличило в масштабах. Однозначные преувеличения. Неужели в Европе могли существовать такие абсурдные места или произойти события, когда матери ели своих детей? В пределах нашего столетия – точно нет.
– Да, но я точно помню, к примеру, тот поезд.
– Никто не говорит, что его не было. Ты случайно мог увидеть пустой вагон на каком-то полустанке, связать со старым фильмом про Индию и поезда, битком набитые по крышу индусами. Добавь к этому немного фантазии – и получается твой «ковбойский поезд». К примеру, всё то, что тебя так сильно всполошило здесь, было на самом деле. Твоя бывшая девушка Лиза действительно проходила собеседование на полиграфе, она уже полгода работает в госучреждении, имеющем доступ к секретным данным. Это была стандартная процедура для приема на работу. Пожилую пару мы не нашли, но у школьниц действительно был карантин, а источником распространения оказался отец одной из девочек, приехавший незадолго до событий из командировки. Договор на ремонт парка был заключен ещё год назад, и работы начались именно в установленные сроки. Пара военных… Пара по соседству с твоими родителями так и живет там. Им пришлось уйти в отставку из-за нестандартной для армии ориентации, и они осели неподалеку от твоих родителей. Всё объясняется элементарно. Твой мозг связал вещи, абсолютно между собой не связанные, добавил ко всему прочему панический страх – и вот уже совершенно нормальный человек начинает творить абсурдные вещи.
– Могу себе представить, как глупо выглядел мой рассказ, – с поникшей головой сказал я, немного даже покраснев.
– Отнюдь. Данные, полученные от тебя, дадут возможность повысить шансы раннего выявления опухолей, основываясь на модели поведения. Это, конечно, не лекарство от рака, но ценность полученных данных высока.
– Неужели так мало людей рассказало о своих глюках?! – удивленно поинтересовался я.
– Ты себе, Петр, даже не представляешь, как мало. Данных практически нет. Пока начинают проявляться симптомы, явно указывающие на опухоль, от человека уже мало чего можно добиться. Больные не понимают, что больны, и чаще всего гробят себя или свою жизнь, даже не подозревая об истинной причине. По статистике, в психиатрических клиниках посмертное вскрытие показывает, что три-четыре процента больных имели доброкачественные опухоли мозга, а не психические расстройства. Поэтому ты – наш редкий экземпляр.
– Теперь понимаю, почему клиника решила оплатить мое лечение.
– Именно так. И тебе очень повезло, что опухоль была выявлена на ранней стадии. Хирургическое вмешательство в фазе субкомпенсации имеет менее шести процентов летальных исходов, а в фазе глубокой декомпенсации – уже около сорока.
Этот факт меня поразил до глубины души. Не будь у меня сопель на амброзию или реши я поехать поездом – не исключено, что моя жизнь закончилась бы на хирургическом столе или, чего доброго, в психушке, где до конца дней меня лечили бы от несуществующей болезни. Представить только, для четырех процентов пациентов психбольницы являются тюрьмами, куда их по ошибке заточили доктора, лишив права быть нормальным!
Полученное разъяснение успокаивало. Да, конечно, очень обидно было узнать тот факт, что сознание сыграло со мной злую шутку, узнать, что я обычный человек. Но внутри меня ощущались изменения, фигурка это сделала или опухоль, было не важно, главное, что я чувствовал изменения в себе. Вырезав ненужный кусок в моей височной доле, меня лишили возможности продолжать трансформироваться дальше, но вместе с тем и спасли от
