очки влияния. Как раз та встреча писателей-коммунистов со Сталиным ознаменовалась их серьезной победой:
«Выступлением Сталина была завершена дискуссия. Слова вождя о том, что «рапповцев надо привлечь к работе», позволили Горькому еще раз заступиться за рапповских руководителей. Он предложил для достижения единства в среде коммунистов ввести в состав Оргкомитета: Авербаха, Макарьева, Ермилова.
Писатели и менее охотно члены Политбюро поддержали Горького».
Именно это назначение спровоцировало настоящий скандал на втором, расширенном собрании, где с вождями встречались в основном беспартийные писатели-«попутчики».
Процитирую воспоминания К. Л. Зелинского «Вечер у Горького»:
«— Ну, теперь желательно, чтобы высказались товарищи беспартийные, — говори Горький.
— Дайте, я скажу, Алексей Максимыч, — говорит Сейфуллина, — я сижу как раз напротив Вас, дайте я скажу. Я, товарищи, в отчаянии от того, что вы хотите снова ввести в состав Оргкомитета трех рапповцев. Я в отчаянии, потому что едва только мы успели вздохнуть, едва успели приняться за работу... — в комнате движение и шум. — Ну, кажется, Вы же, Алексей Максимыч, ругали Оргкомитет, говорили, что он работает плохо...
(Надо сказать, что предложение о введении рапповцев в Оргкомитет, — это была инициатива Горького, и он уговорил Сталина на это дело).
—Но просто учтите, что мы, наконец, вздохнули и снова получили возможность писать. Ведь у нас некоторых писателей до того довели, что они слепнут. Вот. Тынянов, неплохой писатель, хороший писатель — его до того затравили, что он даже начал слепнуть. (Шум, голоса: «Неправда!». Катаев пытается встать: «Сейфуллина, зачем Вы говорите неправду?»). Сейфуллина продолжает говорить, Сталин поддерживает ее:
— Ничего, пусть говорит.
Сейфуллина:
— Мое время уже истекло?
Сталин:
— Мы попросим продлить. — Поднимает руку.
Сейфуллина: — Ну, если Вы, товарищ Сталин, скажете продлить, то они, конечно продлят. Так вот, введение рапповцев в Оргкомитет опять охладит всех писателей. (Голоса: «Ну, почему всех? Говорите от себя!») Ну, хорошо, не всех, я буду говорить только за себя. Я вот так думаю.
Сталин:
— Я уверен, что и другие тоже так думают, только не говорят, а сочувствуют. — Сам делает рукой такое волнистое движение по залу.
— Я, товарищи, не боюсь говорить от своего имени. — Сейфуллина отвечает на реплику Березовского. — Да, я вот такая контрреволюционерка. Не верю я тому, что обещает Авербах. Могу я не верить?
Горький встает и проходит на угол стола (стол был буквой «г»), где сидели Всеволод Иванов, Киршон, Афиногенов, Катаев. Что-то им шепчет на ухо. Слово тогда просят одновременно Катаев и Всеволод Иванов. Говорит последний:
— Меня вот очень огорчила товарищ Лидия Николаевна Сейфуллина. Огорчила тем, что все свела к введению в Оргкомитет рапповцев. Я не вижу в этом ничего плохого. РАПП и раньше, несмотря на свои ошибки, принес нам всем много пользы. Вот меня, например, РАПП бил два года. И ничего худого из этого не вышло. Я человек крепкий, меня этим не проймешь».
Чтобы реакция писателей стала немного понятней, сообщу, что к тому времени все уже поняли, что Авербах и компания пользуются полной и безоговорочной поддержкой Горького. А Горький в те времена был недвусмысленно объявлен партией единственным и безальтернативным вождем советских писателей. Он был фактически всесилен, достаточно вспомнить, что ни один из предложенных им проектов не был отклонен Сталиным. Какие-то идеи «буревестника Революции» нравились вождю больше, какие-то меньше – но реализовывались все, без исключений.
Это что касается возможностей Авербаха и компании.
Что касается возможностей самого Фадеева, то… у него их практически не было. Фадеев, безусловно, считался одним из ведущих советских писателей, он не утратил этого статуса, разругавшись с РАППом, у него было довольно много должностей – но и только.
Его не прикрывала семья, как Авербаха, за ним не стояло крупных фигур, равновесных Горькому. Единственный козырь, имевшийся у него на руках - хорошие отношения с Землячкой, которая сама была на вторых-третьих ролях, - против рапповских козырей не играл совсем.
Наконец, единственную аппаратную группировку, чьими ресурсами он мог воспользоваться, он только что покинул сам, громко хлопнув дверью.
Все это вместе взятое заставляет сомневаться в корыстной подоплеке резкого разрыва Фадеева с РАППом. Уж больно не вовремя он испортил отношения – на тот момент Фадеев мало что мог сделать авербаховцам, а вот ему жизнь могли испортить конкретно.
Чем авербаховцы и занялись.
Вчерашние близкие друзья принялись бить друг друга насмерть.
Посмотрите на это фото 1930 года. Слева – Фадеев, внизу – Киршон. Лапочки же, да?
Через несколько месяцев после выступления Фадеева старый ростовский друг решил продолжить свою переписку со Сталиным. Только сменил жанр, и вместо привычной презентации пьесы, поставив в копию Л.М. Кагановича, написал полноценный донос:
«Дорогие товарищи!
Я считаю себя обязанным сообщить Вам о новых попытках разжигания групповой борьбы между литераторами — коммунистами. <…>
С тех пор, как тов. Фадеева избрали заместителем председателя Оргкомитета, началась непристойная и недопустимая перед съездом кампания борьбы за руководство вместо честной партийной подготовки съезда. Началась беспринципная, без всяких оснований, «проработка» отдельных товарищей.
По отношению ко мне лично, например, это можно видеть в совершенно наглядной форме не только в попытках всячески дискредитировать меня, как литературного работника, но даже и в отношении к спектаклю «Суд». Стоит лишь посмотреть политически шельмующую меня и издевательскую по отношению к пьесе статью Васильковского о «Суде», напечатанную тов. Динамовым в «Литературной Газете» (№ 24 от 23 мая). Число подобных примеров может быть умножено. <…>
Со всей решительностью нужно сказать, что работа Оргкомитета была слаба. Однако, в деле собирания сил коммунистов последнее время проводилась политика объединения коммунистов, независимо от их принадлежности в прошлом к той или иной группе. Сейчас, вместо политики консолидации, в Оргкомитете начинает вестись политика развертывания борьбы, начинает торжествовать курс, взятый тов. Фадеевым, курс на отсечение ряда товарищей от общей работы во фракции.
С коммунистическим приветом В. Киршон
31.5.1933».
В следующем году – новый удар. В «Литературной газете» выходит статья Святополк-Мирского «Замысел и выполнение» с резко отрицательной оценкой «Удэге».
Исследовательница Наталья Громова в своей знаменитой книге «Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы. Из литературного быта конца 20-х–30‑х годов» пишет об этом так: «Теперь он в своеобразной опале. У него окончательно портятся отношения с Горьким, который не простил ему скорый разрыв с РАППом, с Авербахом. Нелюбовь Алексея Максимовича доходит до того, что в начале 1936‑го он закажет недавно приехавшему в Союз Святополку-Мирскому ругательную статью на «Последнего
